Не давали Завьялову землю у озера, говорили: «Живи, как все, в деревне или в городе». Он не хотел, как все, не любил беспорядок и грязь, клевету и подхалимство, беззаконие и хамство. Коммунисты и те облажались: сплошь бюрократы, подхалимы, взяточники; погрязли в волоките, кипах ненужных бумаг. Простому человеку в их кулуарах правды не найти. Завьялов решил жить отдельно, своим хозяйством, у него был маленький ребёнок, которого надо растить и воспитывать; и держать подальше от соблазнов и развязной городской публики. Овдовел Завьялов рано, пришлось самому тащить весь семейный воз: и стирать, и варить, и заниматься промыслом. Северина подросла, стала помощницей, научилась мало-помалу у него всему, что умел сам.
– Хозяин, – уже развязным голосом позвал Дерикуйко, – Самогон стынет! Что-то ты нас избегаешь.
– У меня хозяйство, жены нет. Кто же вам чай согреет?
– Садись, пока есть самогон, чай не нужен.
– Северина приедет, чаю захочет, за ребёнком пригляд нужен.
– Ребёнок? Этому ребёнку хороший мужик нужен, вроде меня.
– Для меня она ребёнок, – сказал, как отрезал Николай Николаевич, – А кто не уважительно отзовётся, на этот случай у меня есть оглобля.
– Ладно, ты не серчай, после поговорим, давай нам своего чайку, да мы поедем. Что-то маловата тара оказалась, дно показалось. Ты уж извини, водку мы возьмём с собой, в дороге пригодится.
Северина тащила в мешке улов. Мешок оказался увесистым, пришлось ей согнуться под его тяжестью.
– Неужели, дед, это всё нам! – воскликнул Дерикуйко.
– Разлопатило! А нам что же, не надо? – вопросом на вопрос ответил Николай Николаевич.
– Тогда, надеюсь, поделишься. В голодный год сочтёмся.
«Как же, ты сочтёшься!» – подумал Завьялов.
Он отдал большую часть улова, лишь бы незваные гости поскорее ушли.
– Как-нибудь навестим! – уходя, воскликнул Дерикуйко. Милиционеры молча двинулись за ним к калитке, унося в мешке улов.
– Северина, – сказал дед, – Ты бы лучше лишний раз этому прохвосту на глаза не попадалась, чую, что-то недоброе у него на уме.
– Хорошо, дедушка. С такими упырями, в случае чего, я знаю, как обращаться.
– Знать мало, против силы не попрёшь! У них власть! Закон тоже на их стороне.
Больше на эту тему они не разговаривали.
Ходили слухи, что на заимке Завьялова зарыт клад: золото и драгоценности – поэтому он там и живёт. Это распускались только слухи и выдумывали их люди с нечистой совестью, завистливые и жадные. Может быть, Дерикуйко и подпитывался этими слухами: не зря же он ковырял сапогом землю, пытаясь наверно напасть на след клада.
Золото у Завьялова имелось: золотое кольцо, оставшееся от жены и золотой кулон, который достался по наследству в своё время супруге. Он эти реликвии берёг и надеялся кулон подарить Северине на свадьбу. Таким образом, она вступила бы в законные права на владение им, как наследник.
Всю жизнь Николай Николаевич проработал в леспромхозе на сплаве леса. Водил плоты по широкой, но мелкой реке, которая и находилась-то от заимки всего в полутора километрах. Там он держал свой катер. Маленький лесной посёлок, застроенный на скорую руку бараками, приютил всех, кто не имел постоянного своего угла. Многие остались без работы, но прижились и не выселялись из своих бараков, да и выселяться особенно некуда, нигде их не ждали, состарившихся здесь и оставшихся не у дел.
Сплавлять лес – это их основная работа, но наступили времена, что сплавлять стало нечего. Лес на корню имелся, но лесозаготовки перестали существовать, леспромхоз сам по себе распался, оставив сотни людей без работы и средств к существованию.
Завьялов тогда и решил жить самостоятельно, отдельно от всех. Весь его заработок зависел от промысла зверя и лова рыбы. Заработок получался не регулярный, случайный, зависимый от времени года и Господа Бога, но он приспособился и жил не хуже других.
На сплаве заработки у всех хорошие, но тоже сезонные, в среднем на месяц получалось не так уж и много, но жить вроде можно. Трелёвочник и катер он использовал и для личных нужд. В хозяйстве всегда надо что-то перевезти, подвезти, заготовить дрова и строевой лес. Техника в хозяйстве всегда кстати. Даже на охоту он умудрялся выезжать на катере, обычно попутно, совмещая с работой, но однажды нарушил даже рабочий график. Приехали к нему знакомые охотники, не имеющие ни кола, ни двора, не говоря уже о личном транспорте, ну и за очередным тостом он сам предложил свозить их на луг, богатый водоплавающей дичью, поохотиться. Ему предстояло идти за очередным плотом вверх по реке Великой, а он повёз мужиков вниз, доложив по рации, что следует за плотом. Случилось непредвиденное: прошли они всего три километра, как заклинил двигатель. Никто этого не ожидал, но двигатель решил вести себя по-своему. Убедившись, что двигатель не завести, все высыпали на палубу. Стояла тихая с лёгким ветерком погода. Ярко светило весеннее солнце так, что слепило глаза. Река несла редкие весенние льдины и среди них катер. Свежий воздух, напитанный большим обилием влаги, по-весеннему освежал. Душа бы радовалась, если бы не обстоятельства. Погоду никто не замечал и не радовался.
Люди молча наблюдали, как их несёт вниз по течению, не в силах что-нибудь предпринять. Катер – это не лодка, где можно подгрести вёслами и причалить к берегу.
– Неужели ничего нельзя сделать? – спросил капитана один из охотников.
– А что тут сделаешь? – в тон ему ответил капитан, – С таким течением по весенней воде ни один якорь не выдержит. Будем надеяться, что прибьёт где-нибудь в кусты или кто-нибудь заметит с берега и сообщит. А, может, подберёт другой катер, если объявится.
Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы ещё через три километра струя воды не поднесла их почти к самому лугу, на котором они собирались охотиться. Умудрились люди с помощью верёвки и лодочного маленького якоря зачалиться к берегу, а потом уж швартовку сделали настоящую, чтобы случайной льдиной катер не оторвало.
Было за трудовую жизнь много всего, можно написать книгу. Теряли при буксировке плоты, садились на мель, выкидывало при сильном ветре на берег, рвало стальные тросы – всё это происходило, но постепенно забывалось, из памяти стиралось и затмевалось новыми происходившими событиями.
Катер сейчас стоял обсушенный на берегу, ржавел и ждал своего часа. Время от времени Николай Николаевич им пользовался, стягивал трактором в воду, поднимал флаг и запускал двигатель.
– Дедушка, я поеду в город, – услышал он, занятый своими мыслями, голос Северины.
– Чего же с ментами не уехала?
– С ними не хочу, поеду с простыми людьми на автобусе.
– Съезди, коли приспичило. Не задерживайся там. Ты взрослая, я тебя держать не могу.
– Я, дедушка, ненадолго. К ночи вернусь!
Северина взяла деньги, большую сумку и через десять минут уже шагала от калитки в сторону трассы. Не отошла она и ста метров, как почуяла присутствие Косухи.
– Косуха! – позвала она.
Рысь тут же показалась на глаза, но близко не подошла.
– Где же ты пропадала. Я уже начала беспокоиться. Нельзя же так исчезать!
Косуха подбежала к ноге и начала тереться о ногу.
– Ладно-ладно, я тебя простила, только нам сейчас не по пути. Там люди, тебе лучше не показываться.
Косуха проводила её до самой трассы. Там они и расстались. Северина пошла на остановку автобуса, а рысь растворилась в лесу.
Городишко из себя хоть и небольшой, но шумел, скрипел, шуршал на все лады. Больше шума возникало от редких от машин, но и водители кобыл, занимающиеся извозом и перевозкой по заказу грузов, понукали, не стесняясь, своих лошадей, трёхэтажными словосочетаниями. Женщина, передвигающая перед собой тележку с «пломбиром» по рытвинам на дороге, проклинала не ведомо кого своим зычным голосом, привыкшим созывать покупателей, причём теми же словами, что и извозчики своих кобыл.
– Каму-у мороженого? – нараспев тараторила она.
– Поберегись! – это уже относилось к Северине.
Она, не привыкшая к суете, замешкалась на середине дороги.
– Го-о-ол! – донеслось откуда-то со двора.
– Вася, домой, обедать! – звала из окна мамаша своего отпрыска.
– Барышня, компанию не составите? – Северина обернулась. Двое подвыпивших парней обращались к ней.
Девушка ничего не ответила, просто пошла прочь от них в нужном направлении. Из подворотни выскочил юркий мужичонка. Сзади неслась, если можно так выразиться, огромная фигура женского полу со сковородкой в руке.
– Только попадись мне, ирод окаянный!
Мужичок нырнул между домами и исчез. Женщина, тяжело дыша, остановилась и понуро отправилась в обратный путь.
– Девушка, вы не меня ищете? – перед ней стоял Иван.
– А Вы…, а ты, как тут?
– Я тут живу, гляжу, а ко мне гости.
– Я не к тебе. Приехала за продуктами, только слезла с автобуса. Не зря говорят, что гора с горой не сходится, а человек…
– Я тоже не ожидал тебя увидеть. Иду, а тут ты стоишь, – солгал Иван.
На самом деле он иногда встречал нужный автобус, зная, что Северина ездит за продуктами.
– Ещё подумал: может, это не ты, но твои огненные волосы трудно перепутать. Пошли в гости, я стрелять не буду, – съязвил он.
– Ты что? Я к мужчинам в гости не хожу. Да и некогда мне, надо успеть уехать обратно.
– Обратно успеешь, пошли, – категорически сказал он, – Я у тебя был, даже в бане мылся, сейчас ответный визит. Попьём чаю, а потом я помогу тебе купить всё, что нужно и посажу на автобус.
– Ну, раз так, пойдём!
Северина, оглядываясь, вошла в городскую квартиру. Всё здесь выглядело необычно и непривычно.
– Ты располагайся, мой руки, – показал Иван нужное направление, – А я займусь чаем. На беспорядок не обращай внимания, я ещё не успел прибраться. Жена собиралась, искала свои вещи, но забрала ещё не всё.
Он удалился на кухню. Северина, не привыкшая к беспорядку, сняла всё же обувь, нашла большие мужские тапки и пошла в них в ванную. Там лежали женские причиндалы: какие-то кремы, лосьоны, расчёски – всё это лежало навалом в какой-то невообразимой куче. Этот хаос дополнял общую обстановку в квартире.
Она оглядела себя в зеркало, поправлять ничего не стала. А чего тут поправлять, если у неё всё естественное? Не водилось никаких скрепок-заколок, теней и полутеней. Имелась просто природная красота, от которой пахло свежим воздухом, лесом. Из зеркала на неё глядела красивая женщина с отливающими огнём волосами, красиво опускающимися на плечи. Северина прошла на кухню.
– Ты посмотри хоть квартиру, где я живу, – сказал Иван.
– Не хочу. Во всех углах, везде, есть присутствие женщины.
– Я же сказал, что жена вывезла не все вещи.
– Она это сделала специально, чтобы вернуться.
– Не думаю. Просто у неё привычка разбрасывать свои вещи, а потом их усердно искать и снова класть не на своё место.
– Ты плохо знаешь женщин. Вы с женой разошлись?
– Можно сказать и так. Я попросил её покинуть этот корабль, но официального развода ещё не состоялось. А то, что плохо знаю женщин, ты права. Вот и в жене я не разглядел вовремя предателя и пустышку.
– Так уж и пустышка? Не хочу быть назойливой, но почему вы разошлись?
– Так, стечение некоторых обстоятельств. Я не хочу об этом говорить.
– Извини!
– Извиниться не за что. Просто я не ответил на вопрос. Расскажи лучше, как рыбалка?
Северина рассказала о последнем улове, а заодно и о посещении их семьи Дерикуйко, который почти весь улов увёз.
– Этого прохвоста знают все. Он отоваривается не только у вас. Ходит, якобы с проверками, но уходит всегда с охапкой гостинцев. Хорошая у него работа!
– Завидуешь?
– А чему тут завидовать? Он себе репутацию сделал, не позавидуешь. Садись, чай у меня уже готов, – он налил обоим чаю, поставил на стол варенье, печенье, – Чай, конечно, не такой вкусный, как у тебя, но в городе самоваров уже почти нет.
– Ничего, попьём и из чайника.
Они пили чай, разговаривали, пока Северина не спохватилась:
– Мне пора, я и деду обещала приехать вовремя.
– Тогда меня эксплуатируй. Я буду таскать тяжести, а ты их приобретай.
– Не хочется тебя отрывать от дела, я и сама справлюсь, – Северина сняла тапки и обувалась.
– Меня ты от дела не отрываешь, а порядок в квартире я наведу быстро. Мне ничего не хотелось делать, а теперь я знаю, что ты можешь зайти в гости, поэтому в квартире будет порядок. Я буду тебя ждать.
– Приезжай лучше на озеро, будешь моим напарником на рыбалке. Там я под охраной, а здесь чувствую себя не в своей тарелке.
– На озеро я приеду. Только что-то охраны я у тебя не заметил.
– Потому и не заметил, что хорошая охрана. Наперёд знай, что ко мне приближаться без разрешения нельзя.
Иван проводил Северину на автобус. Все желающие едва в нём уместились. Каждый вёз что-то для дома: баулы, сумки, кузова, даже ящики. Водитель едва закрыл ручкой переднюю дверку, через которую пассажиры заходили в автобус. Как все разместились, непонятно, но никто не жаловался, что стоял на одной ноге или был кем-то придавлен. Долгая практика показывала, что после нескольких бугров на трассе всё утрясётся и уляжется. Каждый займёт наиболее удобное положение, благодаря исчезнувшим кое-где зазорам и глубокому выдоху после посадочной суматохи. В автобусе духота и жара, но эти неудобства никто не замечал. Главное, что транспорт двигался в нужном направлении. На первой же остановке за городом освободится часть пространства и автобус побежит резвее.
Северина ехала стоя, задумавшись, но о чём бы она ни думала, мысли перескакивали на Ивана. Она сама себя поймала на том, что думает о нём, пыталась переключаться на другое, но память возвращала к первой встрече, к необдуманному выстрелу и перевёрнутой в тумане одежде.
Наступил поздний вечер, когда автобус довёз её до развилки. Северина к этому моменту нашла место и сидела, а не стояла. Большая часть пассажиров вышла ранее, освободив автобусное пространство. Косуха её ждала. Не успел автобус отъехать, как она выдала своё присутствие.
– Пойдём, мой охранник, проговорила в сторону кустов Северина.
Она пошла по тропинке, таща тяжёлую сумку.
Николай Николаевич её тоже поджидал. Ужин стоял на столе.
– Дедушка, мне что-то есть не хочется.
– Кто же тебя в городе накормил? – спросил он, внимательно её разглядывая.
Она смутилась под его взглядом.
– Никто не накормил. Просто есть не хочется. Я пойду спать.
– Ну, как знаешь! Я завтра понесу в лес капканы, прохожу целый день. Будешь тут одна управляться. А в дом посторонних никого не пускай! – наказал дед.
* * *
Неделя пролетела незаметно. Объявился и второй потеряшка – олень. Северина встретила его в лесу, когда и не ожидала увидеть. С оленем у Северины была давняя дружба. Она, как и Косуху, его выходила и выкормила с рук, а когда он подрос, отпустила на волю. Олень по его оленьим меркам, был уже старый, жил по соседству в лесу и до сих пор не попался в руки охотникам и другим любителям лёгкой добычи.
Северину он спас, когда ей исполнилось всего десять лет. Как-то весной, когда снег ещё не совсем стаял, Северина ходила в березняке, пристраивала посуду для сбора берёзового сока. Здесь она и повстречала серого разбойника-волка. Волков девушка близко никогда не видела, подумала даже, что это чья-то собака заблудилась и ходит по лесу. Плохо бы дело кончилось, если бы рядом не оказался верный друг, олень Берегут. Он и напал на серого, хотя должно было быть всё наоборот. Волк не посмел нападать сразу на двоих. Он скалил зубы, выбирал удобную позицию, но ветвистые рога оленя всё время оказывались на его пути. Северина в это время успела зажечь бересту, воткнула её на палку и вместе с оленем они заставили волка отступить. С тех пор их дружба стала ещё сильнее. После этого случая она и попросила деда научить её стрелять, а, научившись, стала брать в лес с собой одноствольное ружьё, но больше на неё никто не нападал. Может, звери чуяли запах пороха, а, может, они перестали воспринимать её, как добычу.