Мы втиснулись в машину – конечно, машину Тессы, поскольку своей у меня нет. Я получила бы права еще в середине лета, точно на шестнадцатилетие, но, к несчастью для меня, авто моей мамы разбилось за неделю до экзамена. Спустя восемь тысяч долларов моя надежда унаследовать его оказалась на свалке вместе с убитым поршнем, что бы это не значило. После этого шесть месяцев я практиковалась или с мамой, которая то и дело панически размахивала руками, или с папой, который только выразительно присвистывал. Ни машины, ни свободы.
– Последний день августа, – вздохнула Тесса, опуская стекло. – Наверное, у меня приступ тоски по лету.
Деревья вдоль тротуаров превратились в размытые пятна густо-зеленого цвета с широкими ветвями. Дубы растянулись от указателя «Добро пожаловать в Оукхерст» до старого центра. Вдоль главной улицы каждые несколько месяцев открывались новые магазины и рестораны, но старые деревья придавали нашему городу шарм и стиль.
Когда я была младше, Оукхерст казался мне вполне приятным местом для жизни. Я почти не вспоминала о Сиэтле, где мы с Кэмерон родились, и ничего не могло быть хуже сырой и жаркой Джорджии, где мы год прожили в захолустном городке. Однако когда случилось несчастье с Аароном, Оукхерст сжался в ком и стал на меня давить.
– Передавай своему папе привет, – сказала Тесса, выруливая на подъездную дорожку. – Заехать за тобой завтра к семи утра?
– Было бы супер.
Я ответила спокойно, хотя пока я шла к двери, при мысли о первом дне школы нервы искрили вовсю.
Ужин затянулся надолго, и все это время я обдумывала свой план. Кэмерон развлекала папу болтовней про скандал в танцклассе, а я обдумывала разные варианты того, как сделать предстоящий год отличным. Требовался мозговой штурм с кем-то, кому я доверяла, с кем-то, кто мог дать хороший совет.
К счастью, такой человек у меня был.
Дома я поздоровалась с мамой и заторопилась к себе наверх, чтобы позвонить бабуле. Мама обычно настаивала, чтобы я разговаривала с бабушкой только лично, потому что она жила всего в нескольких милях отсюда, а телефонные звонки ее иногда пугали. Но было уже слишком поздно для визита, а я хотела поговорить, не откладывая.
Бабулина память начала ухудшаться около десяти месяцев назад и становилась все хуже. Невыразимо грустно было видеть неизлечимый процесс разрушения личности, и я торопилась секретничать с ней, пока еще не поздно – пока вместе с памятью не исчезла и я. Я рассказывала ей про свой «любимый» кошмар – как я тону, не в силах удержать голову над бортиком ванны. Рассказала, как отчаянно порой завидую друзьям. Жаловалась на мамины уроки вождения и на невыносимую сестрицу. Бабушка знала даже о моем сложном отношении к Аарону, про все печали, которые не спешили уходить.
– Алло? – раздался усталый голос.
– Бабуля? – прошептала я так, чтобы мама не слышала. – Это Пейдж.
– О, привет, милая, – оживилась она. – Как у тебя дела?
– Хорошо. Проверяю, все ли готово к школе.
Мой выстиранный и выглаженный наряд для первого дня учебы висел на дверце шкафа еще с прошлой недели.
– Господи, ты уже десятиклассница, – вслух подумала бабуля.
Неверно. Одиннадцатиклассница. Сейчас бабулина память увела ее в прошлое на год назад. Было бы бестактно смущать ее, указав на ошибку, тем более что я звоню так поздно.
– Летит время… Тебе нравится учеба?
– Нравится. – Конечно, некоторые предметы нагоняли на меня тоску, но мне было комфортно в четкой школьной структуре, с расписаниями, учебными планами и тетрадками. – Бабуля?
– Да, солнышко?
Я прислонилась к спинке кровати, опустив ноги на пол, и понизила голос до шепота. Хотела задать ей вопрос, который больше не должен услышать никто – ни мама, ни сестра, ни даже стены.
– После того, как умер дедушка… было что-нибудь такое, что помогло тебе снова радоваться? Ну, чувствовать себя счастливой, несмотря на…
– Ох, милая. То, что случилось с твоим другом, – это ужасно, но ведь это произошло совсем недавно. Нельзя ждать, что тебе сразу станет легче. Пусть пройдет время, и тогда все наладится.
Снова неверно. Это случилось двенадцать с половиной месяцев назад. Прошло пятьдесят четыре недели.
– Я знаю. Я просто… сбита с толку.
– Ну, – с интригующими нотками в голосе начала бабушка, – у меня было несколько свиданий после твоего дедушки.
– Ты ходила на свидания?
– Да. Конечно, та магия, что была у нас, не повторилась, но я этого и не ждала. Я получила столько любви, что на две жизни хватило бы.
Я услышала улыбку в ее голосе. Мой дедушка умер до того, как я родилась, так что я не бередила незажившие раны. Она вспоминала его с нежностью и печалью.
– Ходить на свидания было приятно. По большей части. Я встретила интересных людей, узнала много нового о себе самой. Поцеловала пару лягушек.
Я засмеялась, хотя и поежилась немного, подумав про бабушку и поцелуи в одном контексте.
– А что ты еще делала?
– Ну, путешествовала. Поехала в Париж на свое пятидесятилетие.
– Тебе тогда было пятьдесят лет?
Мы с бабулей обсуждали ее поездку в Париж сотни раз, пока она помогала мне учить французский. Она рассказывала о кондитерских и людях, о музеях и пейзажах. Я понятия не имела, что это было всего двадцать лет назад.
– А как ты считала, моя глупышка?
– В двадцать с чем-то, – пробормотала я, и бабуля засмеялась.
На ее каминной полке стояла фотография, где бабуля кружилась на фоне Эйфелевой башни, одетая в юбку-клеш и рыжевато-коричневое пальто. Лицо и фигура вышли размыто, но в каштановых волосах не было ни намека на седину.
– Мое первое путешествие в одиночку. Твоя мама училась в колледже, и я провела в Париже целых шесть недель. Шесть недель пугающей и восхитительной свободы. Одно из самых приятных воспоминаний.
– Ого.
Путешествовать одной. Например, в Нью-Йорк, ради участия в программе для сценаристов.
– Еще какое ого, – согласилась бабуля. – Честно говоря, я восхищаюсь собой в том возрасте – только не подумай, что я хвастаюсь. У той девчонки был кураж. И у тебя есть, милая. Ты лишь спроси себя, чего ты боишься больше всего, какой страх не дает тебе идти вперед.
Я немедленно ощутила во рту вкус воды из моего кошмара – я тону, голова под водой, легким нечем дышать. Плавание. Вот чего я боюсь больше всего на свете.
В дверь постучала мама – и тут же вошла, не оставив мне времени для ответа. Я каждый раз бесилась. Мама ни капли не признавала мои права на личную территорию, но пыталась замаскировать этот факт одним маленьким стуком.
– С кем ты разговариваешь?
Я прикрыла динамик.
– С Тессой.
Даже если бабушка и услышала, как я вру, она не выдаст меня, потому что забудет раньше, чем сможет рассказать.
Мама вздохнула и повернулась к двери.
– Ладно… Тебе завтра рано вставать. И ты увидишь Тессу утром, так что не виси на телефоне очень долго.
– Не буду, – сказала я закрывающейся двери. – Спокойной ночи.
Мама всегда была строгой, но на смерть Аарона она отреагировала новыми правилами и ужесточением старых – как будто, расписав мою жизнь по часам, она сможет меня защитить. Она постоянно предлагала мне выходить из дома и общаться – и одновременно ввела нелепый комендантский час. Она говорила, что если я захочу поделиться, она всегда рядом, а если я и правда начинала разговор, она не слушала, а давала указания.
– Алло, бабуля? – вернулась я к телефону. – Прости.
– Не надо извиняться. Нам обеим давно пора спать.
– Да, – вздохнула я. – Впереди длинный день.
– У тебя вся жизнь впереди, милая. Сложно только начать.
Горло сжалось от невыплаканных слез. После таких разговоров я не могла поверить, что совсем скоро она забудет мое имя, забудет мое лицо. Забудет, кто я такая.
Повесив трубку, я вытащила из сумки ежедневник и записала туда все, что делала бабуля: свидания и путешествия. Если бы у Райана Чейза не было девушки, мы могли бы влюбиться друг в друга и уехать вместе в Париж. Двух зайцев одним выстрелом.
Я едва смогла себя заставить добавить этот пункт в мой план. К первым четырем я даже хотела приступить. Но плавать или даже просто сидеть на берегу… Тем не менее, если я хочу спокойно спать, надо решиться и на это. Так что я сглотнула и взялась за ручку.
1. Вечеринки/Общение.
2. Новые кружки.
3. Свидание.
4. Путешествие.
5. Плавание.
Тут я задумалась и написала над первым пунктом название моего плана:
Новое начало
Глава вторая
Когда Тесса заехала за мной, я уже полтора часа как была готова, даже успела заново перегладить юбку. Я надеялась, что мой наряд говорит что-то наподобие «Привет, Райан Чейз! Я совсем не замкнутый книжный червь. Видишь мои коленки?».
Расписание я проверила и перепроверила раз двадцать, не меньше, чтобы случайно не попасть на чужой урок. Такое случилось со мной однажды в восьмом классе, и это ужасное чувство – когда учитель так и не назвал мою фамилию на перекличке, – оставило неизгладимое впечатление.
– Первый чудесный день двух одиннадцатиклассниц, – сказала Тесса и, выруливая с подъездной дорожки, сделала музыку погромче.
На ней были стильно потрепанные джинсы и белая льняная блузка с яркой вышивкой. Наверное, из Мексики, куда они с родителями ездили в июле. Пряди волос, еще влажные у корней, сохли на теплом ветру, закручиваясь в мягкие кольца.
Мы – старшеклассницы – в полушаге от взрослой жизни. Немного пугающе. Иногда мне казалось, что в этом нет ничего особенного, а иногда одиннадцатый и двенадцатый классы представлялись белой линией на шоссе – размытая стартовая черта перед началом большого путешествия. В этот же день в следующем году я приду в выпускной класс.
Здание школы – считавшееся старомодным еще лет двадцать назад – вынырнуло перед нами, как бегемот. Я не сводила с него глаз.
– Готова? – заботливо спросила Тесса, сняв солнечные очки.
Я оглянулась, высматривая одноклассников, которые вновь собрались вместе после целого лета. Первый день в школе приносил целый ворох новостей: кто с кем начал встречаться, кто перекрасил волосы, кому родители подарили машину…
– Думаю, да, – кивнула я, и тут кто-то постучался в стекло прямо над моим ухом. В окно, радостно улыбаясь, заглядывала Морган.
– Привет! – взвизгнула она, бросившись обниматься, как только мы вышли из машины. На каникулах мы виделись почти каждый день, но сейчас она так радовалась, как будто мы встретились после долгих лет разлуки. Как обычно, она заправила рыжие волосы за уши – такие же чуткие, как локаторы НАСА, – чтобы показать всем свои жемчужные серьги.
– Кайли, – позвала Морган через плечо. – Все уже здесь. Брось ты телефон!
Кайли, которая стояла в нескольких футах от нас, облокотившись о машину Морган, продолжала писать смс. Я улыбнулась при виде ярко-розовых джинсов. Большую часть лета Кайли провела в лагере, и мне очень не хватало ее отваги – и не только в выборе нарядов.
– Вы что, совсем не волнуетесь?! – спросила Морган, сжимая мою руку.
Я кивнула, чтобы успокоить ее. Тесса пожала плечами.
– Это будет самый идеальный год в школе! – улыбнулась я, испытывая искушение исправить саму себя. У прилагательного «идеальный» не может быть степеней сравнения. Что-то либо идеально, либо нет.
– Так… – протянула Морган, уставившись на меня. – Узнаю выражение лица… Давай, выкладывай.
– Понятия не имею, о чем ты, – соврала я.
– Имеешь-имеешь, Девочка-Словарь, – хмыкнула Морган, одновременно рассматривая все вокруг. – Кайли Рене! Ну хватит уже!
– Простите, – сказала Кайли, пряча телефон; она обвела нас взглядом и улыбнулась, и розовый блеск на губах засверкал в утреннем солнце. – Привет, старшеклассницы!
Мы вместе пошли к школе. Над входом висел транспарант «Школа Оукхерст – еще один отличный год». Не знаю, зачем они пытались продать то, что все и так уже купили: наша школа стабильно занимала в рейтинге высокие места, по большей части благодаря своему расположению в уютном пригороде Индианаполиса. Родители, которые ездят в на работу в город, отдают своих детей сюда, чтобы из них сделали образцовых отличников. Даже лентяи и наркоманы после Оукхерста ухитряются поступить в колледж или техническую школу.
– Еще один отличный, отменно скучный год, – проворчала Тесса, подтягивая джинсы.
Морган скользнула по Тессе взглядом.
– Твои джинсы, похоже, вот-вот упадут.
Тесса посмотрела на нее исподлобья.
– Я не виновата, что в продаже нет симпатичных джинсов моего размера.
Кайли снова оторвалась от телефона.
– Ты знаешь, что тебя все ненавидят?
– Главное, чтобы ты по мне скучала, – хмыкнула Тесса, взяв Кайли под руку.
Та улыбнулась в ответ.
– Я бы скучала по тебе больше, если бы ты, пожирательница чипсов, поправилась хотя бы на фунт!
Кайли вернулась домой несколько дней назад с более короткой стрижкой и бойфрендом-двенадцатиклассником по имени Эрик, который жил в городке по соседству. Они начали встречаться в последние несколько недель в лагере и даже, как выразилась Кайли, «занимались всякими глупостями». Я не вполне поняла, что Кайли подразумевает под «глупостями», но выглядела она весьма самодовольно.
У всех моих подруг раньше были бойфренды, которые продержались не больше месяца-двух. Тесса потеряла интерес к старшеклассникам еще в начале лета. «Включил в машине техно и потянулся меня целовать, как ящерица!» – описывала она.
Войдя в двери, я вдохнула знакомый школьный запах: книжная затхлость учебников и свежая краска на стенах.
– Тебе так нравится аромат школы? – спросила Кайли, смеясь.
Я пожала плечами.
– Да, пахнет не розами, но у меня этот запах связан… с новыми возможностями, что ли.
– У возможностей есть запах? – поддразнила Морган. – По-твоему, счастье тоже пахнет?
– Конечно! – сурово взглянула я на нее. – Оно пахнет как задутые свечки на именинном пироге. Как попкорн в кинотеатре. Как елка на Рождество.
– Как горячие оладьи, – добавила Тесса.
– Как летом у бассейна – чуть-чуть хлоркой и кремом от солнца.
Для меня последние два пункта со счастьем вообще не увязывались, но я обернулась к Морган и Кайли и кивнула.
– Именно.
– Ну, мой шкафчик наверху, так что увидимся на большой перемене, – попрощалась Кайли и добавила специально для меня, иронично выгнув бровь: – Надеюсь, ты не перепутаешь свой класс! И не забалдеешь от запаха новых тетрадок.
– Надейся, – пробормотала я.
В коридоре для старших классов то и дело встречались знакомые лица. Мы выросли вместе. И Аарон должен был быть среди нас. Я встретила То Самое Выражение по меньшей мере у дюжины.
– Вот мой шкафчик, – сказала Морган, сверившись с ежедневником. Код был записан на первой странице таким четким почерком, что шрифт «Таймс нью роман» по сравнению с ним выглядел каракулями. – Подождите секундочку.
Тесса тем временем прислонилась к стене со скучающим видом. Ее средний балл был почти таким же высоким, как мой, но она никогда не делала ничего сверх необходимого минимума. Я слышала, как одноклассники за спиной называют Тессу странной; она же всегда оставалась спокойной и отстраненной от мелких школьных драм.
По коридору разнесся громкий смех. Хохотал, закинув голову, Райан Чейз, а девушки, которые тесно столпились вокруг него, смеялись в унисон. Я смотрела на него как обычно – зачарованно и со страхом, что все заметят мое восхищение. Впервые этот взгляд появился у меня в шестом классе. Мы отправились с мамой в магазин, и я тащилась за ней следом, что-то читая, когда вдруг заметила Райана с сестрой в отделе с мюсли и крупами. Девочка сидела в инвалидной коляске, вся закутанная в одеяла. Райан сверкал побритой налысо головой. В этот момент по радио начала играть песня «Танцующая королева», и Райан вдруг закружил ее кресло в такт музыке. Улыбка девочки угадывалась даже сквозь маску. Затем он начал танцевать перед ее креслом, и я заметила, что сестра тоже задвигалась под ворохом одеял. Отец Райана хотел было его остановить, но девочка протестующе вытянула руку. Вскоре у нее началась ремиссия, и я часто вспоминала этот день, особенно тогда, когда полностью осознала, как много отваги нужно для того, чтобы радовать кого-то, когда тебе совсем не радостно.