Проснулся я раньше других. Сквозь щели на входе серело небо. Я выбрался из пещеры. Перед входом неярко горел костер.
– Человек Без Волос мало спит, – сонным голосом сказал молодой охотник. Он охранял покой сородичей.
– Давай посидим вместе, – предложил я.
– Давай.
Я прислушался к звукам ночи. Кругом незнакомые шорохи. Глаза напряженно вглядывались в темноту.
«Да что это со мной? Я как первобытный охотник, начеку», – удивился я своему новому состоянию.
На поляне внизу появились черные тени. Я схватил парня за руку, показал:
– Смотри. Смотри.
Он лениво бросил взгляд вниз:
– Шакалы.
Те двигались неуверенными шагами. Подошли ближе. Огонь притягивал их. Но одновременно и пугал. То замирая на месте, то приближаясь к скале, они повизгивали. В их блестящих глазах отсвечивало пламя костра. Острые уши торчком чутко ловили ночные звуки.
Подул легкий ветерок. Он принес неприятный запах.
– Так пахнут шакалы? – спросил я.
– Фу! – кривясь, повел носом парень.
Набрал пригоршню камней и бросил вниз. Камешки, видимо, достигли цели. Раздался визг. Поджав хвосты, шакалы разбежались.
Я подбросил в костер сухую ветку. Розовело небо на востоке. Утренний свет разливался по спящему лесу, вычерчивал контуры далеких горных вершин.
Прощебетала свою первую песенку ранняя птичка. Медленно, будто не проснувшись, выплыло солнце.
Один за другим стали выходить люди.
– Пойдем вниз костер разводить, – предложил Рысенок.
– Пойдем. Только у меня нет спичек.
– Нет чего? – не понял малыш.
Что ты будешь делать! Снова я сказал невпопад. Да какие спички могут быть в каменном веке?
И тут же исправился.
– Пойдем. Только я не умею. Научи меня.
– Хорошо. Давай попробуем вместе.
– Давай.
– Берем вот такую сухую ровную палочку.
– Это – тонкий прутик.
– Правильно. И вот этот кусочек дерева. Щепку плоскую с углублением. Теперь зажми прутик в ладонях. Три ладонь о ладонь, чтоб прутик вращался. И немного нажимай.
Я попробовал:
– Но руки сползают вниз по прутику.
– А ты снова берись за верхний конец. Вращай, что есть силы.
Я старался. Делал так, как учил Рысенок.
– Смотри, опилки. Дай я их сдую, чтоб не мешали, – предложил я.
– Нет! Нет! Без них нам не добыть огонь.
Вдруг Рысенок просиял:
– Смотри, опилки чернеют.
– Ура! Идет дымок!
Мальчик поднес пучок сухой травы. Я не переставал вращать веточку. Неожиданно вспыхнул огонек.
– Ура! Загорелось! – закричал Рысенок.
– Это совсем просто, правда?
– Конечно. Нужно только брать сухое дерево. И быстро вращать прутик.
Я поднялся к пещере. Там у самого входа лежали запасы еды. Корешки, сушеные грибы, ягоды. Какие-то зерна. Все было аккуратно разложено… (я не верил своим глазам!) в черепах мамонтов. Люди приспособили их громадные головы под кладовки. Я набрал всего понемногу и вернулся к костру. Двумя голышами натолок зерен. По виду они походили на пшеницу.
Камни вокруг костра уже раскалились. Я смешал толченые зерна с водой. Помял лепешку и положил её на плоский камень.
– Что делаешь ты? – наклонился ко мне Рысенок.
– Пиццу, – пошутил я.
– Что, что? Где птица? – уставился он на мое творение.
– Сейчас увидишь.
Я накрошил кусочки вчерашнего жареного мяса. Положил несколько грибов. И, не найдя ничего лучшего, накрыл блюдо горстью сушеных диких яблок.
Рысенок понял, что приставать ко мне с расспросами бесполезно, и сидел молча.
Когда пицца была готова, мы поделили её поровну и с аппетитом съели. Справедливости ради скажу, что ничего более вкусного я не пробовал.
После завтрака человек десять ребят уселись на траве вокруг старого охотника.
Рысенок взял меня за руку:
– Пойдем. Надо слушать.
– Кто скажет, что я держу в руках? – старик показал мальчишкам кусок плоского камня. Он был полукруглый и заостренный по краю.
– Знаем. Это – скребок.
– Чтоб мясо от шкуры отделить.
– А это что?
Второй камень был длиннее первого.
– Знаем. Это – резец.
– Он чтоб тушу мамонта на части разделить.
– Им еще можно шкуры разные резать. Чтоб одежду шить.
– А это что? – спросил старик.
– Топор! Топор! – загалдели ребята.
– А как он появился?
Ребята молчали. Они этого не знали.
– А вот как. Сперва человек приспособил острый камень. Возьмет его в руку. Вот тебе и нож. Или рубило.
Слушают ребята внимательно. Слушаю и я. А старик продолжает:
– Напал как-то человек на медведя. Да не может его одолеть. Зверь лапами машет. Охотника с ножом не подпускает.
Думал человек, думал. И сказал себе:
– Привяжу камень к палке. Не достанет меня медведь, а я его – свободно.
Так и сделал. Ловко вышло. И охотнику безопасно. И удар сильнее. Так и родился топор. А еще через время додумался человек: острый конец топора – для охоты. Тупой, чтоб забивать что-нибудь. И молоток родился.
Старик обвел ребят взглядом:
– Теперь пошли на речку. Будем собирать кости больших рыб.
– Зачем? – зашумели ребята.
– Чем наши женщины шьют? – вместо ответа спросил старик.
– Иглами! – сказали одни.
– Проколками дырки в шкурах делают, – ответили другие.
– А из чего иглы делают?
– Из костей больших рыб!
– Теперь поняли, зачем вас на реку веду?
– Поняли! Поняли!
Много чего интересного старик по дороге рассказал. А как к реке пришли, показал:
– Вдоль берега идите. Да помните: в дело идут кости длинные и острые. Выбирайте такие, чтоб длиной с ладошку.
Мы с Рысенком пошли вверх по реке. За полчаса набрали целую пригоршню. Старик сел на большой камень:
– Смотрите, что дальше будет. В левую руку берем плоский камень. Кость – в правую. Старик обвел взглядом своих учеников:
– Все поняли?
– Поняли! Поняли!
– Толстый конец обточите. Пусть гладким будет.
Склонились малыши над работой, засопели. У кого кость сломалась. У кого кончик никак круглым становиться не хотел. А Рысенок так и вовсе голыш из рук выпустил да по ноге себе угодил.
Переглянулись мы со стариком, усмехнулись. Трудное это дело – ремеслу учиться.
Сперва у Рысенка дело не шло. Как и у других ребят. Проворчал он себе под нос:
– Вот противная. Опять сломалась.
Надул щеки и пробубнил:
– Это мы кости плохие нашли. Нужно еще новых поискать.
Но час минул, и дело пошло. Улыбнулся старый охотник:
– Не торопитесь. Спешить на охоте нужно. Когда за оленем гонишься. А наше дело тонкое.
Как поучились ребята иглы шлифовать, показал им старик как ушко делается. Непросто на первых порах осколком каменным дырочку в кости просверлить.
Да шаг за шагом и этому научились.
Потом ребята отдохнули и в речке вдоволь накупались. А как обсохли, старик послал их в молодую рощу.
– Теперь идите шалаш строить. Как я учил в прошлый раз.
Смотрел я на мальчишек и диву давался:
– Вот здорово у них выходит!
Рысенок ловко забрался на тонкое деревце.
– Тяните, – крикнул он сверху.
Ухватились его друзья за ветки соседнего дерева. Потянули с силой. А Рысенок хвать верхушку. И корой гибкой деревья обвязал.
– Теперь это наклоняйте. И вот это, – распоряжался он по-хозяйски.
Сомкнулись вершины над головой.
– Вот и готова крыша.
Наломали малыши веток. Стволы переплели.
– Вот и стены получились.
Старый охотник одобрительно кивнул:
– Хороший шалаш. Хоть сам в нем живи. Молодцы, охотники!
Обрадовались похвале ребята. По заслугам – слова добрые.
– Возвращаться пора, – сказал охотник.
И мы пошли домой.
По дороге кто-то из ребят показал в сторону. На пригорке мирно паслось стадо оленей. Раздался голос:
– Не бегут. Значит некого бояться.
– Лев далеко, – подхватил Рысенок.
– Когда хищник рядом – все прячутся.
Так шаг за шагом мальчики постигали нехитрую с виду мудрость охотника.
Было видно, что они испытывают радость. Сознавали, что они – Люди. Даже этим малышам было понятно, что ни одно, даже самое умное животное, не умеет делать и части того, что под силу Человеку.
Тут ко мне обратился старик:
– Без оружия тебе нельзя. Иди в лес. Добудь палицу. В конце ущелья объявился лев. Он разорвал позавчера девушку. Завтра охотники убьют льва. Ты пойдешь с ними.
Потом порылся в накидке из шкуры. Там у него было нечто вроде кармана. Протянул мне:
– На. Делай копье.
На его ладони лежали два осколка камня и большой острый звериный зуб.
– Это – наконечники для копья, – сообразил я.
Положил их в карман и вместе с Рысенком двинулся в лес. По дороге стал ломать себе голову, как и чем привязать их к палке. Ни проволоки, ни куска веревки не было. Размышления прервал голос Рысенка:
– Завтра будь осторожен. Если лев выйдет на тебя – бей наверняка. Он должен умереть с первого удара.
Я про себя усмехнулся:
– Я то и льва вблизи не видел. Не то, что на него охотился. Но как об этом скажешь малышу? Чего доброго, он на смех поднимет.
Рысенок тем временем продолжал:
– Раненый зверь забывает про смерть. Ты подпустишь льва близко. Ты поразишь его в ноздри. Да?
– Да! Да! – закивал я согласно, будто всю жизнь только тем и занимался, что охотился на львов.
Вдруг на мое плечо легла чья-то рука:
– Проснись.
– Вставай. Уже темнеет.
Я открыл глаза. Рядом стояли мои знакомые археологи.
– А мы на речку идем. Видим, ты под кустом дремлешь. Дай, думаем, разбудим, – говорят.
Огляделся я по сторонам:
– А где охотники? Где Рысенок?
– Какие охотники? Какой Рысенок? – плечами пожимают.
Оказалось, что проспал я часа два.
А вечером у костра про свой сон рассказал. Все-все. Ничего не забыл.
– Вот это да!
– Вот это сон так сон!
– Так об этом рассказ написать можно.
– Интересный рассказ получится.
Подумал я, подумал. Сел и написал для вас, ребята, эту историю. Все, как было, написал.
Гикия – героиня Херсонеса
Случай этот произошел в древнем Херсонесе. Больше как две тысячи лет тому.
Вышла однажды на берег девочка. Солнцу улыбнулась, ветру ладошки подставила. И настроение от этого у девочки совсем хорошее.
Бегает по берегу. Бросит камушек в воду, и песню поет. Бросит еще, и звонче прежнего запевает.
Хорошо!
И почему девочке не петь? Если солнце ласковое. И тебе только-только исполнилось восемь лет.
Наклонилась девочка ракушку поднять. Как вдруг разговор слышит. Решила отозваться, а то вдруг подумают, что подслушивает. И хоть дело было давным-давно, тогда уже ребята правило знали – подслушивать разговоры чужие очень даже неправильно.
Так вот. Хочет она увидеть, кто говорит. А нет никого. Кроме рыбешек серебристых, да чаек быстрокрылых.
– Это не вы говорите, рыбки? – спрашивает.
А те стайками плавают да только хвостиками помахивают.
– Понятно, – говорит девочка. – Никакие это не рыбки.
Вверх глаза подняла. Поверить не может: говорят чайки голосами человеческими. Хотите верьте, хотите нет, а в то время чайки умели говорить. Это же было не в наши времена. Летают чайки низко-низко. Говорят тихо-тихо:
– Ой, бедные мы!
– Наказал нас бог за проказы всякие!
– Что рыбу таскаем у рыбаков.
– Что над людьми смехом глупым смеемся.
– Ой, несчастные мы!
– Отобрал у нас бог цвет белый.
– Будем мы теперь серыми да невзрачными,
– Лишил нас голоса громкого.
– Будет так, покуда Человеку мы дело большое и доброе не сделаем.
Смотрит девочка, а ведь точно. Чайки стали совсем некрасивыми. Плачут да жалуются друг другу:
– Ой, плохая наша жизнь.
– Ни тебе перышками блестящими полюбоваться.
– Ни похохотать во всю силу.
Да только всякий знает, что дела плохие исправлять надо. А как хорошее после плохого сделаешь, так не только себе, а всем кругом приятно и весело.
Решили чайки дело доброе искать.
Тут к девочке навстречу отец идет. Сам высокий и статный. В одеждах дорогих. Поверх хитона наброшен красивый гиматий работы искусной.
– Гикия. Не много времени дадут нам боги бывать вместе. Избрали граждане херсонесские меня архонтом. Стоять за славу города родного буду. В том клятву дал. И слова своего не нарушу.
Слушает девочка, слова отцовские пропустить боится.
– Предстоит мне путь неблизкий, – продолжает отец. – Воевать иду. Снова царь Боспорский Фарнак меч на нас поднял. Ты же в ученье будь первой. Науки постигай, да именем отца своего, архонта Ламаха, гордись.
– Сделаю так, как ты учишь, отец, – говорит Гикия, – не посрамлю имени Ламаха.
– И еще помни, дочь, – продолжает архонт. – В словах будь сдержана. Ибо слово единое, как и поступок единственный, порой скажут о тебе больше, чем вся жизнь. Разными бывают деяния человеческие. Один за счет ближнего богатеет. А как умрет – забудут его. У другого, что ни день, то дело светлое. Стремись и ты, Гикия, делами своими полезной Херсонесу быть.
Сказал так и на войну уехал.
Долго потом херсониты с боспорцами воевали. То одни верх возьмут, то другие. Как бы не война, то жили бы себе счастливо. Достаток и у тех, и других был бы.
Говорят, что в ту пору люди умную пословицу сложили: «Плохой мир любой войны лучше».
Да видать, придумать-то придумали, а вот в мире жить не научились.
Но война войной, а Херсонес-город живет себе.
А чайки все летают да высматривают, кому из людей помочь. Хотят дело большое и нужное сделать.
Видят, а Гикия уже выросла. Да такой красавицей стала. Нет ее краше во всем Херсонесе.
Слышат однажды чайки, как отец говорит Гикии:
– Взрослой ты стала. Просит руки твоей сын царя Боспорского Асандра. Он и послов прислал.
– Слышала я, что молодой царевич собой хорош, – отвечает Гикия. – Но из далекой земли он. Не хочу покидать мой любимый Херсонес, да юношей достойных немало и здесь.
– Это так, дочь моя. Но надежда у меня есть, что браком этим установим мы мир между странами нашими.
Ничего не ответила Гикия. Летают чайки, спрашивают друг друга:
– Ну что, пойдет Гикия замуж за сына Асандра?
– Не знаем! Не знаем!
– Она ничего отцу не сказала!
– Не сказала! Не сказала!
Однажды говорит Гикия:
– Передай, отец, послам мое согласие. Но просить хочу тебя не отправлять меня в сторону чужую.
– Так и я думаю, дочка. Пусть царевич живет в нашем доме. Места хватит. Пусть навсегда покинет Боспор. Так и херсонитам будет спокойней. Зять мой не разгласит тайны Херсонеса боспорцам.
Вскорости свадьбу сыграли. Стали молодые в доме архонта жить.
А дом этот был самым большим и богатым в Херсонесе. Славился он серебром и золотом, многочисленными рабами и рабынями. А уж про добро разное и говорить нечего. Одних коров и овец в загонах стояло целое стадо.
Так прошел год. Умерла мать Гикии. А как еще год прошел, архонта Ламаха не стало.
Течет время. Вышла как-то к горожанам Гикия и говорит:
– Граждане Херсонеса. Скоро годовщина смерти отца моего. Примите от меня все потребное для праздника в память Ламаха. Будет вам хлеб и мясо, вино и рыба. Вспоминайте добрые деяния архонта.
– Ушел от нас человек достойный, – отвечали ей. – Печально это. Но жизненный путь его закончен. Счастливо жил он. Поступал гражданам Херсонеса он во благо. И это нам в радость. Будем с тобой вместе, добрая Гикия, веселиться и петь, водить хороводы в память о нашем архонте, а твоем отце.
Все меньше дней оставалось до праздника.
Однажды на море случай вышел. Была ночь. Было звездное небо без единого облачка. И дорожка лунная по глади морской. Отдыхали чайки на скалах прибрежных. Кто спал, кто дремал. Вдруг слышат они речь боспорскую:
– Лодку правь к берегу. К стене крепостной. В месте укромном нас уже поджидают.
– Ха-ха. Ну и здорово придумал царевич. По десять да по двенадцать воинов приезжать будем. Да все тайно, – отвечает ему тихо другой голос.
– Никто и не заметит, как отряд сильный в подвале Гикии соберется.
– Хитер наш царевич. Как и отец его хитер.
– Да уж. Не занимать коварства старому Асандру, – зло усмехается воин. – Друга и соратника своего – царя Фарнака трона лишил. А самого убил.
Вдруг видят чайки, разыгралось море, засвистел ветер. То боги морские про подлость боспорскую прознали. Норовят лодку опрокинуть. Да близок берег. Едва удалось боспорцам выгрести. Свой разговор закончили они уже на земле:
– Коль все удачно сложится, будет тут заварушка.
– Ха-ха! В день памяти Ламаха.
– Как херсониты ко сну отойдут, всех перебьем. И город разорим.
– И в ворота наших братьев пустим, – закончили боспорцы.