– Почему?
– Потому, что это закрытая информация, которую я не имею права разглашать. А если я это сделаю, то нарушу закон.
– Серьезно? – я и на самом деле не думал, что все может оказаться настолько серьезно. – Какой закон?
– Список пассажиров самолета относится к информации, которая попадает под действие закона о конфиденциальных личных данных. Поэтому, еще раз извините. Ничем не могу вам помочь.
– Девушка, милая, это мой отец, которого я не видел несколько лет. Мы с ним разминулись в Москве, и этим утром он улетает в Джакарту. Но я не могу ему дозвониться. Только поэтому я и прошу вас…
– Обратитесь в информационное бюро и попросите их дать объявление по громкой связи. Думаю, это наиболее приемлемый вариант…
– Это долго! Если он не в этом аэропорте, то мне надо проверить еще семь рейсов в Шереметьево… Там это, может быть, будет иметь смысл, но здесь… всего один рейс. И все, что мне нужно – это знать, есть ли на этом рейсе нужный мне человек… Ну, пожалуйста!
– Мужчина, поймите, выдать личную информацию о пассажирах сотрудник компании имеет право только в случае, если ее требуют правоохранительные органы, либо исключительно в экстренных случаях.
– У меня самый экстренный случай, девушка! Помогите, прошу вас!
– Экстренный случай – это авария, внезапная незапланированная посадка или любой другой форс-мажор… И то, такого рода информация предоставляется исключительно родственникам пассажиров…
– Так это же мой отец, повторяю вам! Я родственник! Хотите, документы свои покажу? Паспорт есть… Только… вот же блин…У нас с ним фамилии разные… Родители в разводе…
– В крайнем случае, – продолжала девушка уже более рассеянно, – ваш родственник должен иметь серьезные проблемы со здоровьем… если, например, его психическое состояние вызывает опасение, и он может представлять собой угрозу для остальных пассажиров самолета…
– Не поверите, Виктория, – я прочитал имя девушки на бейдже и расплылся в блаженной улыбке, снова посмотрев ей в глаза, – вы только что описали именно его случай. Псих ненормальный! Всех на борту порешит… И это будет на вашей совести! Помогите, а?
Девушка тоже смотрела на меня и еле сдерживала улыбку.
– Просто «да» или «нет». Мне больше ничего не надо…
– Как, вы говорите, его зовут?
– Мечников Анатолий Карпович.
Девушка пробежала пальцами по клавиатуре своего компьютера, потом, сдвинув к переносице брови, поводила взглядом по экрану и в итоге отрицательно покачала головой.
– Мне очень жаль…
– Спасибо.
– Очень надеюсь, что это не проверка и меня теперь не уволят из-за вас.
– Нет. Это не проверка. И я никому не скажу. А там не видно, онлайн регистрацию он тоже не проходил?
– Нет, не проходил…
– Черт! – я в сердцах стукнул кулаком по стойке.
Девушка даже вздрогнула, а потом, покосившись на соседнюю очередь и своих коллег за другими стойками, которые стали бросать на нас косые взгляды, заговорщическим шепотом тихо проговорила:
– Смотрите, регистрация завершится через двадцать минут. Если подождете, то я смогу вам сказать точно, есть ваш отец на этом рейсе или нет. Идет?
Мне ничего другого не оставалось. Но по истечении этого времени меня снова ожидало отрицательное мотание головой прекрасной сотрудницы, так любезно согласившейся помочь вопреки строгому предписанию.
И я снова уселся в такси.
– А вы быстро… – сказал водитель. – Теперь куда? В Шереметьево?
– Да.
Про ближайшие рейсы «КЛМ» и «Гаруда Индонейша», вылетающие в 05:30 можно было смело забыть. Я не успевал не то, что к завершению регистрации на них, но, видимо, уже и к самому вылету. Зато оставались те два рейса, что должны были вылететь в 10:25, а также более ранние: «Эмирэйтс» в 08:50, родной «Аэрофлот» в 09:45 и опять же «Турецкие авиалинии» в 09:50.
По поводу такого же успеха на стойке регистрации, как во Внуково, я не строил больших иллюзий. И этот случай можно было назвать, скорее, исключением из правил. Поэтому еще в пути я для себя решил, что по прибытии воспользуюсь полученным советом и попрошу сотрудника информационного бюро дать объявление по громкой связи.
Так я и сделал.
В дороге я не оставлял попыток дозвониться Анатолию, но его телефон по-прежнему был выключен. Время и пространство вокруг меня спрессовалось в тугой комок из нервов, скорости и злости. Спустя час я расплатился с водителем и отпустил такси, а сам пустился в долгое путешествие по длинным пешеходным галереям с траволаторами, объединяющим терминалы D, E и F в один большой Южный терминальный комплекс аэропорта Шереметьево.
Как я и предполагал, два из оставшихся семи рейсов я пропустил. Но оставались еще пять. Поэтому я все-таки дал объявление, в котором просил Анатолия подойти к информационной стойке у выхода из терминала Е к поездам «Аэроэкспресс». Но результат превзошел все мои ожидания. Не прошло и пяти минут с момента, когда прозвучало объявление, как мой телефон вдруг ожил в кармане. Взглянув на экран, я даже оторопел, увидев, что это звонил Анатолий.
– Где ты? – спросил я, не тратя времени на приветствия.
– Терминал F. Кафе в центре зала. Напротив большого табло с расписанием… – ответил он в таком же стиле. – Если хочешь, сам подходи.
Несколько минут спешного ковыляния в многолюдной сутолоке по коридорам между терминалами, и я уже навис над Анатолием, который сидел за небольшим столиком, смакуя утренний кофе.
Все, как всегда: костюм, галстук, простая, но аккуратная стрижка средней длины, свернутый плащ, переброшенный через спинку соседнего стула и аккуратный чемоданчик на колесиках, как у пилота, который можно не сдавать в багаж, а взять в салон самолета. Само олицетворение уверенного спокойствия и невозмутимости. Не сказать, что он как-то ярко выделялся на фоне других пассажиров. Тем боле с его вполне заурядной и не особо запоминающейся внешностью. На вид просто очередной бизнесмен, собирающийся отправиться в не очень длительную деловую поездку. Но именно в этот момент чувство превосходства над всеми, особенно надо мной, так и выплескивалось из него через край, когда я стоял перед ним, опираясь на костыль и переводя дыхание, а он откусывал круассан и прихлебывал кофе.
– Это уже становится традицией… – проговорил он с набитым ртом, проявив при этом не больше эмоций, чем, если бы мы не виделись всего каких-то несколько часов.
– Что именно? – спросил я.
– Общаться в аэропорту.
– Приехал бы вчера домой – поговорили бы там.
– Я не смог. Дела.
– Видимо, поважнее нас с мамой…
– Ха! Не надо мне тут из себя обиженного строить! По пальцам можно пересчитать, сколько раз ты звонил матери за последний год. И если мне не изменяет память, ты сам не горел желанием со мной встречаться. Так что, считай, я пошел тебе навстречу. Какие претензии?
– Никаких… – процедил я сквозь зубы.
– А с ногой что? – кивнул он на мой костыль. – Чего хромаешь?
– Можно подумать, мама тебе не сказала…
Анатолий усмехнулся и пожал плечами.
– Хотел от тебя услышать.
– Меня ранили.
– Серьезно?
– Нет, в шутку!
– И поделом! Скажи спасибо, что не в голову попали! Будешь знать, как заниматься подобной херней. А то поехал он, видите ли, в Африку – спасать людей! Айболит хренов! Поздно переходный возраст бомбанул что-то. Не находишь?
– Лучше поздно, чем никогда! Сам же говорил, что надо мужиком быть. Вот я и побыл мужиком. Провести год под пулями и схлопотать одну из них, мне кажется, нормальный результат.
– Ладно тебе. Не ерепенься! – отмахнулся Анатолий и снова пригубил кофе. – Садись…
– Я постою. Спасибо.
– Упрямый, как баран. Короче, выкладывай, зачем я тебе так понадобился, что ты аж сюда приковылял с утра пораньше?
Удивительно, но после года с лишним, проведенных вдали от него и вообще от родного дома, когда я, наконец, почувствовал себя полноценным хозяином своей жизни, сейчас снова вернулось ощущение подчиненного положения. И я ощутил всю неловкость сложившегося момента. Понял, что клокотавшее во мне всю ночь возмущение испепелило само себя, а Анатолий, изначально задав беседе определенный тон, сразу отвел себе доминирующую роль. Сразу стал хозяином положения. Он вальяжно развалился на стуле, скрестив на груди руки, и каким-то образом умудрялся снисходительно смотреть на меня даже снизу вверх.
Я с ужасом вдруг осознал, что продолжаю стоять и молчать, переминаясь с ноги на ногу. Ступор и неоправданное чувство, словно провинился.
– Молчишь… – мне сначала показалось, что Анатолий спросил, но потом я понял, что это было утверждение. – Тогда я тебе скажу, Володя. Ты остолоп! Знаешь почему?
– Почему?
– Потому что после всего того, нахреноверченного тобой в Стокгольме, что, благодаря мне, осталось для тебя самого в далеком прошлом, и последствия чего кое-кто разгребал еще очень долго, единственной глупостью, которую ты мог сделать и сделал-таки – было снова назваться Эриком Хансеном.
– Откуда ты…
– Откуда я знаю? От верблюда! Нахрена, ты думаешь, пилотам нужны списки их будущих пассажиров? ООН эвакуировало шведскую миссию Красного Креста в Газабуре и, выполнив предписание, пилот самолета, в который тебя затащили твои шведские друзья, передал списки пассажиров в генеральный штаб, а копию – в офис шведов.
Вот они и стали искать своего невесть откуда взявшегося сотрудника, эвакуированного из зоны боевых действий и вписанного в эвакуационный лист от руки, которого в их собственных формулярах почему-то не значилось. Даже направили запрос в Швецию, а также разослали аналогичные запросы в посольства и консульства по всему миру, чтобы установить, какой именно из Эриков Хансенов, проживающих на территории страны или за ее пределами, мог оказаться в Африке, а после успешной эвакуации снова исчезнуть?
И что удивительно, большая часть пассажиров самолета не помнят никакого Эрика Хансена и вообще о таком никогда не слышали, а несколько человек припоминают раненного в ногу мужчину, которого последним завели в самолет. И только пятеро человек из той бригады, к которой ты был прикомандирован, сказали, что просто помогли незнакомому шведскому парню с таким именем, а после приземления в Кано, где творилась адская неразбериха, тот просто исчез.
Я был поражен такой осведомленностью и по-прежнему молчал, изумленно хлопая глазами. А впрочем, чему я удивлялся? Мне ведь было известно, где работает, а точнее, служит Анатолий.
– Молчишь? – на этот раз уже точно спросил он. – Молчи. Мне есть, что еще сказать. Это, конечно, здорово, что у тебя появились такие замечательные друзья, которые готовы на руках вынести тебя из пожара войны, запихнуть в самолет и прикрыть твою задницу, какое бы имя ты ей ни дал. Но нахрена было называться Эриком Хансеном, твою мать, а?!
– Надо было быстро придумать имя, а это – первое, которое пришло мне в голову…
– Первое, которое пришло в голову? Ты совсем идиот? Володя! Когда ты включишь свои мозги и начнешь ими шевелить?
Я думаю, ты просто не представляешь, каких усилий стоило мне и Юрию, если ты помнишь такого, замять историю с Эриком Хансеном. А ведь Юре могло очень крепко достаться. Из-за тебя! Из-за твоей идиотской выходки!
И вот, когда уже ничего не предвещало беды, Эриком Хансеном начинают интересоваться государственные структуры, включая полицию. Володя, ты понимаешь, что даже из консульства в Мале пришел ответ? Несмотря на то, что наши хакеры подчистили всю официальную переписку по электронной почте, у них там остались какие-то бумажные копии копий в хреновом качестве. Но, слава Богу, ничего такого, что могло бы дискредитировать настоящего Эрика. Повезло даже с тем, что фото на ксерокопии паспорта с твоей физиономией совершенно неузнаваемо. Но сам факт, что эта история с Мальдивами всплыла почти через полтора года, заставил многих людей понервничать. А ты, видите ли, просто назвал первое имя, которое пришло в голову. Молодец!
– Мне сейчас кажется, что если бы я не сел в тот самолет в Газабуре и меня там застрелили, ты бы не так сильно расстроился…
– Ошибаешься! Мне было бы жалко, что мой сын так бездарно потратил свою жизнь, имея в своих руках то, с чем на самом деле можно жить долго, ярко и счастливо.
– Хватит!
– Это я тебе должен сказать ХВАТИТ! Хватит протирать штаны, как ты жил до той истории, и хватит вести себя, как капризная девчонка! Это я уже про твой выбрык и поездку в Нигерию. Не был бы я тогда так занят и не появись только в последний момент – хрен бы ты куда отправился у меня! Ясно?
– Более, чем…
– Вот и отлично! А теперь ты, наконец, можешь сказать, что же все-таки привело тебя ко мне в день отлета? Или ты просто соскучился?
– Нет. Я не соскучился. Просто хотел спросить кое о чем…
– Ну, так спрашивай, давай.
– Почему тебе было так важно, чтобы я уехал из Стокгольма и Швеции? Ты дал мне два дня на увольнение и сборы. Всего два дня… Почему так мало? К чему была эта спешка?
– Чтобы тебя не убили, дубина ты! Это были меры предосторожности. Исключительно ради твоей безопасности. Пойми, что кроме твоей дамочки, которая тебя так великодушно пощадила, твоя физиономия была известна англичанам, и немцам, чьих людей мы не видели поблизости, но не могли со стопроцентной уверенностью гарантировать, что их нет, и они тебя не ищут. А с чего ты вдруг заинтересовался этим вопросом? И почему именно сегодня?
Я хотел вынуть из-за пазухи газету и швырнуть ее Анатолию в лицо. Но сдержал себя в руках и вместо этого просто шумно выдохнул, стиснув зубы.
– Утром последнего дня, когда я был Эриком Хансеном, ты принес мне газету, в которой была напечатана статья… маленькая заметка об аварии. Автомобиль «Вольво» без номерных знаков столкнулся с грузовиком где-то на проселочной дороге и, слетев с дороги, упал в озеро. Там писали, что водителя не нашли, но в салоне автомобиля обнаружили документы на имя Элис Бергман… По автомобилю потом, я так понимаю, в полиции установили имя владельца, и бремя общения с представителями власти взял на себя уже настоящий Эрик Хансен… Так?
– Да. А в чем вопрос собственно?
– Что там на самом деле произошло?
– Хм-м-м… Дай подумать… Авария… Что там еще могло произойти? Ты же сам читал статью. Там все было написано…
– Не вешай мне лапшу на уши. Я спрашиваю не про то, что было написано в газете. Я хочу знать, что там произошло на самом деле? Это было ваших рук дело?
– Что именно?
– Авария! Это вы ее подстроили?
– Совсем сдурел?!
– Я спрашиваю, та авария – ваших рук дело?! Если да, то, как вам это удалось? Выследили ее после того, как Элис избавилась от меня? Или ни на секунду не выпускали из виду, пока мы отрывались от погони и, как я тогда думал, вместе пытались замести следы, бросив машину на парковке торгового центра?
– У тебя паранойя, сын…
– Если она не разбилась насмерть, то должна была утонуть. Ее тело нашли в итоге? Что с Элис Бергман?
– Не знаю я, что с этой потаскушкой… Не слежу за таким малозначительными новостями…
– Не смей ее так называть!
– Ах, да, конечно… Прости, что не хочу захламлять свой мозг лишними именами. Тем более именами женщин, которые готовы лечь под кого угодно, лишь бы получить то, что им нужно…
– Я же попросил тебя…
Анатолий лишь пренебрежительно скривился и махнул рукой.
– С чего вдруг ты вообще затеял этот разговор?
– Не важно. Ответь мне… Просто ответь на мой вопрос…
– Спроси лучше о чем-нибудь другом.
– Нет. Больше мне ничего не надо. Только это.
– Почему?
– Потому что я хочу знать правду! Мне нужны подробности о той аварии. И мне нужно знать, жива ли Элис Бергман на самом деле или погибла? Что-то мне подсказывает, ты знаешь ответ.
– Ты ошибаешься, Володя…
– Я мог бы ошибаться, если б сам случайно наткнулся на ту статью. Но именно ты принес мне тогда газету с заметкой о ее гибели. Именно в тот день, когда на сцену должен был выйти настоящий Эрик Хансен, а мне предстояло уйти в тень. Зачем? Чтобы убедить меня в том, что ее больше нет? Чтобы я сложил руки, не выкинул какой-нибудь очередной фортель и поскорее смирился со своим предстоящим отъездом? Разве не так?
Анатолий хмыкнул и картинно закатил глаза.
– Не надо делать из меня злодея.