– Марина.
– Так звони ей. Проси руки. Если робеешь, я за тебя попрошу. – Дед Матвей настроен решительно. Откуда только в нем столько энергии. Того и гляди, отберет у Игоря трубку и сам станет звонить.
– Я позвоню сам. Но, когда вы уйдете. Это личное.
Поселились они в маленькой гостинице. Игорь здесь останавливался раньше. Бывало, обратный груз задерживался. Вот по дороге и заночует.
Стандартный для такого уровня номер. Место преклонить голову на ночь. Минимум мебели и жилого пространства. Душ и туалет. Проезжающий люд и этим доволен. Телевизор неописуемой древности с трудом принимает два канала. Если кто сильно затоскует, внизу есть буфет и пиво. Из под полы нальют сто грамм.
Они сидели в номере. За окном солнце обдумывало, как закатиться за горизонт. Артем не раздеваясь прилег на постель. Матвей сидел на кровати.
– Тяжело, Артем, чувствовать на лице тепло солнца и не видеть светила. Знать, над тобой манящая голубизна неба, но нет крыльев, подняться ввысь. Аромат первых листьев кружит голову, а первая зелень не ласкает твой взор. – Грусть и тоска в голосе Матвея. – Наказания Господня, сын мой, не отвергай, и не тяготись обличением Его. Ибо кого любит Господь, того наказывает и благоволит к тому, как отец к сыну своему. Я принял ношу свою, боль осталась. Сказано было, пей воду из твоего водоема и текущую из твоего колодезя. Пью, а жажда не проходит. Грех это мой. Не сумел смирить свое сердце. Нет смирения. Это гордыня через край заполнила меня. Пошел искать Его. Расплещу по пути гордыню, с благодарностью приму наказание, утолю жажду из колодца своего. И ты, Артем, попробуй. Может, получится.
– Матвей, осуди меня ты, пусть осудит Бог, назови это гордыней. Не было на мне вины. Кругом все требовали, сознайся. Признай себя виновным. Тебе срок дадут меньше. Осудят условно. За что осудят? За признание в том, чего не совершал? Подчас хотелось биться головой об стенку. Вот и пью из колодца своего. Вода в нем подернута тиной отчаяния, горчит полынью утрат.
– Ты не брани Бога. Испытывает Он тебя. Пройди ступнями по горячим углям. Будет день, ступни твои коснутся мягких трав в росе. Остудишь свою душу.
– Не могу. Он в своей справедливости позволил меня осудить. Всезнающий не ведал, я не виновен. Не безгрешен, но то другие грехи. Суди за них.
– Что такое человек, чтоб быть ему чистым, и чтобы рожденному женщиною быть праведным? Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы. И я оступался не раз. И поздно принимал ошибки свои. Был друг у меня. Крепко дружили. Но поверил я не ему, а словам черным. Поругались мы тогда крепко. Резким словом я обидел его. Не смей подходить ко мне. Умру, не прикасайся к холодным моим ногам! Он был парашютистом, испытывал новые системы. Тогда работал над управляемым парашютом. В день после нашей ссоры прыгал. И я в этот день узнал правду. Чист он был передо мной. Пытался связаться с ним. Извиниться. Прощения попросить. Не успел. Прыгнул он. Но что-то не заладилось. Одна из строп управления, мне после рассказали, перекинулась через шею. На землю он опустился мертвым. – Слезы потекли из незрячих глаз.
Артем глядел на старика. На его лицо. И Артему стало страшно. Пустые глаза, веки, что не вздрогнут. Два ручейка слез из мертвого источника. Стекают по щекам. Мертвая влага боли, отчаяния, ручьи раскаяния.
– Не успел я покаяться, вымолить у него прощение. Время насаждать, и время вырывать посаженное, время убивать, и время врачевать. Упустил я время. Каюсь, но поздно. Порой во сне ночью вижу, стоит он передо мной. Молчит. Смотрит. Я хочу попросить прощения, а не могу. Слова не сходят с моих уст. Стоим и молчим. – Матвей закрыл лицо ладонями. Вздрагивают плечи. Горючая влага отчаяния льется из самого сердца.
– Он простил тебя, Матвей. Ты выстрадал свой грех. Правду рассказал и очистил свою душу. Найди в себе силы простить самого себя. – Откуда пришли слова эти Артем не знал. Говорил, что должен был сказать. Принести искупление грешному сердцу друга.
Глава 3. Лекарства горек вкус
Молчание в комнате. Артем ждет, когда Матвей немного успокоится. Он отпил горечи друга и ощутил на губах горечь своего сердца. Не время думать о себе. Все знают о целебных свойствах чая. Это позволит отвлечь друга от тревожащих печальных мыслей.
– Матвей, чай будешь пить? Я схожу к коридорной, возьму кипятку. Заварим, поедим. Мне вечерняя скука желудка противопоказана. – Попытка отвлечь друга и себя от невольной тоски. – Я, помнится, не мог уснуть, если не набью брюхо попозже вечером. Врачи говорят, на ночь вредно есть. Как они заблуждаются. Бывало, перед сном столько съем, что с боку на бок с трудом поворачиваюсь в постели. Тут поневоле будешь лежать смирно. Сон и придет. Ему и подкрадываться не надо. Я все равно бревном лежу. Так я за кипятком?
– Сходи. А то после бревно с места не сдвинуть. – Матвей усмехнулся.
Артем взял стеклянную банку и вышел. В конце коридора за стойкой сидела женщина. Настольная лампа, очки на глазах. Добрая фея, женский роман сквозь тернии уводит в мир прекрасных мужчин. Смуглые высокие красавцы, чей взгляд пробирает до костей, клянутся в любви. А вы, толстые лысые коротышки, где вы? Что стоит вам тряхнуть шевелюрой лысины, встать на скамеечку, чтоб дотянуться до плеча красавицы, прикрыть свитером брюшко, свисающее через брючный ремень. Ву а ля! И женщины, как спелый плод падают вам в руки. Залезьте же на книжную полку. Достаньте томик стихов. Откройте страничку, заложенную накануне ненужной вам расческой. Прочтите пару строк. Женщина и не заметит подмены. Смотрит на вас из под век фантазии, выдумки. Пришла любовь.
Артем подошел, присел на стул рядом со стойкой. Хозяйка этажа не подняла головы. Чудесный сон повествования увлекал ее больше, чем явь.
– Девушка. Любовь ушла? Она вернется. – Полушепотом говорит Артем.
– А вам какое дело? Я никого не просила лезть мне в душу. – Пламя взгляда.
– Я о книге говорю. О главной героине. А вы подумали…. Нет, я не стану смотреть в ваш полумрак. Он пришел перед рассветом. Вы закончите свою смену, пойдете по улице. И найдете то, что недавно обронили. Но за хорошие вести надо платить. Кипятком.
– Кипятком?
– Кипятком. Не в смысле обварить меня кипятком. Налить мне в банку кипятка. Чай хочу заварить. – В улыбке Артема столько теплоты и понимания. А на душе девчонки капли крови, оставленные горькими словами прощания. Слезинки в уголках глаз. Надежда на чудо. Волшебник, покинувший недавно тюремный приют, творит его сейчас.
– Сейчас налью. Минутку подождите.
Священный сосуд обжигает руки. Над ним чуть зависает пар. Через минуту это превратится в колдовской отвар чая.
– Матвей, чай подан. Тебе сколько положить сахара?
– Ложечку. С меня довольно будет.
– У нас есть сыр, масло. Мягкий батон. Колбаса. Сардельки в тесте.
– Пир настоящий, Артем. У библейских царей на столе таких кушаний не было. Истинно говорю, пир.
– Пир, другого мнения быть не может. Только у нас на стене не появится огненная надпись. И толкователей звать не будем. Просто у нас все. Идем на встречу с Богом. Другие на прием к мэру или иному чиновнику. Сидят, ждут в приемной. А мы подойдем, дверь откроем. А Он там сидит в томлении духа. На часы поглядывает. Нас ожидает. Войдем, небрежно сядем за стол. Как жизнь, брателла? Разговор есть. Давай, перетрем.
– А Он тебя поганым веником погонит. Чтоб свое место знал. С Вседержителем так не разговаривают. Ты с Ним на нарах не чалился.
– И кто тебе такое сказал? Может, нам на нарах Он больше, чем другим нужен. И ведем с Ним беседу в ночной тишине.
– Говоришь, с Ним вел беседы. Вот и послал Он меня тебе навстречу. А ты увязался за мной.
– Не тебя послал, а соблазн. Смущение души. И не увязался я вовсе. В путь твой шаги свои вплел. Как без меня этот старый хрычь обойдется. В лесу заблудится или в болоте сгинет. Оставлю без присмотра, после думай о душе, заблудшей в тумане. – Эта словесная паутина казалась Артему забавной игрой. В камере и слова многие забудешь. Там свой язык.
Матвей посмеивается. Спутник у него хороший. Балбес немного. Но с таким любую дорогу можно одолеть.
Луна выехала на небо с упряжкой звезд. Ветерок принес ночь. Сон расстелился шелковыми простынями.
Утро принесло прощание с Игорем. Ему надо доставить груз. Матвей с Артемом решили задержаться еще на день. Тело требует отдыха, а душа может пребывать в постоянных трудах. Это как ей угодно. Не зря спрашивают, что вам угодно, душа моя?
Проводив с утра пораньше Игоря, путники решили побаловать себя оздоровительным сном.
Ночь под лавку, день пришел.
Но дремота, ты не таешь.
Ты воссела на престол,
Много сказок знаешь.
К обеду Артем протер глаза. Сладок сон на свободе. Все утро парень лежал, обнимая грезы сна, словно женщину любимую. Но у желудка есть свои мечты. От него так просто не отвяжешься. Будет заунывно клянчить свое.
– Матвей, что ты думаешь об обеде?
– А чего о нем думать. Былое и думы. Ужин – это былое, думы об обеде уже заходили. Пытался их гнать, да разве эту голытьбу прогонишь. Сидят в башке, будто тут прописаны. Хоть участкового зови, чтоб выселить. Мне б сейчас яств изысканных. Перепела жареные. Семга горячего копчения.
– Перепела ему. В местном магазине, думаю, ржавая селедка найдется вместо семги. Куриные ножки в слизи. Помыть их в марганце или растворе соли. Обжарить с луком и укропом, дух отбить. Трухлявая лапша, отведанная мышами. Бычки в томате и салат из морской капусты в банках беременных ботулизмом. Иного не сыскать. Но все равно, пойдем. Я в чудеса не верю и тебе не советую.
День выдался немного прохладным. Редкие прохожие скользят в его прохладе. Предчувствие дождя несет ветер. Машины сонно топчут шинами асфальт. Жирным котом при дороге улегся продуктовый магазин. Подле него зилок. К нему очередь.
– Чего дают, любезные? – Артему любопытно, какой дефицит завезли.
– Так с городу списанный хлеб и булочки привезли. Черствый, но дешево. Скотину кормить. Какие булочки и сами покушаем. Не господа. Я их чуть водой орошу, во влажной тряпице полежат. После в духовку. Так словно вчера испекли. – Пояснила бабка из очереди.
– Приятнейшего вам аппетита. – И Артем увлек Матвея за собой в магазин.
Прилавок. Продавец. Луч света. Артем провел Матвея к прилавку. Продавщица с одиночеством во взоре. Хоть картину с нее пиши, брошенная любовница.
– Хозяюшка, а чего покупателей нет? – Куда исчез вечно голодный люд, думает Артем.
– Так не придут, пока все сухари на улице не раскупят. У меня хлеб свежий, так им дорого. Утром кур завезли копченых. Горячего копчения семгу. С дуба пали.
– Семга? С дуда упала? – Вот тебе чудеса.
– Начальство с дуба упало. Семгу сюда везти. У меня скумбрию старомороженную не раскупили. Ее еще январскими морозами прихватило. Вот путассу берут. Пожарить. От нее при жарке хоть вонь на весь дом, а после к столу. Или пироги из нее. С головой и кишками в пирог закатаешь, иначе есть ничего не останется. Знатные пироги получаются. – Распознала в мужиках приезжих. Этим, может, удастся втюхать. – Так семгу брать будете? К водочке на стол. С ума сойдешь.
– Я тебе говорил, Артем, семги душа требует. На чудо, говоришь, не надейся. – Матвей не позволит сгубить свою мечту.
– Не душа, Матвей, у тебя требует. Брюхо. Не думал, чья то душа в нем обитает. В брюхе.
– Ты бери. Деньги у меня есть. И курицу копченую. Хлеба возьми. Батон прикупи.
– Давай, хозяюшка. Дедуля без этого не уйдет.
– А водочку возьмете?
– И тоже свежая? – Потешается Артем.
– Эта всегда свежая. Завозить не успевают. Берете?
– Нет, спасибо. Минеральной водой обойдемся. Идем, Матвей. А то Чудотворец еще чего выдумает. Ребрышки копченые, к примеру.
– Так вот ребрышки. И говяжьи и свиные. Мясо на них сочное. Сама попробовала. Во вред фигуре откушала. – И дева рукой ласкает свой стройный стан.
– Ребрышки? Что дед, возьмем? – Поглядел на спутника. Подмигнул, да вспомнил, дед ничего не видит. Сделал продавщице знак рукой: клади.
– Бери. Не часом единым живем. После захочется поесть. – Разрешающий взмах ладони. Пусть возьмет. Копченые долго не испортятся. Пригодится.
Артем торопливо сложил покупки в пакет. Вывел старика на улицу. Не иначе бес шутит. Бери, что хочешь в этом магазине.
В гостиничном номере Артем выкладывал покупки на стол. Смутное подозрение ютилось в уголке сознания. Как вышло, в сельский магазин завезли такие продукты. Пенсионеры не питаются копченой курятиной и семгой. Им бы попроще. Приехали они, привезли внезапно эти товары.
– Матвей, тебе не кажется странным, такие продукты в село привезли. Дачников здесь еще нет. Местным не по карману.
– Все делается по слову Его. Десница Всевышнего, что скатерть самобранка. Раскрыл длань свою и потекло изобилие.
– Замечательно. Мог бы и даром раскинуть скатерть. Или хоть скидки какие у этой длани нашлись бы.
– Алчность твоя не знает меры, Артем. Господь тебе прокорм посылает, а ты в неуемности своей сверх того хочешь.
– Так я без претензий. У нас в магазине в будние дни с девяти до одиннадцати, как писали, всем скидки. На кассе не попросишь, скидку забудут дать.
– Ты молитву вознеси. Господи, даруй рабу твоему Артему скидку три процента. Тьфу, на тебя.
– Как бы то ни было, скидка не помешает. Копейка рубль бережет. Это я раньше деньгами разбрасывался. Сдачи не надо. Корчил из себя вельможного барина. Садись, Матвей, есть будем.
Матвей подсел к столу. Артем помог старику найти на столе припасы.
– Ты, Артем, за что сидел? Не хочешь отвечать, не отвечай. – Матвей с удовольствием ел копченую рыбу с хлебом.
– Ни за что. Вру. Было за что. За ротозейство. Проверять надо вовремя финансовые документы. Пришла проверка, и по всему выходит, я вывел за рубеж двести пятьдесят с хвостиком миллионов долларов. Налоги не заплатил, вкладчиков обокрал. Только выяснилось, на документах подпись не совсем моя. Бухгалтер в то время исчезла. Мой друг, он же мой компаньон, дал показания против меня. Яко бы я при нем некоторые из липовых документов подписывал. Кодированную флэшку с паролями доступа к счету никому не доверял. Но я пару раз оставлял ее Николаю, моему компаньону. Только не докажешь. Копию с флэшки простому человеку сделать не под силу. Это как посмотреть, при помощи специального оборудования вполне реально. Я не совсем это понимаю, надо синхронизировать положение кластеров запоминающего устройства. За день до прихода полиции деньги ушли со счета. В тот день я никаких платежей не делал. Я на своей машине уезжал за город. На мою беду, камеры слежения на выезде из города были выключены. Досматривали их или перенастраивали. И никто меня не видел. И видели бы, что толку. Перевел с чужого компьютера. Дело нескольких минут. Меня хоть режь, не знаю, на какие счета ушли деньги. Решили, я с подельниками, сбежавшим бухгалтером и ее мужем всю эту операцию провернул. Подозреваю, мой друг Николай все сделал. И полиции дал сигнал. Вот и пошел в тюрьму не главным грабителем, а соучастником. Адвокату удалось основное спихнуть на бухгалтера. До сих пор не знаю, есть ли ее вина. Но тогда о совести думал мало. Срок большой не хотел мотать. Не без греха я.
Но рассказывать всего не стал. Много еще подозрений осталось. Кто ж будет все открывать малознакомому человеку. Хорошо, если дед все забудет в дни их странствий.
– Что ж, много в том печали. Пришлось пойти в темницу. Господь так решил. Если же скажут тебе: «куда нам идти?», то скажи им: так говорит Господь: кто обречен на смерть, иди на смерть; и кто под меч, – под меч; и кто на голод, – на голод; и кто в плен, – в плен.
– И ты хочешь, чтобы я безропотно шел дорогой, которой идти не собирался. А виновные гуляют на свободе. И не боятся.
– Нечем мне утешить тебя, Артем. Лишь истиной из Библии. Не скоро совершается суд над худыми делами. От этого и не страшится сердце сынов человеческих делать зло. Хотя грешник сто раз делает зло и коснеет в нем, но я знаю, что благо будет боящимся Бога, которые благоговеют пред лицом Его, а нечестивому не будет добра, и, подобно тени, недолго продержится тот, кто не благоговеет пред Богом.