– Нужно составить график дежурства, – хоть подметать. Убираться в бытовке… —
– Что-о? – взъерошился Илюха. – За свои сорок пять лет я и дома ни разу не мыл полов, а тут буду гнуть спину. Ишь чего придумала! —
– Послужил бы на флоте, – хохотнул его друг Титов, – там бы тебе расправили спинку – палубу драить! —
– То-то она у тебя прямая! Сам ходишь согнувшись, как коромысло! —
Титов вскочил, вытянулся в струнку.
– А что? Если хочешь, я буду и так ходить! – и ещё пуще рассмеялся.
Другой молодой Сашок тоже вставил своё слово:
– А у нас в гэпэтэушке дежурили за будь здоров. Закатаешь штанишки снизу, тряпку возьмёшь и – только брызги летят.
Монтажники спорили не долго, а бригадир помалкивал. Такие дежурства в бытовке для Бутыгина не новость. И всё-таки предложение Злобиной было принято.
_________________
С появлением Нинки Злобиной бригада вроде бы обновилась: в бытовке всегда был (стал) порядок. Да и работа пошла куда как лучше: не нужно было теперь понужать, люди зашевелились перед лицом Нинки – «НЗ». Червячок ревности нет-нет подтачивал душу бригадира. Он никак не мог понять, чем Нинка Злобина так повлияла на монтажников? Внешностью она явно не вышла, годами старше многих парней и, ясное дело, покорить никого не может. Держится независимо. В перебранку вступает только по работе. Но тут уж настоит на своём.
Однажды сварщица позвала бригадира, пальцем ткнула на стыковочные трубы:
– Погляди, куда это годится? —
– Н-да, зазор маловат, – согласился Бутыгин. – Но варить можно. —
– А я не буду варить! Сколько электродов потратишь, в два раза больше, чтобы такой зазор закрыть! —
Спорить с Нинкой бесполезно. Бутыгин окликнул звеньевого Слесарей.
– У вас что, свободного времени много стало, чтобы по нескольку раз переделывать одно и то же! Иди смотри и переделай! —
Илюха посмотрел на трубы, на бригадира и уже злыми глазами уставился на Злобину.
– Вчера ты говорила, что зазор очень узкий, а сегодня очень широкий. Тебе сам чёрт не угодит! —
– А зачем угождать? – улыбнулась Нинка. – Делайте как положено, по ГОСТу. —
И с самим бригадиром спорила Нинка. Из-за электродов, в основном, и разгорались споры.
– Мудришь ты, голубушка! – сорвался однажды Константин Бутыгин. – Вон Гриша Тимофеев варит же электродами всяких марок, и получается у него всё хорошо. (Сварщиков в бригаде трое и было – сам бригадир и Тимофеев Гриша, и Нинку дали для скорости монтажа). —
– Так у него же, у Тимофеева, шестой разряд, и работает он уже лет десять, – а у меня только пятый. —
Бутыгин только руками развёл: «Ну и язва же! Электроды ей не подходят!..» – подумал, и махнув рукой торопливо ушёл, пообещав:
– Будут тебе электроды! —
________________________
Холода ещё не наступили всерьёз. Осень будто сочувствовала монтажникам. Похолодания были по ночам, а днем теплело и солнышко светило и ещё прогревало. Но вот, уже пожелтели листья на деревьях на бульваре. Деревья живописно отделяли бульвар от автомобильных дорог с обоих сторон, желтизной и краснотой своего одеяния.
А по краю бульвара шла основная ветка центрального водопровода, от которой и была прокопана глубокая траншея к новому дому. Сколько мучились с проходом под дорогой летом ещё, – это другой вопрос. А теперь подходила трасса к дому в переулке.
Дом этот «элитный», «точечной застройки», построен был на месте барачного двухэтажного ряда домов с сараишками во дворе. Всё заброшенное (без ремонта) было снесено, и в переулке возвышался новенький пятиэтажный дом, улыбаясь свежей краской балконов, радужным блеском чистых стёкол в окнах. И внутренняя отделка была завидная: «Добро пожаловать, новосёлы!». Счастливчики дольщики, вероятно, нетерпеливо мяли в карманах ордера на новые квартиры; они приходили на объект и подолгу стояли на краю траншеи, казалось, без особого любопытства смотрели, как продвигаются дела, а потом молча, со скучными физиономиями убирались восвояси. А парни монтажники ещё отчаяннее работали, из-за подключения водопровода и горячей воды сдача дома откладывалась. Монтажники торопились изо всех сил.
____________
Каждый рабочий в бригаде монтажников-водопроводчиков имел по несколько специальностей. Официально, по трудовой, они почти все были слесари-трубоукладчики, но работа на трассах по укладке и проводке труб требовала навыков многих строительных профессий. – Каждый был плотником – это во-первых: нужно было сколачивать опалубки для опор под трубы. Заливали опоры из бетона, конечно, армируя, и арматуру надо было связывать, как заправским арматурщикам, – а иногда опоры были хитросплетённые, на поворотах особенно. Потом, многие из бригады были каменщиками: через каждые 300 – 500 метров и на поворотах нужны были колодцы. И возводили высокие колодцы из кирпича Илюха с Гришей, круглые и на конус кверху сужающиеся. А в этих колодцах уже – устанавливались задвижки-краны. И сварщики приваривали к трубам фланцы и сваривали стыки труб.
_________________________
В тот день Илюха с Гришей спустились в траншею, а сверху им подавали трубы, длинные, по шесть метров. Эти трубы нужно было положить на выемки в бетонных опорах. Сверху – рабочие поднимали трубу вчетвером, а внизу принимать должны были двое, – труба тяжелая!
И зачем Илюха полез в траншею? У него была вырезана язва двенадцатиперстной кишки, операция была не так давно – месяца два назад он вышел из больницы. А тут трубы тяжёлые!
И принимали они трубы около десяти штук, вдоль прямого участка, от колодца к колодцу. На последней трубе Илюха схватился за живот. Трубу он принял, поддержал и почти бросил на опору, а сам упал в сторону на стену траншеи. Доставали Илюху дружно всей бригадой и отнесли на руках в бытовку. Вызвали скорую помощь – у Илюхи разошлись швы на животе. Бригадир начал ругаться: «кто запустил Илюху в траншею! – все знали, что он после операции…». Но Илюха человек подвижный – сам всегда лез вперёд, и он был по возрасту старше всех в бригаде и ему возразить никто не смел.
_________________
После того как трубы были опущены в траншею, началась работа сварщиков, и Нинка вышла готовая работать, с маской и электродами в руках….
Один раз на работу к Маме приходил её сын, шестилетний Серёжа. Мама дала ему черные большие очки, чтобы он посмотрел на сварку. Серёжа видел какая «волшебница» была его Мама! Она стучала железным прутиком по железной трубе и, вдруг, возникал огонь…: загоралась дуга плазмы между электродом и железом. А ещё Мама показала, как она по-особому зажигает огонек сварки: не стучала, а шаркала по железной трубе, проводила электродом высекая искры по поверхности, и подведя к месту отрывала электрод на нужную высоту, и дуга зажигалась, и сварка начиналась. Потом, отбыв окалину молоточком, она показала сыну красивый сварочный шов: маленькие волны железа ровно лежали друг за другом, закрывая прежнюю канавку, соединяя трубы между собою ровным бугорочком.
В обеденное время в бытовке о чём-то шумели-спорили мужики. Оказывается, они тоже читали книжки, многие любили читать. И Нина Злобина тоже вставляла в спор мужиков своё слово…
«Что вы спорите? Всё бесполезно. Всё равно к двухтысячному году дышать будет нечем. Заводы и автомобили „постараются“ загрязнить воздух – в Японии уже воздух продают в пакетах, во время смога над Токио вообще дышать уже нельзя» – сказала Нина.
«Вот я прочитала новую книгу Хайтова – „Колючая роза“. Я могу завтра принести. У меня это не выходит из головы, – что я прочитала, весь день как убитая хожу. Птицы не могут высиживать яйца: скорлупа становится хрупкой. Или ещё вот, – контейнеры с химикатами хоронят в полях и в лесах. С виду зароют – земля, как земля, а на самом деле „ловушка“ … Он и про генную инженерию, и про экологию пишет. Ну всякое такое…».
«Ох, мужики, мужики! Вам-то всё просто… А я вот… Я за Серёжку своего, за сыночка, знаете, как боюсь! Вот, говорят, материнство – радость. Ну, и счастье, конечно. И страх, понимаете, постоянный страх. Не заболел бы! Не попал бы под машину, – гуляют они не только во дворе…. Это – пока маленький… А вырастет? Разве мало причин для волнений? А может, действительно, к двухтысячному году дышать будет нечем? Мы-то жизнь проживём. А они, – дети? Будут ли у них дети? Нет, серьезно…».
Своим настроением Нина привела всю бригаду в задумчивость. Вышли все медленно, шабутной Илюха увезён был в больницу, и работали до вечера все тихо, задумчиво.
А сама Нина Злобина тоже погрузилась в свои размышления:
«Будет ли небо? И лес? Сможет ли сын мой полной грудью вдохнуть этот осенний холодный уже воздух?
Да, строят и производства замкнутого цикла. И очистные сооружения… Но у нас, что вы, ей-богу, наивные!.. Так уж и строят! – Вон, на соседнем заводе третий год строят какие-то очистные…
Может быть придумают что-нибудь для спасения, – но когда? Поздно бы не было!» – рассуждала Нина Злобина.
И дома за всеми делами, которые она делала автоматически она продолжала рассуждать сама про себя и про всех окружающих.
А контейнеры с химикатами, которые зарывают в землю заражая всё вокруг? Пленки нефти на поверхности рек, даже на поверхности реки Волги плавает пленка солярки! Леса вырубают, опять же!
Нельзя возвращаться в пещеры, закрыть все заводы, сломать все машины – прогресс не остановишь. И в тоже время нельзя жить в таком полупрогрессе, не думая о последствиях.
Я – самая обыкновенная женщина, каких миллионы. Я многого не знаю. Мне хочется просто жить, растить сына, работать… Хочется мира… Чтобы было счастье в моём доме, в моей семье… в моём мире! То, что во мне и вокруг меня: сын, муж, родные… Чтобы был мир и во всем мире!
Но рядом – изощрённые умы, великие знания гениев и гениальных коллективов, которые бегут с закрытыми глазами. Добыча нефти возрастает с каждым годом. Всё вперёд идет прогресс. Возводится где-то новый химический комбинат, и над городами взвивается ещё один «лисий хвост». В лесах визжат пилы и ревут трактора, родники пересыхают.
Как же могу я, как можем мы все, обыкновенные люди, повлиять на судьбу планеты? Как?! Если будем жить одним днём? Что делать нам? Разноязычные и глухие к доводам рассудка, люди доброй и злой воли, как нам найти общий язык?
Но ответов не было и жизнь продолжалась.
______________________
Время работы закончилось и люди выходили из бытовки и разбегались по разным направлениям. Нина тоже направилась к остановке.
Скорее на автобус. Мне ещё в магазин забежать надо… Гена заберет Серёжку из детского садика. Вот и тройка. Вперёд!
Час пик, все едут с работы и автобус переполнен.
– Продвигайтесь. Не вам одному уезжать надо! Ну! Ну, ещё маленько!.. – торопилась она влезть, проталкивая мужчину впереди. Но так и не вышло встать на ступеньку, дверь бы не закрылась.
Ладно, я не гордая, на другой сяду… вон и троллейбус идет в ту же сторону. Быстрее. Ничего, что от него дальше идти до магазина и до дома.
– Давайте вперёд! Не стойте у входа! – она «села» -таки в троллейбус.
Влезла… Ох, уж этот час пик! Почему – «пик»? Надо назвать «непик»: не пикнешь, не вздохнешь…
Гена Серёжку заберёт. Сыночка нашего… Ладошки у него мягкие, а на шее уже нет складочки. Младенческая припухлость исчезает. Вытягивается мальчишка…
Размышляла она про себя всю дорогу. И протиснулась в середину салона, ехать ей почти до конца. Правда «конца», как такого, в их микрорайоне не было: троллейбус огибал весь микрорайон и снова направлялся в центр города.
Люблю растить детишек. Отчего же – страх ли, нежелание – ещё рожать второго? Нелегко, конечно, растить ребёнка было… – и болезни и всякое-такое. Детсад, работа – всякие другие проблемы. Вот и бывает, стало уже – в современных семьях по одному, по два ребёнка.
А в моём детстве? Наша семья жила в кирпичном доме, и квартира была большая, нам ещё завидовали, а нас пятеро было, – все братья и я одна. Сейчас мы с Геной в однокомнатной живем и что, говорим мы: надо бы двухкомнатную – сын подрастает. А ещё место в детсаду не сразу. До трёх лет в деревне жил у бабушки чужой для меня, – Генкиной мамы. Нервничала и каждые выходные ездила в эту деревню, бывшую тогда ненавистной. Потом только полюбила и лес, и деревню. Почему не сама сидела я с сыном маленьким? Боялась, что прервется стаж, что денег не будет хватать. Как же моя мама? Всю жизнь почти не работала, с отцовской зарплатой мараковала. Кроме четырёх стен ничего и не видела. Потом пошла лифтёршей зачем-то. После смерти отца. И ни в какую не хотела с внуком водиться…
Ехать было долго. Через город. Потом мимо заводов по самой длинной улице Машиностроителей, потому так названной, что с обоих сторон по машиностроительному заводу.
Что гонит нас, женщин, из дома? В деньгах ли дело? Что дает работа? Какой смысл в этой гонке по кругу: работа – дом – семья – работа? Серёжку я вижу утрами и вечерами в будни, да в выходные. То и дело я подмечаю в нём что-то чужое, от кого-то набранное, не наше и совсем. Да что и говорить!.. И хозяйка я никудышная… А на работе что? На меня надежды нет, – в любой момент на больничный сядешь… по женской своей болезни, а если декрет так вообще… Так стоит ли овчинка выделки – беготня? Стоит или не стоит, а предложат мне не работать – откажусь ведь! Ах, как нелогично! Чисто «женская логика»! Нет, ну правда. Не хотят женщины только одну извечную функцию выполнять – хранительницы очага!
Да и как просидеть дома весь день? День-два, месяц, год – всё одно и то же? А жизнь проносится. И всё мимо, мимо… Я с детства в коллективе: в детском садике, потом в школе, – всё время много людей вокруг было всегда. Помню, долгие, тягучие дни в декрете. Серёжка сопел и чмокал у груди и засыпал. Так я всё перемою, перетру, постираю, выглажу. День тянется. Сварю обед. Потом с малышом погуляю во дворе недалеко, потом книгу перечитаю… Когда стемнеет, Гена с работы придет. Я к нему – ах, ох, наконец-то, да милый, да хороший. А милый да хороший злой пришёл, на кого-то там на работе. Утомлённо плюхнется Гена на стул, уткнётся в газету «Советский спорт», вяло жует. И хоть бы слово сказал! – Понимаю, он устал, отдохнуть хочет. Но для меня-то он – как свет в окошке. Сама бы что-нибудь рассказала, да о чём? Всё у меня как вчера и как позавчера… Это – словно стоишь на остановке много дней и ждёшь, и никаких перемен: остановка!
А вот впрямь остановка моя. Выскочила побыстрее в магазин. Та ещё очередь, но она хоть двигалась быстро. И в очереди в кассу размышления не прекращаются.
Хороший магазин «Универсам», подарок, а не магазин придумали. И овощи, и молоко, и хлеб, и колбаса, и кастрюли тут же, и куклы – всё есть. Бери – не хочу! Вот и набирают люди! А как же я унесу тяжелые пакеты?!
Дошла-таки до подъезда дома и поднялась на свой этаж.
Дверь вот никак не открою. Что они? Не слышат? Уж ногой колочу, мёртвый встанет. Вон, у соседки на втором этаже на косяке крючок прибит. Повесит сетки на него и спокойно дверь откроет. Не мелочь, забота!.. Это не они ли внизу шумят? «Я тигр» … Рычит ещё. Ну, конечно, Серёжка и Гена. Тигры идут!
– Эй, тигры, поторопитесь! Мама сейчас упадёт у дверей от таскания грузов. Привет мальчики! – встретила Нина своих.
Пока с сыном она возилась, её муж уже включил телевизор и сел смотреть хоккей! А Нина принялась хлопотать на кухне. Благо есть полуфабрикаты. Она быстро приготовила котлеты: надо-то всего лишь поджарить готовые. А в это время сварилась картошка. Сделано было пюре. Вот и ужин готов.
А после ужина уложить сына спать. В ванной висело пересохшее бельё, которое нужно было гладить. Тем и занялась Нина тут же рядом с телевизором, шла уже программа «Время».
– Как ты смотришь и гладишь – спрашивал муж.
– А я одним глазом на экран, другим на утюг… Да не боись, не окосею, второй год так глажу. А мужикам, наверное, косоватые глаза нравятся? Ха-ха-ха! —
– Не приглядывался! —
– А зря! Говорят – «загадочный взгляд»!.. И у меня такой же будет! – шутила Нина.
Перед сном всегда привыкли пить чай на кухне в тишине.
А потом Гена уже лег в постель, а Нина пыталась догладить бельё. Перед сном и Гена любил почитать книгу, глядя на него и Нина бросила утюг на железную подставку и пошла ложиться с книгой, – читать они любили оба. Может это их и объединяло.