– А ты не строй из себя святого!
– А ты не строй из себя жертву! На это противно смотреть…
Я стоял и не мог поверить, что все это снова происходит со мной. Ведь с момента нашего последнего разговора в таком духе, который состоялся в Стокгольме, прошло уже больше года. И вот он опять на коне и уверен в своей правоте, а я не в силах вымолвить даже слово. Стоял, словно замерев в оторопи, как кролик, загипнотизированный удавом. Я, который неделю назад смело или даже безрассудно лез под пули и сам стрелял в живого человека.
И тут я вдруг понял всю бессмысленность своей затеи. Хотя бы потому, что без его подтверждения знал все, что нужно. Анатолий никогда бы не признался в подлом обмане, рассчитанном на то, что я, в момент глубокого разочарования просто соглашусь на все, что он предложит. И уж тем более он не попросил бы за это прощения. Я понял, что зря вообще искал этой встречи.
Чего я хотел добиться этим разговором? Скорее всего, просто показать ему, что теперь знаю правду и выказать свое негодование из-за того, что он обманул меня когда-то, сыграв на моих чувствах. Хотелось одним ударом разрушить его оборону, покрыть все карты одним козырем – снимком в газетной статье. Но какой смысл, класть перед ним на стол газету с фотографией живой и здоровой Элис Бергман, если это и так ему известно. Всего лишь в очередной раз расписаться в своей ничтожности? Признать свое поражение, а точнее полную и безоговорочную капитуляцию без боя год назад? Ну, уж нет. Только не сейчас.
– Ладно… – махнул я рукой. – Извини, что отнял время…
– Это было твое время… – с безразличием пожал плечами Анатолий. – Я просто пил кофе в ожидании посадки на свой рейс.
Только сейчас я обратил внимание на лежавший на его столе билет в специальном конверте авиакомпании с логотипом «Эмирейтс». Вылет в 08:50, как я помнил. И если не считать полный провал в разговоре с Анатолием, то мои поиски и ночная поездка в один аэропорт, а потом в другой увенчались успехом – я его нашел и успел это сделать до вылета.
– Мой тебе совет, Володя, забудь ты уже эту девку, прекрати себя жалеть и начни, наконец, жить, а не существовать. Хватит плыть по течению! Начни шевелиться! Поставь себе цель, в конце концов, и иди к ней.
– Считай, что уже поставил.
– Это какую, интересно?
– Тебя не касается!
– Да?
– Да. Хорошего полета…
С этими словами я развернулся и пошел прочь.
– Спасибо! – крикнул мне вдогонку Анатолий. – Увидимся!
Но я уже не ответил, продолжая шагать, опираясь на свой костыль. Обратно в Москву я возвращался на экспрессе и на метро. Ужасно хотел спать, но так и не сомкнул глаз, потому что напряженно думал о том, что мне предстояло сделать в ближайшем будущем. Для начала отменить все встречи с риэлторами и возможными работодателями…
4
Еще по дороге домой, сразу после того, как оставил всем риэлторам голосовое сообщение, что отменяю запланированные на ближайшие дни встречи, я набрал номер одного из приятелей, который работал в Шведском визовом центре. Как мне казалось, он мог помочь с быстрым оформлением шенгена, но так как это было очень раннее утро, то ответили на мой звонок далеко не радостным тоном:
– Слушай, я в отпуске… – мучительно простонал он мне в трубку сонным голосом. – Тебе, что, горит прям?
– Да!
– Дождись десяти утра и позвони в визовый центр, телефон – в интеренте. Сдашь документы сегодня – визу на полгода тебе оформят за три-пять дней…
– А если мне нужно срочно?
– Срочная виза – это пять «штук» плюс сборы… Володя, я не справочная! И вообще есть куча контор, которые тебе за бабки все в два дня оформят… Хотя… Лучше, правда, позвони в визовый центр… О-кей?
– А если…
– Я могу выспаться в своем отпуске?
– Да, конечно… Прости, что потревожил…
Вторым человеком, которому я позвонил, был Вадим Стрельников, благодаря которому накануне вечером у меня в руках оказался выпуск «Экспрессен» с фотографией Элис Бергман. Он тоже еще спал. Мой ранний звонок его разбудил и удивил. Наверное, не меньше, чем заданный вопрос.
– Ускорить получение шведской визы? – еще не до конца проснувшись, повторил он вслед за мной.
– Да. Твои связи наверняка покрепче моих будут.
– А когда она тебе нужна – эта виза?
– Как можно скорее, если сегодня же сдам все необходимые документы в визовый центр!
– Сегодня не сдашь. По субботам они не работают. И завтра тоже. Тебе нужна выписка со счета в банке, а банк даст ее тебе в лучшем случае только в понедельник – послезавтра… Плюс билеты и бронирование, копии которых надо приложить к заявлению на выдачу визы…
– Все это будет! Будет сегодня. Ну, кроме выписки, наверное… Если в понедельник сдам документы, поможешь?
– Конечно! О чем речь? Только мне сразу позвони, я все устрою. Если сдашь все до обеда, гарантирую, что на рассмотрение они попадут на следующее утро, то есть во вторник. И к вечеру ты уже будешь знать о результатах… Может, даже получишь паспорт с визой на руки… Но, даже если все пройдет без проблем, рассчитывай на среду. Не раньше.
– Это было бы идеально…
– А что за срочность такая?
– Как с тобой поговорили, понял, что соскучился! Нафиг все – и переезд на отдельную квартиру, и работу… Хочу туда. Просто поехать, пожить в свое удовольствие…
– Надолго?
– Как получится… Не знаю, еще… Было бы неплохо сразу на полгода или на год.
– Ого! Я смотрю, ты серьезно все решил…
– А что, проблемы могут быть?
– Не знаю… Тебе никто приглашение сделать не может? Да, это оттянет все на день-другой с пересылкой экспресс-почтой, зато в выдаче визы точно не откажут! Один лишний день ожидания не стоит того? Ты подумай, это и с бронированием гостиницы вопрос снимет. А по факту потом сможешь найти жилье по душе и по карману… Как ты на это смотришь?
– А ты точно поможешь? – переспросил я. – В любом случае?
– Я же сказал, что помогу!
– О-кей… Я подумаю и перезвоню… Прости, что разбудил.
– Да без проблем. Звони в любое время!
– Спасибо.
Идея Вадима мне понравилась.
Первым делом я почему-то сразу подумал о Кайсе Энгстрём. Думаю, что она не отказала бы в помощи. Даже из вредности. Даже если была очень зла на меня. Только я сразу же отмел эту идею, потому что мне не хватило бы наглости просить ее о таком одолжении после моего безобразного поведения на борту самолета, которым нас эвакуировали из Газабуре. Даже при том, что не помнил о том, чего наговорил ей в самолете. К тому же я вспомнил, что так и не попрощался с ней и своими шведскими коллегами после приземления в Кано, что тоже выглядело крайне по-хамски. Особенно после того, как эти люди защищали меня на трапе самолета буквально под обстрелом боевиков «Боко-Харам» и отстояли мое право лететь с ними вопреки официальному предписанию и желанию пилота послать меня ко всем чертям, оставив погибать на раскаленных войной нигерийских задворках. И прежде, чем просить ее о чем-либо, я считал, что должен перед ней извиниться и поблагодарить.
Из всех остальных шведских коллег я не стал бы тревожить никого, кроме пожилого Олофа Хенрикссона. Вот только постигшее его семью несчастье – скончавшийся от передозировки сын-наркоман – говорило не в пользу такого выбора. Этого человека не стоило нагружать дополнительными проблемами.
Поэтому, вторым в моем списке был Андерс Хольм. Репортер, который, если мне не изменяла память, тоже собирался возвращаться в Стокгольм после нашей эвакуации в Кано и чей номер телефона когда-то был предусмотрительно записан в мою записную книжку, но почему-то не в телефон. С ним мы не были ни друзьями, ни коллегами. И познакомились всего пару месяцев назад. Несколько раз пересекались в общей компании, на посиделках в занюханных барах или в сутолоке палаточного лагеря миротворцев ООН и нашего полевого госпиталя. Но я был уверен, что этот татуированный лохматый бородач с серьгой в ухе мне не откажет в подобного рода просьбе. Хотя бы, потому что ему, как он сам любил выражаться, «такая движуха всегда была по приколу». И все же на этого человека у меня были совершенно иные планы, в случае если за последнюю неделю нелегкая не сорвала его с места и не занесла в какой-нибудь другой уголок планеты, раздираемый очередным конфликтом.
И тогда я вспомнил еще кое-кого. Людей, с которыми меня когда-то связывали поначалу только рабочие, а потом не просто приятельские, но, скорее, даже похожие на дружеские отношения. Это была замечательная молодая пара, поженившаяся около полутора лет назад. Ивор и Аника Хедлунд. Мы познакомились еще до того, как я впервые примерил на себя имя и жизнь Эрика Хансена. Они работали в одном из стокгольмских журналов, для которого я несколько раз выполнял заказы, переводя с русского и английского на шведский язык ворох зарубежных статей и документов о новинках автомобильного рынка.
Проблема заключалась в том, что, покидая Стокгольм чуть более года назад, я с ними тоже не попрощался и после этого ни разу им не написал и не позвонил. Впрочем, от них тоже вестей не было. Но это и не удивительно, ведь, вернувшись тогда в Москву, я больше ни разу не пользовался шведской сим-картой и даже не помнил, куда она подевалась. Поэтому дозвониться мне никто из старых знакомых не мог, даже если пытался. А почти все шведские контакты, сохраненные в телефоне, канули в небытие вместе с этим же телефоном, когда его у меня украли к концу первой недели пребывания в Африке. Поэтому контакты Ивора и Аники мне стоило поискать в своей крохотной старой записной книжке в кожаном переплете. Эту книжицу я умудрился истрепать до состояния ветхой рукописи с вываливающимися измятыми и изорванными страницами, но, тем не менее, протащил с собой через нигерийский кошмар.
– Ну, что? – спросила мама, когда я, переступив порог квартиры, принялся стягивать с себя плащ.
Видимо, мое ковыряние ключом в замке ее разбудило, но было видно, что она тоже провела бессонную ночь. Если она и спала, то, скорее всего, урывками. И теперь стояла в накинутом на плечи халате посреди узкого коридора, потирая заспанные глаза.
– Что? – переспросил я, разуваясь, но, не выпуская из рук газету, которую протаскал всю ночь за пазухой.
– Ты говорил с отцом?
– То есть, в том, что я его нашел, у тебя сомнений нет…
– Ох… Он позвонил мне перед вылетом.
– Тогда ты прекрасно знаешь, что мы с ним говорили.
– Да, я знаю.
– Тогда зачем спрашиваешь?
– Потому что я не понимаю, что с тобой происходит, Володя. Ты вернулся из Швеции сам не свой. Словно потерянный… И злой… Говорил, что знать его больше не желаешь. Потом в эту Африку собрался и уехал, поругавшись с ним. Не звонил толком, ничего о себе не рассказывал, как ты там, а теперь снова вернулся на себя не похожим. И снова с отцом поругался…
– Сейчас мы с ним не ругались!
– А что же тогда произошло? Ты в бешенстве был вчера весь вечер и полночи. Сомневаюсь, что вы просто мирно побеседовали…
– Он жаловался тебе на меня?
– Нет. Ты знаешь, что он не умеет жаловаться…
– Правильно! Он не жалуется, он всегда занимает позицию учителя и каждым своим словом долбит, как указкой, по голове. И делает это назидательным тоном, ведь он всегда прав! И тебе наверняка в упрек ставил то, что ты меня не так воспитала. Я прав? Скажи мне! Ну? Разве нет?
– Володя…
– Что он тебе сказал?!
– Он позвонил, сказал, что вылетает через час с небольшим. Сказал, что разговаривал с тобой, и ты был не в себе. Сказал, что, возможно, ты не понимаешь сейчас, что делаешь и все наши с ним слова и уговоры – это пустая трата времени и сил. Но при этом твой отец попросил меня не мешать тебе, что бы ты ни задумал сделать. Пусть наломает дров, пусть набьет шишек, но перебесится и возьмется, наконец, за голову. Вот, что он сказал мне перед тем, как положить трубку.
– Да? Отлично. Вот и не мешай, мама. Просто сделай все, как обычно. Сделай так, как он решил, и все…
– Не мешать чему? Что он имел в виду, Володя?
– Не мешай мне делать то, что я задумал!
– А что ты задумал? Я же ничего не понимаю.
– Уехать. Не мешай мне снова уехать!
– На новую квартиру?
– Нет. Я уже отменил все встречи с риэлторами. Отдельное жилье мне больше не нужно.
– Нет? А куда? Куда ты собираешься опять уехать?
– В Стокгольм, мама. В Швецию.
В ответ мама только удивленно вскинула брови, но ничего не ответила. Лишь проводила меня встревоженным взглядом, когда я прошел мимо и уселся за компьютер в своей комнате. Постояла в дверях, подпирая плечом дверной косяк, пока я включал компьютер и ждал, когда загрузится операционная система, и только потом спросила:
– Позавтракаешь?
– Нет, спасибо. Я чуть позже сварю себе кофе. Иди, поспи, пожалуйста.
И она оставила меня наедине с ожившим экраном и клавиатурой.
А я принялся искать интересующую меня информацию. Во-первых, посетил сайт Шведского визового центра и уточнил перечень документов, необходимых для получения визы. Сразу скачал форму анкеты и заполнил ее.
Потом прикинул, что при самом удачном раскладе я смогу получить все необходимые для выезда из страны документы не раньше, чем через пять дней, то есть в следующую среду, а может быть даже в четверг. Разозлился, но решил не пороть горячку и на всякий случай купил себе билет на единственный прямой утренний рейс в пятницу.
Получится ли у меня провернуть дело с пригласительным письмом, я не знал. Но даже в случае успеха точно не собирался ютиться у кого-то. Поэтому потратил еще немного времени на поиски своего возможного пристанища в шведской столице и спустя сорок минут остановил выбор на трехзвездочном отеле, который представлял собой переоборудованный особняк восемнадцатого века, расположенный в оживленном районе Сёдермальм недалеко от станции метро Зинкенсдамм. Там было все, что мне могло понадобиться: крыша над головой, постель, собственный туалет и душ, включенные в стоимость проживания завтраки, Wi-Fi и парковка на случай, если я решу арендовать автомобиль. Крохотный номер в мансарде, к которым я испытывал необъяснимую слабость, я забронировал на целый месяц.
Когда с покупкой билетов и выбором жилья было покончено, я ненадолго отвлекся, чтобы сварить себе кофе и сделать пару бутербродов. Затем, вернулся за компьютер с кружкой и тарелкой, чтобы в процессе перекуса отыскать адрес и узнать время работы ближайшего отделения банка, обладателем карты которого являлся. Мне повезло – ближайший офис сегодня открывался в десять утра и работал до четырех часов дня.
Следующим этапом моей подготовки был поиск своей записной книжки, которую я нашел в нижнем ящике письменного стола, куда бросил ее по возвращении из Нигерии. Отыскал в ней нужные мне записи и на всякий случай переписал на отдельный листок номера Кайсы Энгстрём и Ивора с Аникой. А вот с номером Андерса Хольма вышла досадная неприятность – несколько страниц, в том числе и та, на которой был накарябан его номер, когда-то размокли от пота или от дождя, и разобрать размытые цифры стало невозможно. Только часть имени и фамилию.
Я, сжав кулаки, выругался, отложил записную книжку на край стола и, несмотря на разницу во времени между Москвой и Стокгольмом, позвонил на домашний номер Ивора и Аники. Там еще было раннее утро – около восьми. Но я помнил, что эти двое были жаворонками, которые всегда, даже по выходным, вставали ни свет ни заря.
– Да… – после нескольких гудков ответил мне в трубку молодой, но замученный женский голос, который тут же был перекрыт громким детским плачем.
– Аника? – переспросил я. – Аника Хедлунд?
– Да… – ответила девушка. – Кто это?
Ребенок продолжал разрываться криком.
– Это Владимир. Помнишь? Переводчик… русский…
– Ого!!! Ничего себе! – словно сбросив с себя оцепенение, с неподдельной радостью воскликнула Аника, заглушая на этот раз голос ребенка. – Владимир! Конечно, помню! Вот так сюрприз! Жаль, Ивора сейчас нет. Вот бы он обрадовался!
– А где он?
– С утра пораньше убежал в редакцию. Им скоро материал в печать сдавать, а у нас на той неделе двое сотрудников уволились – подались в более крупные издания, где и работа престижнее и зарплата повыше. Ну, и я, как ты понял, сейчас им не помощник… дома дел по горло…