Каждое лето ребенка забирали из города в общественный воспитательный лагерь, где ему пытались привить отвращение к вранью, но привили лишь презрение к лицам, проповедующим столь бессмысленные идеи. В семь лет мальчугана поместили в обучающий интернат. Там, под присмотром инструкторов и учителей растилось новое поколение Звездочки. Количество преподавателей в интернат набрали такое, чтобы к каждому ученику из города Лгунов был приставлен персональный опекун, который все душевные силы клал на алтарь будущего своего воспитанника. Ханур (тогда еще Филипп) к шестнадцати годам столь последовательно и изобретательно демонстрировал антисоциальное нутро, что настоятели этого детского монастыря были вынуждены расписаться в полном бессилии и подросток был вновь водворен в «альма-матер». К несказанной радости его родителей, которые возомнили себе, что теперь-то их спокойная старость обеспечена. Они имели обоснованные надежды на признательность отпрыска и его энтузиазм в продолжении отцовского ремесла. Но нежный юноша Филипп проявил себя жестким дельцом, как только смог соединять слова в одном предложении посредством местных понятий. Он заявил, что принимает счет за собственное появление на свет в оплату и потребовал твердую сумму от предков, которая в конце концов была ему предъявлена. К восемнадцати годам молодой человек полностью рассчитался с родителями, чем заслужил признание уличной братии города Лгунов, где аккуратность в уплате долгов ставилась превыше всего, поскольку от этой пунктуальности напрямую зависело физическое здоровье. На юное дарования сделала ставку небезызвестная в массах группировка «Урла» и не прогадала. Ханур (теперь уже Ханур) быстро пошел в гору и к моменту его исхода на просторы Звездочки, за ним числился не один десяток блестяще проведенных афер.
В глазах жителя любого из вольных городов Звездочки обитель Лгунов представлялась зловонной помойной ямой, а его обыватели – сосредоточием наихудших человеческих качеств. Разврат, насилие и повсеместный обман. Вот, какая картина рисовалась в воображении добропорядочных граждан, едва речь заходила о городе Мошенников, как его тоже иногда называли. Из этой смеси скверны разве что разврат имел шансы вызвать к себе подобие симпатии, зато от остальных характеристик мороз пробегал по коже, а у наиболее впечатлительных людей случалась отдышка и кратковременные заикания. На самом деле там, как и в любом другом месте существовала широкая прослойка населения никак не связанная с темными проявлениями человеческой натуры. Это многочисленная обслуга, ремесленники и прочие работяги, без деятельности которых немыслимо существование человеческого общества. Если все станут красть и мошенничать, скажите на милость, кто будет готовить обед и подметать улицы? В городе Лгунов данную работу выполняли те несчастные, кого закон замел в эту клоаку по формальному принципу. Множество личностей, не будучи преступниками по своей натуре, тем не менее умудрились угодить в жернова пенитенциарной системы Звездочки и теперь как-то обустраивали свою жизнь в жестких условиях. Их в городе Лгунов называли «кузьмичами». Надувать «кузьмичей» не возбранялось, кроме случаев, когда они ходили под защитой одной из группировок. А поскольку большинство из «кузьмичей» в той или иной степени обзавелись подобной защитой, то часто за «развод» такого недотепы можно было угодить в крупные неприятности или вызвать настоящую межклановую войну. Иное дело – афера, направленная против своего собрата, жулика. Там ты играешь на равных, и тебе противостоит шустряк, получивший классическое образование по части самых различных уловок. Подобные деяния не стыдно было занести себе в послужной список, а еще его непотребство Шпырь, бывало, разберет операцию по косточкам и укажет, где следовало сыграть иначе. Все свои таланты, умения и опыт Ханур собирался привести в действие в городе Простофиль. «Три недели» – напоминал он себе. Двадцать один день есть у него на то, чтобы сгоношить начальный капитал, а потом нужно было спешно нырять в тину и задерживать дыхание. Потому что по следам Ханура пойдут лучшие ищейки города Уников, умелые и ловкие. Нельзя терять ни одного дня впустую.
По пути в центр города посудные лавки встречались регулярно. В одной из них Ханур приобрел устрашающего вида поднос, который хозяин, наверное уже отчаялся продать, а по сему сбагрил покупателю всего за восемь векшей. Жулик сразу влюбился в это квадратное медное блюдо с небрежно загнутыми краями. Несомненно, в любой гостиной такой трофей, вбитый посреди стены на крепкий гвоздь будет приковывать всеобщие взгляды и согревать лучами славы своего владельца. Одновременно, Ханур не забывал портить фасады домов своими объявлениями. Тюбик клея он захватил из типографии с молчаливого согласия ее владельцев, вернее с предположительно молчаливого, потому что клей перекочевал в карман кафтана пройдохи совершенно незаметно и как бы между делом.
Вежливый городовой, который застал Ханура за приклеиванием очередного плаката, обратил его внимание на то, что существуют специальные доски объявлений во дворах домов, а лепить листовки на двери – это не совсем правильно и может вызвать раздражение у жильцов. Кому из благонравных жен, к примеру, понравится, что их мужей, вот так, среди бела дня завлекают бросить родную семью и предаться азарту на открытом воздухе? Но уже через несколько минут страж порядка торопливо шагал в направлении ближайшего рыболовного магазина, а карман Ханура стал тяжелее на двадцать пять векшей.
На самом деле, он совершенно не обрадовался приобретению очередного клиента. Опытный «втирала», Ханур знал, что энергия, которой он воздействует на умы и сердца прямоходящих «карасей», конечна и убывает с каждым новым разговором. Безразлично результативным или нет. Его задора оставалось буквально на пару словесных атак, а их следовало направить на самые важные цели. Конкретно – на представителей власти, гнездящихся в управе. Без их поддержки вся лотерея превращалась в мыльный пузырь. Поэтому в управу он готовился ворваться на последнем мощном дыхании, словно живой вихрь энтузиазма.
Обитель чиновников города Простофиль являла собой превосходный образец бестолково-монументального стиля зодчества. Она словно символизировала принцип власти, вернее напоминала людям, в ней на время заякорившимся, что они в первую очередь нанятые народом управленцы, а не правящий класс. И посему трудиться им надлежит в сооружении хоть и величественном, но нелепом. Массивная крыша наползала на колонны, числом ровно пять, меж которых втиснулись узкие ступени. Со стороны казалось, что у здания слегка съехал чердак, к тому же на мир оно глядело, прищурившись маленькими оконцами. Лепные барельефы фасада отягощали внешний вид растительными мотивами. В просторном многоэховом холле было слишком прохладно, пусто и вахтер.
Первым делом Ханур обуял миловидную дамочку, что воинственно выстукивала шпильками по каменному полу гимн собственной не востребованности. Она несла свою грудь, словно боялась расплескать и вообще была, от черных чулок до белоснежной юбки, так натуго стиснута одеждой, что казалось – малейшее неосторожное движение и произойдет нечто непоправимо-вульгарное. Ханур действовал в своей излюбленной манере. Он всегда давал женщине понять, что видит в ней исключительно женщину. Не высокую личность, не прекрасную душу, не умного собеседника, а женщину. Со всем ее естественным предназначением для мужчины. Звучит цинично, впрочем, если бы Хануру кто-то сказал об этом, он, как максимум удивился бы, а скорее всего, просто пожал бы плечами. Потому что в городе Лгунов дураков не учили. Их учила жизнь. Маэстро Проныр, бывало, одобрял связчика:
– Лихо ты с ними, Ханурик управляешься. А слабо хоть раз начать раздевать ее сразу, без пяти минут на знакомство и прочую муру?
– Я так и поступаю, Шпырек. Когда имею дело с профессионалками.
Ханур гнал от себя романтические бредни. Ради воровского ремесла ему нередко приходилось глушить в себе чувства, а с женщинами он избирал прямой, как лезвие ножа путь к их прелестям, который ему подсказывал исключительно холодный рассудок. Без всякого захода мыслей в сердечную область.
Ханур, совершенно не стесняясь, обозрел фигурку дамочки и горестно вздохнул. Девица уже было нахмурилась на такое бесцеремонное разглядывание (странно – как будто не для этого она надела кокетливые черные чулочки в сеточку и затянула себя в юбку чуть выше круглых коленок), но его вздох заставил недоуменно подпрыгнуть ее подведенные брови. Тем не менее, она остановилась. Сама не понимая, зачем. И больше для того, чтобы внести объяснение в свою остановку, чем из практического интереса, задала вопрос:
– Вы кого-то ищете?
– Да. Но вот увидел вас, и одна только мысль в голове осталась, – Ханур улыбнулся и развел руками. – Кто же вас такую красивую из дома отпустил? Кто тот отчаянный человек?
Усатый вахтер, у которого пройдоха несколько секунд назад испросил пропуск внутрь управы с неудовольствием слушал их разговор. И даже хмыкнул презрительно. Но Ханур обладал фантастическим свойством – он умел ставить голосом такие заслоны, сквозь которые собеседник (читай – молодая и жаждущая признания собственной привлекательности барышня) уже не воспринимали никаких внешних раздражителей. Был только он и она. Как романтично! Девица зарделась, смутилась, улыбнулась.
– Вот, – она провела ладошкой вокруг, словно приглашая Ханура убедиться в черствости мира. – Не ценят.
– А я бы оценил, – прошелестел мошенник. – Я бы так оценил…
– Кгм! – оглушительно кашлянул вахтер.
Девица сбивчиво поправила прическу и, переходя на официальный тон, спросила вновь:
– Так вы к кому?
– Я по делу, – Ханур мгновенно влил в интонацию должное количество серьезных ноток.
В руках у пройдохи было блюдо, на котором лежала стопка еще не расклеенных листовок. С мастерством фокусника он перевернул несколько штук, демонстрируя надпись:
«Поединок с рыбами!
Чистый азарт + мастерство!
Завтра на борту электрохода «Слынчев бряг» состоятся соревнования по спортивному рыболовству. Приглашаются все участники. Победителя ждет памятный подарок и звание чемпиона Пушина по рыбной ловле. Регистрационный сбор – 25 векшей. Отбытие в 6.00 утра от речного вокзала. Не думайте, что вы заняты – всегда найдется время, чтобы стать лучшим.
Фортуна подарит улыбку решительным!»
Текст Ханур надиктовал в типографии, не особенно задумываясь. Поэтому ответ на вопрос, что значит предложение: «Приглашаются все участники», скорее всего повис бы в воздухе. Одна из афиш, казалось, сама по себе свернулась рулоном и нырнула в руки усатого вахтера.
– Дядя, тебе с этой листовкой выйдет скидка наполовину. Найдешь меня завтра на причале. Не потеряй, смотри.
Вахтер проворчал:
– Вовсе не интересуюсь. Я – грибник.
Но бумагу не выкинул, а бережно свернул вчетверо.
– Соседу отдам. Он у меня любитель различного лова, – важно пояснил сторож, как если бы сосед был существом несамостоятельным и находился у него в полном подчинении.
А про себя подумал: «Если Митрия с утра на рыбалку спровадить, то стало быть Лизавета одна целый день будет».
Он давно считал, что его усы произвели на супругу соседа неизгладимое впечатление и лишь постоянное присутствие мужа мешает несчастной женщине это впечатление трансформировать в более осязаемые рамки. А пока обладатель пышного дополнения к прочим достоинствам зрелого мужчины производил в голове нехитрый ловеласный расчет, жулик продолжал без умолка вещать о достоинствах рыбной ловли, прекрасном чувстве единения и спортивном духе. Через десяток минут вокруг него уже собралось несколько работников управы. В официальных учреждениях люди часто бродят по коридорам, а когда речь заходит о том, чтобы отвлечься от основной работы, их отзывчивость не знает границ. За то государственные конторы так возлюбили всяческие коробейники. Прибывшие в вестибюль чиновники были тут же снабжены наглядной агитацией из бесстыдных рук Ханура. Однако, впору было переходить к теме визита.
– Вот я, собственно, и явился, чтобы доложить в управе о наших состязаниях. Негоже ведь, когда все происходит без ведома власти?
Несколько энергичных кивков с разных сторон.
– Порядок должен быть во всем. Полагаю, что управа захочет послать на соревнования своего представителя. И это будет очень правильно.
На симпатичном лице девицы в чулках, к тому моменту уже «просто Элеоноры» отразилось некое понимание проблемы в целом.
– Так это вам к самому голове нужно. Он такие вопросы решает.
Какой-то неизвестный толстяк с внешностью потерявшего боевую форму носорога, протиснул свою тушу поближе к Хануру и с нажимом заявил:
– Феоклист Андреевич в служебной командировке. Будет послезавтра.
Элеонора задумчиво наморщила носик:
– Тогда к Семену Митрофановичу. Он у нас подголова по народным гуляниям и игрищам.
Ханур церемонно поклонился.
– Ведите, красавица! – пророкотал он, вновь включая обаяние на максимальный уровень. А для всех остальных работников, коих уже набралось изрядная кучка, провозгласил:
– Извините, товарищи управленцы, но более десяти человек взять не могу. Не могу, – прибавил он с сожалением. – Потому как – квота. Попрошу составить список. Работникам управы скидка пять векшей. Добычу можно забрать домой, порадовать близких.
И пошел за вызывающе дробным стуком каблучков, равнодушно созерцая сеточку на стройных ножках, которые двигались в эту минуту с особенно отточенной грацией от его присутствия позади. Пока они добрались до обитой черной кожей дубовой двери на третьем этаже, Ханур уяснил, что Элеонора весьма темпераментная особа, которой некуда в управе израсходовать свой темперамент, а Семен Митрофанович – «удивительной чистоты человек». Жулик ожидал увидеть некое подобие ангела во плоти и мысленно от того уже построжал, но когда он перешагнул порог кабинета подголовы, то понял, что определение носит вполне прямой и конкретный характер. Потому как они застали Семена Митрофановича с мохнатым полотенцем на плече. Прямо напротив роскошного кресла большого начальника из стены выступал железный клюв водопроводного крана с раковиной под ним. Подголова истово мыл руки.
Надо отметить, что сей достопочтенный управленец не являлся психом. Просто его маменька заведовала очистными сооружениями города Пушина и с детства внушила своему отпрыску крайне оппортунистические взгляды в отношении микробов и прочей антисанитарии. Ему постоянно живописали, что случается с теми бедолагами, которые легкомысленно относятся к гигиене. На коже несчастных буйно прорастают лишаи, экземы и вредоносные грибковые колонии. Поэтому ребенок не расставался с мылом, всегда ходил чистый, опрятный, с розовыми щечками, как молочный поросенок. Простое рукопожатие приводило его в трепет, а грибы он исключил из рациона с самого детства. Его опрятность, конечно, постоянно ставили в пример всем сорванцам округи, но в более зрелом возрасте это явилось непреодолимым препятствием к нормальной семейной жизни. Да, молодого чистюлю привлекали девушки – такие стройные, свеженькие и ухоженные, но как быть со всеми этими микробами? Их же нужно касаться, обнимать и даже более того! В общем, в конфликте взглядов и инстинктов победили внушенные мамой комплексы, вернее не нашлось претендентки, которая решилась бы эти комплексы выбить из его головы. В результате чего пятый десяток Семен Митрофанович встретил с лысиной, очевидными контурами брюшка под рубашкой и полотенцем на плече. Какой из этого вывод? Мамы, будьте умеренны в своих наставлениях детям и никогда не пугайте их микробами, врачами, а также разными болезнями. Пожалейте их будущность.