А теперь они нервничали, стоило Уэсли сделать паузу.
Теперь коллеги видели, на что он способен, имея в своем распоряжении целый город.
Конечно, настороженное отношение смотрящих к нему не делало их менее опасными. Вести магическую торговлю во всем городе – не то ремесло, которое доверяют человеку за его доброту и законопослушность. Уэсли знал это лучше, чем кто-либо другой. По сути, юноша прекрасно понимал, насколько ужасны люди перед ним.
Мошенники и убийцы, которые не остановятся ни перед чем, лишь бы подняться на самый верх. И Уэсли был худшим из них.
Касим фыркнул:
– Быть может, нам не передали твое «особенное» зелье потому, что оно недостаточно хорошо для нас.
– А возможно, потому, что Глава выделяет меня среди вас, – парировал Уэсли.
Илария цокнула языком и бросила на Уэсли взгляд, полный усталости и недовольства.
– Просто скажи нам, что делает эта магия и что замышляет Глава. В конце концов, нас больше.
Уэсли вздохнул.
Ему очень не нравилось, когда люди бросаются угрозами вместо того, чтобы исполнять их. Это казалось парню напрасной тратой времени и слов.
«Лучше убить их всех и просто покончить с этим», – прошептал голос в его голове. Уэсли поправил запонки на рукавах. Воздух вокруг него стал холоднее. Магия гудела, взывая к убийству.
– Грубо приходить в дом к человеку и предъявлять ему подобные требования, – заметил он. Потом сунул руку в карман и нащупал крошечный кусочек металла, который всегда носил с собой. Касим заерзал, почувствовав себя неуютно.
– Кто-то должен отступить, – сказал Стелиос, вздрогнув. – Я не собираюсь стоять тут всю ночь с ножом в руке, потому что каждому из вас хочется доказать свое главенство.
– Мне ничего не нужно доказывать, – возразил Уэсли. Хотя какая-то часть сознания юноши всегда полагала, что именно это он и делает. Наклонившись вперед, Уэсли водрузил в центре стола серебряную пулю. Потом вскинул голову – и пуля послушно поднялась над столом.
– Ты собираешься застрелить нас магической пулей? – спросила Илария. Она в неверии смотрела на него, как будто только сейчас вспомнила, какой Уэсли подонок.
Конечно же, она в этом не виновата. У Уэсли было две маски. Когда другие смотрящие только пришли сюда, на виду оставалась та из них, которая выглядела приятной и располагающей. Но сейчас парень надел другую – соответствующую его репутации. Оно было безжалостным, со смертоносным взглядом. То лицо, которое так ненавидела Тавия.
– Сделай это. – Стелиос засмеялся и ударил здоровой рукой по столу. – Моей кровушке скучно без хорошей компании.
– Это немного чересчур даже для тебя, – сказала Илария, пристально глядя на Уэсли. – Подумай хорошенько о том, что ты делаешь.
Уэсли провел большим пальцем по нижней губе и отодвинулся назад – настолько, насколько позволяло кресло. Пуля вздрогнула в воздухе.
– Я и думаю, – ответил он. – Думаю о том, скольких из вас мне хочется отскребать от пола в этой комнате.
Смех Иларии был похож на осколок стекла.
– Похоже, ручной пес Эшвуда пытается откусить больше, чем может прожевать.
Уэсли выдохнул. Пуля без предупреждения – и словно бы даже не по его воле – пронзила воздух и пролетела в узкий промежуток между рукой Иларии и ее грудной клеткой. Илария вскочила, когда пуля вонзилась в диван позади нее и продолжила прокладывать себе путь, пока не разнесла вдребезги зеркало в дальнем конце комнаты.
– Ты с ума сошел? – рявкнула Илария. Это был хороший вопрос. – Ты мог меня убить.
– Я это понимаю, – отозвался Уэсли. – Я просто хотел удостовериться, что и вы это понимаете.
Илария лишь злобно посмотрела на него. Это означало, что Уэсли добился своего.
Быть может, смотрящие были недовольны тем, что Глава выдал Уэсли некую порцию магии и что это новое зелье, от которого Эшвуд пребывал в таком восторге, окружено густой завесой тайны. И тем, что только Уэсли было позволено продавать этот эликсир. Может быть, Уэсли следовало стать добрее и удовлетворить их честолюбие. Однако правда заключалась в том, что они не были союзниками; не стояли на одной стороне с юношей. И Уэсли нелегким трудом заслужил все те преимущества, которые имел перед ними.
Крейдже процветал благодаря ему. Благодаря юному криминальному лидеру этот город стал магическим центром Усхании. Уэсли занимал свою должность не так долго, как все прочие смотрящие. Он, вероятно, убил и замучил не так много людей, как они; разрушил не столь много жизней и сжег не так много мостов, как они. Но за те недолгие годы, что Уэсли занимал эту должность, он сделал для пользы своего города больше, чем другие смотрящие могли предпринять за всю свою жизнь.
Уэсли любил Крейдже, а эти люди были слишком ужасны, чтобы любить что бы то ни было. Он взял полупустой графин с «Клеверье» и заново наполнил свой стакан. В открытое окно врывался ветер, взывая ко всем фокусам, которые были припасены у юноши. Повторяя ему, что пора заканчивать.
– Если это все, – сказал Уэсли, – то прошу прощения, но у меня есть дела. Мне нужно быть в других местах. Необходимо заниматься городом. Я уверен, что хотя бы кто-то из вас знает, каково это.
Илария грохнула кулаками по столу.
– Что случится в тот день, когда у тебя больше не окажется этой хитрой магии Главы, которой ты так легко швыряешься? – спросила она. – Потому что в этот день мы придем за твоим городом, Уолкотт. Что ты будешь делать тогда?
Уэсли встал, поправляя рукава своего пиджака.
– Полагаю, тогда мне придется просто убить вас всех старым добрым способом.
– Ты один, а нас трое.
Уэсли бросил взгляд на Стелиоса, все еще маравшего кровью его ковер.
– Двое с половиной, – поправил юноша и направился к двери.
Как только Уэсли повернулся спиной к другим смотрящим, завеса магии вокруг парня начала гудеть – так бывало всегда, когда он оказывался к кому-то спиной. Эта завеса была готова защитить Уэсли в том случае, если кто-то решит вонзить нож ему в спину.
Слушая это гудение, Уэсли пересек Кривду и распахнул дверь в свой кабинет.
Это было не самое худшее завершение ночи. Никто не попытался убить его. Юноша сумел внушить всем, будто сам может их уничтожить.
В общем и целом это можно назвать успехом.
Смотрящие должны были знать, что он не уступит их требованиям. Ведь если Уэсли даст хоть малейшую слабину, они превратят эту слабину в веревку, которой смогут удушить его.
Коллеги завидовали ему, и Уэсли знал это. Не только потому, что Эшвуд выделял его, но и от того, что другие усханийские города совсем не походили на его город. Эльтриея на востоке – вотчина Иларии – была плотно застроена бетонными зданиями, скрывавшимися в облаках. Эти здания стояли так тесно, что напоминали детали головоломки. Монотонность прерывали лишь сполохи вывесок с рекламой еды или удовольствий. Южный город Кайтну, за которым присматривал Стелиос, был более древним: он отмечен клеймом очень скучного периода культуры, когда ценилась лишь красивая архитектура – и ничего больше. Там всегда было тепло, однако блеск солнца – единственное, что оживляло белизну одинаково безупречных кварталов. На западе располагалась Ришия, территория Касима. Эта страна сильнее прочих оказалась опустошена войной. Там крестьяне усердно обрабатывали землю. Здания утопали в зелени. Все это не шло ни в какое сравнение с Крейдже, где постройки представляли собой щедрое многоцветие. А когда их освещало солнце, отблески оконных стекол рисовали на земле причудливые картины.
Уэсли сел на край своего рабочего стола и сунул руку в карман за очередным стебельком клевера.
Позади него задрожала картина, которую он унаследовал от прежнего смотрящего. Уэсли взглянул на нее с любопытной улыбкой. На картине были изображены четыре стихии Сонма Богов. Их символы напоминали зоркие глаза, вечно надзирающие за тайнами Уэсли, а в нарисованных небесах над ними висела тень-луна.
В прежние дни ее называли Луной Мастеров. Она являлась частью некого священного ритуала, о котором Уэсли читал в какой-то книге – хотя и не помнил, в какой именно. Ее текст гласил, будто при появлении тень-луны магия усиливалась в десять раз. Он предположил, что это всего лишь россказни – а поскольку Мастеров, у которых можно было бы об этом спросить, больше не существовало, Уэсли не знал, правдивы ли они. И все же ему неизменно нравилась мысль о магической луне, одаривающей людей силой. Именно поэтому парень сохранил картину, хотя давным-давно избавился от ее владельца.
Уэсли терпеливо смотрел, как рисунок продолжает содрогаться, пока тот наконец не разделился надвое. Из темноты за ним показалось лицо.
– Сэр, – тихо и настороженно произнес Фальк, – мне кажется, я совершил прорыв.
Фальк был старше Уэсли, но лишь ненамного. И все же его лицо казалось измождено магией. Складывалось впечатление, что это лицо вытянули, а потом смяли, заострив все черты – от губ до маленького носа.
– Прорыв? – переспросил Уэсли. Фальк кивнул. Губы Уэсли растянулись в улыбке.
Остальные смотрящие оказались так озабочены эликсиром Главы и всем тем товаром, который Эшвуд поставлял Уэсли, что даже не подумали о вещах, что Уэсли мог сам для себя сделать.
Оружие и магия. И бесконечные возможности, которые давало их сочетание.
– Покажи мне, – приказал Уэсли.
Фальк шире распахнул замаскированную под картину дверь. Тень-луна скрылась из виду.
Уэсли сунул руки в карманы и, насвистывая в такт гудению своей магии, шагнул в дверной проем.
Глава 4
Тавия
Тавия уперлась ладонями в поясницу и посмотрела вверх. Камера Саксони, скорее всего, находилась на шестом этаже. Тавия ненавидела высоту. Еще она терпеть не могла карабкаться куда-либо и вообще заниматься телесными упражнениями – помимо уличных выступлений. У девушки не нашлось ни веревки, ни снаряжения для лазания по стенам. И уж точно не было навыков акробата.
Зато она могла летать.
Тавия украла амулеты для парения в воздухе у прежнего смотрящего в свой четырнадцатый день рождения – как подарок себе самой. Хотя фокусница не любила высоту, ей нравилась мысль о том, что всегда есть возможность сбежать. Ирония заключалась в том, что сейчас девушка намеревалась использовать эти амулеты, чтобы проникнуть в камеру.
Тавия потерла ладони одна о другую, позволив талисману согреться в руках. Фокусница вздрогнула, ощутив у себя под ногами лишь воздух. Она изо всех сил старалась не смотреть вниз.
– Смотри прямо перед собой, – сказала она себе, отсчитывая окна, мимо которых пролетала. Ветер хлестнул по ногам. Тавию бросило вперед. Выставленные вперед ладони ударились в кирпичную стену. – Проклятье!
Она вонзила ногти в стену. Ноги девушки опасно подергивались в воздухе.
Пять. Она воспарила на пять этажей вверх. Карниз шестого этажа, где наверняка держали Саксони, дразняще нависал над Тавией. Именно сюда помещали арестованных нарушителей закона о магии, и потому этот этаж строго охранялся. Тавия сделала вдох, чувствуя, как магия парящего амулета буквально растворяется под нею – это все, что сейчас удавалось чувствовать под ногами. В любую секунду она могла упасть вниз и сломать шею. Или оказаться в руках миростражников. Те, несомненно, сообщат об этом Уэсли даже до того, как доложат своему капитану.
Тавия потянулась к окну. Ее пальцы соскользнули с карниза. Девушка стиснула зубы, вонзая обитые сталью ранты ботинок в стену. Собрав всю свою редко используемую телесную силу, она подтянулась наверх. Пальцы Тавии в неистовой хватке сомкнулись на прутьях оконной решетки.
Теперь она посмотрела вниз.
– О, скехт… – выругалась фокусница, созерцая черную брусчатку. При взгляде сверху вниз расстояние казалось куда больше, чем снизу вверх. Тавия подползла поближе к решетке, чтобы заглянуть внутрь.
Тюремная камера была куда просторнее ее спальни, однако удобной комнатушку трудно назвать. Все поверхности были цементными. Выбоина на выбоине, заплата на заплате. С потолка, словно копья, свисали острые потеки. Слева, чуть выше уровня пола, располагался металлический унитаз. Рядом с ним к стене был привинчен рукомойник. На полу лежали три матраса, застеленные истертыми сырыми простынями. На одном из них, расположенном ближе всех к стене, сидел мужчина – и на Саксони он точно не походил.
Незнакомец был одет в фиолетовую робу, какую время от времени приходилось надевать большинству фокусников в Крейдже. Даже Тавия как-то провела день в камере предварительного заключения, облаченная в тюремный комбинезон. Девушка ожидала, пока Уэсли закончит свое собрание и позаботится о том, чтобы вытащить ее. В Крейдже ты считался виновным, пока кто-либо не состряпает достаточно свидетельств, дабы доказать обратное.
– Эй, – окликнула Тавия. Она не утруждала себя шепотом. Девушке было известно расписание стражи. Она знала, что обход начнется только через одиннадцать минут.
Мужчина вздрогнул, но продолжил сидеть, обратив к Тавии сгорбленную спину. Тавия вздохнула и подалась ближе, все так же крепко держась за решетку и не осмеливаясь снова взглянуть вниз. Она в любую минуту могла струсить.
– Эй, – повторила девушка, – сегодня еще кого-нибудь привозили?
Мужчина повернул голову в ее сторону. Свет был ровным, но тусклым. С потолка на шнуре свисала одна-единственная лампа. Когда мужчина обернулся, Тавия прищурилась, чтобы рассмотреть его лицо. Однако фокусница узнала его только тогда, когда заключенный встал с матраса и направился к окну.
Это оказался тот самый человек, которому она продала эликсир – прежде чем Саксони нахально опустошила еще один флакон. Мужчина в цилиндре, с наглым взглядом и с усами, которые сейчас были густо покрыты кровью. И что еще хуже, Тавия откуда-то знала: это не его кровь.
– Ты явилась спасти меня? – спросил он, потом угрюмо добавил: – Они все на меня орут. – Мужчина посмотрел на свои руки. – Они твердят, будто я убил кого-то. Я никогда никого не убивал прежде.
Тавия открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова.
Что бы с ним ни случилось, миростражники даже не озаботились умыть мужчину, прежде чем бросить в эту камеру. Они раздели его, заставили надеть робу цветов Крейдже и сунули сюда.
– Я ищу свою подругу, – ответила Тавия, пытаясь собраться с мыслями. – Миростражники схватили ее возле старого храма. Ты видел, как они притащили в тюрьму кого-то, кроме тебя?
Мужчина покачал головой.
– Как тебя зовут? – поинтересовалась Тавия.
– Дэниел, – ответил он. – Дэниел Эмильсон.
– Что с тобой произошло? – В глубине души девушка надеялась, что он не даст ответа.
«Эликсир. Эликсир. Эликсир».
– Я встречал тебя раньше, – произнес Дэниел, хмурясь так, словно это было самым странным во всей ситуации. – Я хотел… Там была магия. Ты сказала, что это мечта.
Он сглотнул и сделал еще шаг вперед. Свет ярче озарил лицо Дэниела. Тавия взглянула на его шею. Ей захотелось кричать. У мужчины тоже виднелось то, что неизменно присутствовало в ее кошмарах.
Отметина, свидетельствующая о магической болезни.
Отметина, ставшая символом смертной участи ее матери.
Отметина была размером всего лишь с фалангу пальца. По форме она напоминала дверной проем. Посередине тянулась линия, которая изгибалась влево, а потом вправо – к побуревшим краям. Это знак того, что человек обречен на смерть.
– Был голос, – продолжил Дэниел.
Его руки сомкнулись вокруг ладоней Тавии, прижав их к стальным прутьям. Из носа у мужчины потекла кровь. Тавия могла лишь смотреть, не в силах шевельнуться.
– Он шептал, чтобы я сделал ужасные вещи, – говорил мужчина. – Но когда я пытался не делать их, он перестал шептать и начал кричать. – Заключенный крепче стиснул пальцы, сжимавшие кисти Тавии. Она зашипела от боли. – Он велел мне убить того миростражника.