Я доверял Ане, знал, что кроме меня у нее никого нет, видел, как она трепещет от одного моего взгляда, а от касания почти дуреет, но сама мысль, что руки этого лощеного урода трогают Аню – её тело, талию – вызывали невыносимый скрежет зубов.
Я, конечно, был на балете и знал, примерно, как взаимодействуют партнеры на сцене. Вроде бы отстранено, но слишком близко, интимно.
Чтобы это не выводило из себя, я старался об этом не думать. Не стала Аня же ревновать меня, будь я гинекологом?
Я содрогнулся от этого образа, да так, что медсестра, принесшая медицинские карты на подпись, спросила не холодно ли мне.
Нет. Тут, пожалуй, перебор. Я любил женские вагины, но не настолько.
И вот, наконец, спустя так называемый шоппинг, заполнение отчетов, перепалку с Федоровым насчет нового препарата, который ему как анестезиологу хотят втюхать фармацевты и пробку, я подъехал к вузу Ани.
Стоял у машины, разминая затекшую шею. Наверное, даже у Москвы, а ведь я к ней отношусь вполне сносно, есть минус. Пробки, которыми она все испещрена, словно зимний стадион лыжней.
– Сладенький! – услышал я и обернулся. Ко мне вразвалочку шел Афанасьев Олег.
Ничего удивительно, что продюсера одного из лучшего кордебалета Москвы и помощника режиссера театра танца я встретил у хореграфического вуза.
Мы познакомились, когда он застал меня с одной из своих танцовщиц. Слабенькой, надо сказать, она даже на шпагат не садилась, зато резко садилась на член, как оказалось, не только мой.
Афанасьев тогда испытал судьбу, попытавшись меня ударить, а в итоге все закончилось отличной групповушкой с той девкой в главной роли. Она, кстати, поучилась на нас, и теперь звезда местного стрип-клуба. Я больше ее не видел.
– Ромыч, – Афанасьев с гаденькой улыбкой пожал мне руку и улыбнулся. – Тебя опять на танцовщиц потянуло?
– Не одному же тебе снимать сливки этого мира.
Он рассмеялся и кивнул.
– Неплохо сказано, а что Марина?
– А что с ней? – нахмурился я. – У нее все отлично. Балашиха, дочь, муж, больница.
– Ладно, ладно, не кипятись, – поднял он руки, заметив в моих глазах угрозу. Я не очень люблю, когда вмешиваются в мою жизнь. В любые её области.
– А здесь-то ты кого ждешь?
– С утра помниться ориентацию не сменил, так что девушку, – расслабленно усмехнулся я, когда сменили тему. На самом вверху лестнице прозвучал взрыв хохота, и мы повернули головы.
Две девушки улыбнулись Олегу и лукаво взглянув на меня, процокали каблуками в сторону трамвайной остановки, почти сливаясь с уже темным городским ландшафтом.
Я почему-то вспомнил, что Аня на каблуках ходить не может, ноги в пуантах и без того адски болели.
– Слушай, у тебя вроде серая была Дска.
– Была, – вздохнул я и смел несколько налетевших снежинок с крыши машины. – Но один придурок на дороге решил, что она устарела, вот и влетел в меня на полной скорости.
– Оу, а я и не знал, – фальшиво опечалился он, а потом чуть наклонился ко мне и доверительно произнес: – Главное, что яйца как колеса не покатились, верно?
Я фыркнул.
– Твои яйца скоро могут отвалиться из-за других колес.
– Да, я ж почти завязал. У меня же работа. Спектакль скоро.
– И я очень рад это слышать, – неверующе ухмыльнулся я и попрощался с самым скотским и бл*доватым человеком, которых встречал в своей жизни. Одно радует, что студенток он пока не трогает. Первокурсниц точно.
Я взял телефон. Времени еще было шесть минут, и я сел в машину, включив приятный слуху ритм фортепианной музыки.
Я всегда считал, что слова только портят её, и что удивительно, Аня была со мной согласна, хотя в её плейлисте во вконтакте было много ритмичных треков. Сказать честно, Аня была во многом со мной согласна. И теперь желание затащить её к себе в логово, и узнать насколько она может быть послушной и услужливой, стало неодолимым.
Я ответил на звонок Новикова, тот был еще трезвым и сказал, что не выпьет ни капли, пока не увидит меня с моим птенцом.
Сегодня он за это даже не получит, больно настроение хорошее. Я даже не удержался и с улыбкой напомнил, что его птенец в штанах всегда с ним.
Когда время перевалило за шесть, я раздраженно посмотрел на закрытую двухстворчатую дверь старинного здания. На крыльце горел свет, что выделяло дверь ярким пятном. И я бы точно не пропустил Аню.
А нам еще за вином ехать через очередную пробку.
Я только собрался набрать девчонку, как мне пришло сообщение, разом понизившее отметку настроения почти до нуля.
«Рома».
«Я жду уже десять минут».
Не прошло и минуты, за которые я уговаривал себя не сорваться и просто не забрать Аню силком. Потому что понял, она не выйдет.
«Я не могу. Репетиция затягивается».
«Отпросись», – потребовал я, с силой вжимая пальцы в экран.
Хоть раз в жизни. Потому что я, бл*ть, всю неделю только и жил мыслью об этой долбанной пятнице. Ну же!
«Я не могу. Не сегодня».
Я резко выдохнул горячий воздух, создавая вокруг себя белое облако. В машине было холодно, а во мне полыхал жар гнева. Я сжал одну руку в кулак, а из другой выбросил телефон на заднее сидение.
Все. Хватит.
Это категорически неправильные эмоции.
Недостойные ни взрослого мужика, ни тем более опытного врача. Я не должен так переживать из-за неудавшегося свидания. Не должен. Не должен! Она всего лишь девчонка.
Таких вон, целый город! Бери любую. Слышишь, Синицына? Любую! И я возьму. Прямо сейчас поеду и найду Ленку или Марину. Нет, только не ее.
Сука! Никого, кроме Ани.
Я прикрыл глаза, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце. Не хватало еще раз машину менять.
Ты взрослый мужик Рома, а Аня просто не смогла отпроситься.
Просто не смогла.
И сейчас репетирует там со своим Веселовым.
Да хрень собачья! Пошло оно все!
Я завел двигатель и рывком развернулся. Нет, это ненормально. Я всегда был степенным водителем, а из-за Ани совершенно иррационально начал сходить с ума.
Новиков ждет. Хорошо, что хоть кто-то ждет, это позволяет не застывать в одной жизненной проблеме, а двигаться дальше.
– И я ей такой говорю, у меня с собой такой градусник, что мало тебе не покажется.
– А что она?
– А она потекла, как ртуть.
Заржали почти все, даже Новиков улыбнулся, хотя с беспокойством поглядывал на меня.
Я не был к месту на этом празднике черного юмора и пошлых историй о пациентах, врачах и медсестрах.
– И мне было стыдно сказать, что я гинеколог, так что я просто ляпнул, что работаю во внутренних органах, – хохотнул блондин.
Я его не знал. Шутка была забавная, хоть и устаревшая.
Я болтал лед в стакане с виски, к которому даже не притронулся. Я хотел поехать домой на своих колесах, а не брать такси. Но злость на Аню и ситуацию, в целом, пьянила не хуже сорокаградусного напитка в моей руке.
Где-то сбоку завибрировал телефон, и я явственно услышал, что это мой. Новиков забрал его минут пятнадцать назад, так как я безотчетно пялился в темный экран почти час.
Не отрываясь. Я все ждал.
Одно извинение, и я бы сорвался, и привез ее сюда, заставив сосать мне по дороге. Заставил бы насаживаться ртом на член, а потом бы выстрелил в горло. Наказал за испорченный день, а ей бы еще и понравилось.
Я вытянул руку.
– Дай, я посмотрю от кого.
– Да на репетиции твоя Аня, скоро закончит и позвонит, – улыбнулся Новиков и сделал глоток из своего бокала.
– Дай. Долбанный. Телефон, – рявкнул я, испугав Димона так, что он облил кристально белую рубашку.
На нас обернулось несколько человек, а гинеколог прервал даже очередную хохму.
– Вот ты псих, – недоуменно посмотрел на меня Новиков, но мне было уже плевать. Да и чужое мнение меня редко волновало.
– Мы поспорили, сможет ли он заставить меня облиться. Я проиграл, как видите, – махнул Новиков гостям и все вернулось на круги своя.
Кроме меня. И моего напряженного состояния. Нервов, по лезвию которых уже ходил Новиков.
Я не сводил с него взгляда, уже готовый вытрясти насмешливый дух и свой смартфон. Там наверняка написала Аня.
Димон все-таки достал мобильник, но не отдал, а открыл сообщение Ани Я четко видел ее имя в шапке. Судя по размеру, пришла фотография.
– Димон, сукин ты сын, отдай сюда.
Но тот лишь мгновение пялился в экран и тут же провел пальцем, очевидно перелистывая еще одно фото. Сколько их там пришло?
– Новиков, – уже встал я, но тот тоже вскочил и бросился от меня в сторону, снеся по дороге вазу с фикусом.
– Прекрати орать, а то я тебе валокардинчика выпишу.
Он отступал назад и начал искать кнопку, чтобы удалить файл. Тварь! Я уже совсем взбесился.
Резко толкнул его к стене, так что тот ударился об нее и скатился вниз. Я выхватил телефон и с хлопком закрылся в спальне Новикова.
Получив возможность открыть сообщения, я ею воспользовался… И… застыл, чувствуя сильнейший удар под дых.
Да, это были фотографии, и на них была сама Аня, и она танцевала.
Наверное, если смотреть в процессе, это красиво и одухотворенно, но мой мозг запечатлел лишь, как рука малолетнего сального щеголя застыла на груди Ани, пока она, откинувшись назад, висела на его бедрах, зацепившись ногами.
Именно так, как я трахал ее в последний раз.
– Что за х*йня? – процедил я сквозь зубы и перелистнул фото.
И снова Аня, и снова этот Артур.
Он держал ее на руках. Сильных, разумеется – одной обхватив талию, другую держа между ног, именно там, где должны быть только мои руки.
– Это что за порнуха?
Я смотрел балет и, хоть ножом режь, не помню такого. Вообще не помню, чтобы балет у меня вызывал хоть отголосок возбуждения, сейчас же я заполучил не только железный стояк.
Желание убить Аню и этого ее Веселова, который так лихо лапает мою женщину, было побольше моего немаленького члена.
Уже подъезжая домой, от греха подальше, я остановил машину, прямо перед подъездом и с огромным удивлением отметил белый солярис Афанасьева.
И в темноте салона, за полутонированным стеклом мелькнула голубая куртка.
Меня как током шандарахнуло.
Я не спрашивал себя, как эти двое оказались здесь вдвоем, и почему они вообще оказались здесь.
Я просто выскочил из машины и рванул выручать свою Птичку.
Глава 7. Аня
Когда репетиция подошла к концу, Артур, сегодня совсем распоясавшийся, конечно же ушел, со мной не попрощавшись. Ну, еще бы, в какой-то момент я просто столкнула его со сцены под громкий хохот остальных, когда он в который раз цапанул меня за грудь.
Впрочем, меня больше волновал молчавший телефон, с которого сидя на остановке, я не сводила глаз. Сама позвонить Роме я не решалась, даже включить приложение была не в силах.
В моем теле поселилась удушающая тяжесть, оно словно стало весить килограмм на десять больше. Руки просто крепко сжимали гаджет, впиваясь пальцами, наблюдая, как на него стекают слезы, почти мгновенно превращаясь в ледяные шарики. Они скатывались вниз, теряясь в грязном снегу, что так часто сменял кристально белый, утренний.
Вот так бы и сидела на холоде, с отмерзшей задницей, и лицом уже полностью залитым слезами, если бы не гудок автомобиля и знакомый, высокий голос.
– Синицына, ты нам здоровой нужна. Поехали подвезу.
Мне он не нравился. Этот Олег Вениаминович.
Ни его сальный взгляд, ни вечно искривленные в усмешке губы, ни волосы, которые он постоянно откидывал назад, словно припадочный. Но я замерзла, а у него наверняка работал обогреватель, и он наверняка мне ничего не сделает, боясь расправы ректора вуза. Но самое главное, он подвезет меня к Роме, потому что сама я не решусь сесть в такси.
Да, я поеду именно к нему. И буду сидеть в подъезде или возле, и ждать. Ждать, когда он, скорее всего пьяный, вернется домой. И буду оправдываться, и буду целовать, потому что не могу жить без надежды, пусть на редкую, но встречу.
Как бы я не хотела от него освободиться, собственные чувства давно загнали меня в капкан и теперь острые края не давали мне уйти, нанося кровавые раны. На сердце и душе.
– Синицына, ты еще с нами? – насмешливо поинтересовался Афанасьев, уже успев приблизиться и помахать перед моим лицом рукой.
– Конечно, – улыбнулась я, стирая последние слезы и чувствуя, насколько затекли ноги. Все-таки движение – жизнь. – Вам будет удобно меня довезти до дома?
Уточнять до какого я не собиралась.
– А ты из какого района? А, неважно, – махнул он ладонью и очень по-джентельменски открыл мне дверь своей чистенькой, синей мазды.
– С такой девушкой хоть на край света.
Это была настолько избитая фраза, настолько вялый подкат, что мне жуть, как захотелось закатить глаза. Но вместо этого я мило и ненатурально улыбнулась, почти что копируя его выражение лица, и залезла в машину. На улице и так было темно, а через тонированные окна почти не проглядывалась улица, и даже городское освещение.
– Нравится? – любовно погладил он приборную панель, на которой мигало сотни цифр, в которых я никогда не разбиралась.
– Очень, – все таким же болванчиком ответила я, но меня уже потряхивало от нетерпения. Когда мы поедем?
Я назвала адрес, и мы тронулись с места. И если Рома водил машину мягко, также, как ласкал руками, то у Афанасьева были явные неполадки в нервной системе.
Он все делал рывками. Говорил, танцевал, и вел машину. К середине пути у меня уже не было уверенности, что я увижусь с любимым, скорее с отцом. Вот так и попадают в аварии, гоняя на желтый свет и стартуя раньше, чем загорится зеленый.
– А знаешь, сколько она стоит? – вернулся к разговору о собственных достоинствах Афанасьев. Не удивилась бы, если он прямо сейчас достанет член, чтобы продемонстрировать размер. Немного покопавшись в интернете, я знала, что у Ромы все равно будет больше.
– Мне как-то неинтересно, – вежливо ответила и взглянула на проносившийся за окном ночной город. На то, как мелькали уличные фонари, яркие вывески магазинов и уже новогодняя иллюминация. Где-то там злился Рома, и мне не терпелось увидеть его, даже раздраженного, даже в гневе. Любого. Моего.
– Очень дорого. Я ждал три месяца, пока ее привезут. У нее полная комплектация и новый комплект…
У него не затыкался рот, отчего меня стало клонить в сон. Ну, сколько можно говорить о машинах. Достал! Лучше бы его последний спектакль обсудили, провальный, надо сказать. И я могу даже назвать причину такого результата. Расхлябанность. Как движений, так и поведения актерского состава. А кто виноват? Разумеется, руководство, перетрахавшее половину актеров. Причем была некая уверенность, что не только женского пола.
– Ты какие машины любишь?
Серьезно? Спрашивать про машины у балерины? Это как спросить у боксера, какие лыжи он предпочитает. Впрочем, была одна машина, которая мне очень нравилась. Трахаться в ней очень удобно, как оказалось.
– Ситроены.
– Французы, – фыркнул он, скривив лицо, сворачивая на нужную улицу. – В них, конечно, есть свой класс, но двигатели слабые, лошадок мало, а скорость они набирают, как черепахи из Тодеса.
Он рассмеялся своей шутке, а я лишь улыбнулась. Вежливо. Натянуто.
– Зато Ситроены надежные, особенно, если в них в аварию попадаешь.
– Здесь не спорю. Каталась, значит, на французах?
– Меня катали… – я резко умолкла, вспоминая те самые карусели, на которых меня прокатил Рома в своем ситроене. Лихо так, до детского восторга и крышесносного оргазма. А о плохом быстро забываешь.
Мы добрались до нужного дома и уже подъехали к подъезду, когда вдруг Афанасьев спросил:
– Так Веселов с тобой спит или с Губановой?
Такой резкий переход темы заставил застыть гипсом внутренности, и я чуть пододвинулась к выходу. Нащупав ручку, я потянула, но она так и не открылась. Блин.
– С Губановой.
– Как хорошо, а то я думал ты занята, – отстегнул он ремень и буквально вжал меня в дверь, потянувшись к моим губам. Вот это поворот.
– Что вы собрались делать? Я не хочу.
Я подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но рефлексы сработали быстрее и по лицу Афанасьева стало растекаться красное пятно. Пощечина не помогла, он только рассмеялся и снова наклонился ко мне.