От резкой перемены, в ушах немного звенело и только нервное дыхание всех членов экипажа, пробивалось сквозь этот звон. Все молчали и каждый думал о чем-то своем, пытаясь хоть как-то угомонить свой страх, а уж тем более не показать его другим. Все ждали. Ждали…
– Высота 8 тысяч метров… 7 тысяч метров… – начал отсчет Ник, делая длинные паузы, – … 6 тысяч метров … 5 тысяч … 4 тысячи…
Катя смотрела на датчики, изредка, поглядывая в иллюминаторы, за стеклами которых, быстро приближаясь, мелькал красный пейзаж Марса. Внизу, с огромной скоростью, проносились горы, равнины, кратеры, овраги, а затем, с той же огромной скоростью, исчезали под полукруглой стенкой носа ЖДК.
– Скорость? – спросила Катя, посмотрев на Ника, и освободив свою руку от его захвата, аккуратно подергала ручку правого джойстика.
– 45 метров в секунду, – ответил тот, посмотрев на индикатор слева от себя, – Высота 2 тысячи метров.
Через несколько минут, с одного и другого бока ЖДК раздались два одновременных щелчка, а затем послышался неприятный скрежет, который через секунду стих.
– Сброс маневровых крыльев успешно выполнен, – равнодушно произнес электронный голос, – Выпускаю тормозной парашют.
Сверху раздался сильный хлопок и ЖДК резко дернулся.
В наушниках взвизгнул женский голос, потом еле слышно что-то забормотал по-японски.
– Господи помоги…, – тихо сказала Катя по-русски и вцепилась обеими руками в ручки полулежащего кресла, – Прошу тебя… Помоги…
– 800 метров, 600 метров, – продолжал считать Ник, следя за высотомером.
– Скорость? – спросила Катя.
– Падает, – ответил тот, посмотрев на индикатор скорости, затем вновь уставился на датчик высоты, – 400 метров, 300 метров, 250 метров, 200 метров, 150, 100… – а затем стиснув зубы, крикнул, – Ну давай же. Давай… Ну…
Сверху что-то клацнуло, и в это же время, снизу раздался громкий, мощный рокот. ЖДК вновь резко тряхануло.
– Тормозной парашют отцеплен, – все также равнодушно сказала Ипа, – произведен запуск реверсивных двигателей. Вывожу противоударные пружины.
Снизу зазвучал жужжащий звук.
– 50 метров, 40 метров… – голос Ника, как тикающий маятник, отсчитывал остатки расстояния до планеты, – 30 метров… 20…10…Всем приготовится к удару!
Катя задержала дыхание и сильно зажмурилась.
Удар был неслабый. Снизу раздался треск и скрежет, а затем наступила тишина, прерываемая, плавно угасающим рокотом двигателей. Время как будто застыло. Все, как будто, замерло, в ожидании непонятно чего. И вот наконец, через несколько минут, эту, казалось бы долгую тишину, перебиваемую частым и тяжелым дыханием в наушниках, нарушил испуганный, и в тоже время радостный голос Этьена, – Да. Да. Да. Твою же мать. Мы еще живы. Я люблю НАСА. Люблю. Люблю. Люблю, – и он хотел крикнуть еще что-то, но его перебил командный голос Нади, – Хватит вопить. Мы поняли, что ты жив, – затем сделав паузу, она обратилась к остальным членам экипажа, – Все целы? У всех все в порядке?
– В порядке! – тяжело дыша, отзывались мужские и женские голоса, – Все в порядке! Все в норме!
– Кэт, ты как? – услышала Катя в наушниках голос Ника и почувствовала, как его рука осторожно дотронулась до ее плеча, – Кэт не молчи. Ты в порядке?
– Да. Все хорошо, – ответила она открыв глаза и посмотрев на Ника, – Я просто… Я просто задумалась. Все хорошо.
– Никому не вставать. Всем сидеть на месте, – спокойно сказала Надя, – ждем отсчета ИИП.
Катя обвела взглядом приборную панель, и посмотрев на зеленые огоньки, довольно улыбнулась.
– Думаю с ЖДК все в порядке, – немного уверено сказала она, слегка покосившись на Ника, – Судя по индикаторам – все в норме.
– Ждем ИИП, – с твердостью в голосе повторила Надя, – Действуем по инструкции.
Катя послушно замолчала, и еще раз взглянув на панель, стала смотреть в иллюминаторы, пытаясь хоть что ни будь увидеть сквозь красно-ржавую пелену пыли, поднятой реверсивными двигателями. Эта пыль заволокла все, абсолютно все. Не было видно ничего, кроме полукруглого, выпуклого носа ЖДК. Казалось, что красно-розовый, непроглядный туман окутал собой всю планету, и этот туман не был похож на тот земной, который со временем постепенно исчезает, высвобождая то, что он поглотил. У Кати возникло чувство, что этот красно-розовый, ржавый туман не растворится никогда и что она не увидит ни марсианского неба, ни марсианского солнца, ни красивых марсианских пейзажей, о которых она так мечтала. Подумав о небе и о солнце, она неожиданно вспомнила Землю. Вдруг, картины прошлого побежали перед ее глазами: детство, юность, начало взрослой жизни, все плохие и хорошие переживания. Вся ее жизнь, мгновенно пролетела перед ее внутренним взором, оставляя на душе, нехороший осадок. Осадок, от которого, как казалось Кате, она уже давно избавилась. Под ложечкой у нее еле заметно засосало и сделалось немного страшно и тоскливо. Странное ощущение охватило ее. Ощущение знакомое, но давно забытое. А за ним, в душе появился непонятный ужас.
«Что со мной?» – подумала Катя, – «Что это? Тоска по Земле-матушке? А ведь я больше никогда не увижу Землю. Никогда. Может быть, в скором будущем, человечество достигнет таких высот, что сможет беспрепятственно летать на Марс и обратно, но меня, возможно уже не будет в живых. И почему я об этом не думала так, как сейчас, когда исправить уже ничего нельзя», – под ложечкой снова засосало, – «Никогда», – завертелось у нее в голове, – «Никогда не увижу Землю».
Пыль, за стеклами иллюминаторов, постепенно оседала и начинала медленно вырисовываться поверхность Марса. Катя вглядывалась, но отчетливо увидеть ничего не могла. И чем понятней становился пейзаж, тем больше отпускал ее необъяснимый страх, и тем радостнее и сильнее начинало стучать ее сердце. И чем ярче проступал ландшафт, тем бледнее становились мысли о Земле, и о пережитом прошлом, как будто они тоже опускались на поверхность и потихоньку покрывались толстым слоем марсианской пыли.
– Сканирование комплекса завершено, – внезапно и все так же равнодушно сказала Ипа, -Суммарный уровень повреждения составляет 1,67%. Ошибок программного обеспечения не обнаружено. Важные жизненные и вспомогательные функции комплекса в норме. Герметичность отсеков в норме. Более точные данные вывожу на голопроэктор.
Над головами Ника и Кати вылезла круглая, небольшая, полупрозрачная линза, которая засветилась и перед пилотами появилась трехмерная, вращающаяся голограмма ЖДК. Чуть ниже мелькали цифры и график, показывающий уровень и классификацию поломки, а также возможную причину и способы ее устранения.
– Ипа, на сколько мы отклонились от зоны высадки? – спорила Надя.
– Посадка в точку приземления произведена успешно, -ответил женский электроный голос, – отклонение составляет всего 2,56%.
– В яблочко, – не сдержав восторга крикнула Надя, а затем обратилась к Нику, – что там у нас?
– Повреждены две противоударные пружины. Нет электричества на «кухне», – радостным голосом сообщал Ник, смотрев на голограмму, – короткое замыкание в третьем щитке, сгорел воздушный фильтр в верхней камере, и-и-и-и, -потянул он, как будто наслаждаясь, – вроде все, поломок больше не обнаружено.
Пока говорил Ник, стояла гробовая тишина. Все ожидающе молчали, тщательно прислушиваясь к каждому его слову, но после того как он закончил, уже смело и не боясь услышать упрек командира, снова раздался голос Этьена, – Добро пожаловать на Марс. Да, да, да черт побери, мы сделали это. Я-я-я-х-х-у-у. Жаль, что мы не взяли с собой шампанское, а то бы я открыл одну бутылочку, да окатил вас с ног до головы.
В наушниках зазвучал смех и восторженные возгласы.
– Я люблю. Люблю. Люблю НАСА, – еще раз признался в любви Этьен, отстегнул ремень и, сделал несколько неудачных попыток встать с кресла, – Что-то я отвык от гравитации.
– Привыкай, -со смехом сказала Томоко и кряхтя, последовала его примеру, – Надо было больше заниматься на тренажерах, а ты лентяй отлынивал.
– У меня нет комплексов, по поводу своей фигуры как у некоторых, – шутливо ответил Этьен, – я и так знаю, что я стройный и красивый, и бегать в космосе, как хомячок по кругу, я и не собирался еще во время нашей подготовки на Земле. Да кстати, благодаря мне вы сэкономили немало провизии, потому что я не тратил калории, реже чувствовал голод, а значит и меньше ел.
– Если бы ты меньше ел, – засмеялась Катя, – Ты бы сейчас легко оторвал свой зад от кресла.
– Да, да. Точно, точно, – послышались в наушниках мужские и женские голоса, вместе с громким хохотом.
– Смейтесь. Смейтесь, – делая вид, что обиделся, сказал Этьен, – Когда-нибудь историки оценят великий подвиг самопожертвования первого француза, полетевшего на Марс, и не щадившего живота своего ради общего блага.
– Оценят, оценят, – серьезным тоном промычал Лао себе под нос, при этом ворочаясь в кресле и пытаясь вытащить из гнезда застрявший там карабин ремня безопасности, – Оценят, оценят… Не знаю, как вам полет, ребята, но посадка на Марс-это было что-то. Наконец то все позади. Я чуть в штаны не наделал. Надо сообщить на Землю, что бы НАСА для следующих полетов, придумали и выдавали астронавтам космические подгузники, – кто-то захихикал, и Лао, услышав это, шутливым голосом добавил, – Ничего смешного не вижу. Нет. Я серьезно говорю. Эта посадка была похлеще … – он задумался и наконец выдал, -… похлеще, чем американские горки. Не так ли ковбой?
– О-о-о, -потянул с улыбкой Ник привстав и посмотрев на уже стоящую Катю, – Поверь, ты просто не катался на настоящих аттракционах. Посадка на Марс по сравнению с ними-это просто легкая прогулка на велосипеде по китайской стене.
Раздался смех, а затем серьезный голос Нади стал отдавать команды: «Так. Все. Собрались. Лао, займёшься „кухней“ и замыканием в третьем щитке…»
– Понял, – отозвался китаец, отстегивая и снимая с головы шлем скафандра. Вытерев ладонью легкую испарину на лбу, он глубоко вдохнул носом воздух, как будто находился где-нибудь на морском пляже или в лесу.
– …Фильтр подождет. Ничего страшного, – продолжала Надя и посмотрев на Этьена заискивающе спросила, – Ну, первый человек, который должен ступить на красную планету, ты готов оставить след в истории не только на Земле, но и на Марсе.
В ответ, через стекло скафандра Этьена, она увидела его сияющую и довольную улыбку.
– Значит готов, – ответила сама себе Надя, а затем добавила, поочередно переводя взгляд с одного члена экипажа на другого, – Этьен, Ник и Томоко идут наружу. Необходимо, в первую очередь, визуально осмотреть дно ЖДК, затем и сам ЖДК на наличие повреждений. Ипа могла что-нибудь пропустить. Так же, нужно выявить причину поломки пружин, чинить мы их будем наверно уже на базе, – Надя ненадолго задумалась, – Ладно разберемся. И самое главное, досконально осмотрите ходовые механизмы. Без них мы не двинемся с места, – голос командира иногда подрагивал. Чувствовалось волнение за ту ответственность, которая была возложена на нее, – и не забудьте оглядеться вокруг. Нужны любые данные по изменению ландшафта, которые возможно произошли, после последних снимков, полученных со спутников НАСА. Не люблю сюрпризы, – Надя замолчала и осмотрев ребят, по-матерински добавила, – Да что вас учить. Вы сто раз все это отрабатывали на земле, – затем она повернулась и посмотрела на застывшую в вопросительном ожидании Катю, – Кэт, мы с тобой останемся в ЖДК, проведем пробные запуски «ходулей» на подъём, опускание и повороты. Так же потом надо будет…
Надя вдруг замолчала, увидев обиженные и грустные глаза Кати. Точнее в них была не обида и грусть, а разочарование. Надя сразу все поняла и как бы извиняясь, опустила глаза, а затем снова посмотрев на Катю, сказала, – Ладно. Иди с ребятами. Я здесь сама справлюсь. Если что, Лао поможет.
– Да не вопрос, – спокойно подтвердил китаец и подошёл к люку, закрывавшему проход в коридор с отсеками, – Ипа, открой защитную переборку.
– Выполняю, – сказал электронный женский голос, затем на небольшой панели с боку загорелся зеленый свет, раздался слабый пикающий сигнал и выпуклый, круглый люк стал медленно открываться.
Катя довольно заулыбалась, и Надя, тоже ответив ей улыбкой, взглянула на небольшой радар, мигающий чуть выше головы Кати. На нем то загоралась, то через какое-то время пропадала и снова загоралась, ярко-зеленая точка.
– Осталось совсем немного, – с гордостью в голосе сказала Надя, посмотрев на цифры под точкой, – повернем ЖДК на 18 градусов вправо, а затем загоним в жилую зону. Какие-то 437 метров отделяют нас от завершающей стадии высадки, – она обернулась и посмотрела на экипаж, – так давайте закончим, то что начали. Сделаем то, чего от нас ждут. И возможно когда-нибудь нашими именами назовут улицы и города на Марсе. А может быть и не только на Марсе, но и на других планетах…
Все молча смотрели на нее, как будто ожидали еще чего-то.
– …Ну все, – закончила Надя, а затем, взглянув на открытый люк, спокойным и командным голосом, добавила, – а теперь давайте за работу…
Вдруг снаружи послышался странный и жуткий рев, как будто Марс одновременно застонал, загудел и заревел, да так громко, что казалось будто первые колонисты находятся одновременно на борту гудевшего парохода; летящего, с огромной скоростью вниз, самолета; и при этом, еще и внутри воющего автомобиля, в котором сработала сигнализация.
– Что это, – спросила испугано Катя, схватившись за руку Ника.
Тот удивлено на нее взглянул, а потом посмотрел на командира, и по такому уже удивлённому взгляду понял, что ответа он не получит.
– Что происходит? Что это? – послышалось в наушниках, – Какого…
Рев резко прекратился, а затем, так же неожиданно ЖДК несколько раз подбросило вверх и сильно качнуло из стороны в сторону. Потом все стихло.
Еле устояв на ногах, ребята удивленно смотрели друг на друга, не зная, ждать ли им еще новых неожиданностей. Но больше ничейно не произошло.
– Не может быть, – вдруг сказала Томоко, которая во время толчков быстро уселась в кресло, – этого не может быть… Но на Марсе не зафиксировано землетрясений… Вернее марсотрясений, превышающих 1,5—2 балла по шкале Рихтера, – испугано бубнила она себе под нос и в тоже время обращаясь ко всем, – А здесь 4 или 5, а может и все 6, – японка посмотрела на Надю, а потом на всех остальных, -Я…Я не говорила вам… Я боюсь землетрясений. В детстве мне несколько раз пришлось испытать его на себе. Как сейчас помню тот пережитый мной ужас. Его не предать словами. Все ходит ходуном, дрожит, вибрирует. Только испытавший это на себе поймет меня. И этот страх, страх появившийся еще у маленькой девочки, очень глубоко сидит во мне и избавится от него невозможно, -Томоко немного помолчала, – А может я и не пыталась. Но я не знаю, как. Чтобы побороть его, я окончила медицинский институт, изучила строение человека, прочитала массу литературы по психологии, неврологии и много еще чего, но победить его так и не смогла. Он как заноза, вроде и не беспокоит, а дотронешься-больно, – она опустила взгляд на пол, – Я боюсь… Я очень боюсь землетрясений. Очень. А в НАСА об этом ничего не знают. Я им, как и вам ничего не говорила. Простите. Простите меня. Я должна была сказать психологам про свою фобию. Но я и не думала, что на Марсе… Я так сильно хотела полететь…
– А может, благодаря этому страху ты и оказалась здесь, – спокойно сказала Надя, – Может и не стоило с ним бороться, а нужно было его принять как своего союзника. Ведь если бы не он, ты бы не пошла в медицинский институт, не стала бы хорошим доктором, и возможно, никогда бы не добилась того, о чем мечтала. Может этот страх был стимулом к твоему движению, которое привело тебя на Марс? Подумай об этом на досуге. Да, кстати, – Надя улыбнулась, – у меня, как и у каждого из присутствующих здесь, тоже имеются свои скелеты в шкафу, и я не вижу особого повода расстраиваться об этом. А уж тем более сокрушаться о том, что давным-давно осталось в прошлом, и о том, что уже никак нельзя исправить. Да и вообще, Томоко, помни кто ты есть сейчас. В данный момент. Ты врач. Психолог. И замечу отличный психолог. Так что, я думаю, ты справишься. Ты должна справиться. И должна быть готова к любым неожиданностям.