Отец рассказывал, что в то памятное воскресенье, когда началась война, как только стемнело, они с друзьями пошли… громить пивные ларьки. Зачем они это делали, отец толком не объяснил. Из-за ненависти к Сталину? Но и из источников спецслужб известно, что люди действительно почему-то начали грабить. Посчитали, что приходит конец большевистскому режиму? Или простой житейский расчёт: теперь не до мелких грабителей? Перед уходом на фронт надо отвести душу?
В тоже время мама рассказывала, как в первые дни войны отец спасал дома от пожара. Гитлеровские самолёты прилетали не только бомбить нашу столицу, но и поджигать здания. Мамина картинка: ночь, на фоне тёмного неба – вспышки сброшенных «зажигалок», отец в белой (!) рубашке стоит на крыше дома и сбрасывает на землю эти нацистские «подарки»…
Может, первая реакция моего отца на начало войны была связана как раз с отношением к Сталину. Отец ненавидел «вождя». Был даже такой случай, мне мама рассказала о нём уже, естественно, после смерти Сталина. Это произошло ещё до войны. По какой-то причине отец вернулся с работы злой. Разуваясь, он бросил ботинок в висевший на стене портрет Иосифа Виссарионовича. Портрет упал, стекло разбилось. Отец испугался того, что я это увидел, погрозил мне пальцем: «Молчи!» А было-то мне всего чуть больше двух лет!!!
Вот в каком страхе жил советский народ в «самой свободной стране мира». Пролепетал бы я про разбитый портрет где-нибудь, например в яслях, дошло бы это до сталинских ищеек, и всё – ГУЛАГ отцу был бы обеспечен. Даже мальцу поверили бы, что его отец – «враг народа».
Рассказывали про такой конкретный случай: какую-то бабку посадили за то, что ей приснился социалист Александр Керенский, а она про сон проболталась соседям. Ну, а то, что сажали за анекдоты, это всем известно…
Почему отец ненавидел Сталина, он никогда мне не рассказывал, даже когда я стал взрослым. Но, сопоставив его обрывочные воспоминания, могу сделать вывод, что ненависть не возникла вдруг, разом, из-за какого-то конкретного случая (по политической статье никого из его родственников не расстреляли, не отправили в ГУЛАГ), а накопилась за всю ту несправедливость, что стала основой «пролетарского государства».
Отца мобилизовали в числе первых. Но на фронт отправили не сразу. Сначала прошёл экстренный курс медсанбата. А фашисты уже под Москвой.
Не знаю, был ли это первый его бой, но последний – точно…
По данным некоторых историков (например, Павел Полян заявил это на радиостанции «Эхо Москвы» 23 сентября 2012 года), в немецкий плен попало пять – шесть миллионов советских военных. Около шестидесяти процентов из них погибло, нацисты не церемонились с «восточным скотом». Тем не менее, от двухсот тысяч до полумиллиона военнопленных после поражения Германии отказались возвращаться на Родину. Около миллиона вернувшихся – после фильтрации были осуждены как предатели… Примерно такие же сведения приводит в своих книгах историк Марк Солонин.
Одна из причин катастрофического поражения в первые месяцы войны – сталинская доктрина: Красная Армия будет громить врага на его территории. Об ином варианте вождь не помышлял. Глубокоэшелонированной обороны к июню 1941 года создать не удалось. Страна в первую очередь готовилась к нападению. Доктрина «бить врага на его территории» стала всеобщим мнением, настроением и ожиданием. Это сказалось на шапкозакидательском поведении людей, отразилось в литературе. Кто не знает знаменитой песни В. Лебедева-Кумача и братьев Покрасс «Если завтра война»! Верный сталинец, всегда державший нос по ветру, поэт писал:
«И на вражьей земле мы врага разгромимМалой кровью, могучим ударом!»Малой кровью не получилось.
По мнению, критиков сталинского метода управления армией и обороной СССР Виктора Суворова и Марка Солонина, исторические документы развенчивают миф о технической отсталости наших войск. Получается, что по количеству танков и их мощи мы превосходили немцев. У нас было больше и самолётов, и танков, и артиллерии… Стоит напомнить, что после поражения в Первой мировой войне Германии было запрещено иметь большую армию, иметь генштаб и технически перевооружаться, и Гитлер наплевал на это ограничение только в 1935 году. А для СССР такого ограничения не было, и все годы с началом индустриализации мы клепали оружия, сколько хотели и какое смогли, в том числе и новейшее.
У нас было и больше солдат. Вот только вопрос: насколько хорошо они были подготовлены, если самых опытных офицеров, как «врагов народа» перед войной расстреляли или отправили подыхать в ГУЛАГе? И хотели ли эти солдаты сложить голову за «товарища» Сталина, по вине которого чуть ли не в каждой семье погибли родственники от голодомора, от незаслуженных наказаний, в лапах энкэвэдэшников?
О том, что ещё до нападения Гитлера Сталин втайне от «друга» начал мобилизацию пишут те же Суворов и Солонин. В нашей местной, муниципальной газете «Восточный округ» я прочитал воспоминания ветерана, как весной сорок первого его вызвали в военкомат и дали задание разнести повестки. Он пошёл по домам. Но все эти парни уже были призваны. Задолго до объявления войны!! Означает ли это, что срочная мобилизация была настолько секретной, и даже не все военные знали о ней!
Новых, механизированных войск к началу войны, судя по документам, было немало. Просто будущий генералиссимус не там их расположил. Он собирался атаковать, а не обороняться, утверждают Суворов и Солонин. К этой «мудрой тактике» он приучал командный состав армии. На это были нацелены военно-стратегические разработки, к этому готовили психологически не только военных, но и гражданское население. Но наши мощные группировки с новейшей техникой остались в стороне от главных ударов гитлеровцев. Без связи с высшим командованием, они в первые же дни оказались отрезанными и были разгромлены, так и не воспользовавшись своим техническим превосходством.
Тут надо сделать оговорку. Эти выводы опираются на официальные советские данные. Но даже критики сталинского режима оговариваются, что написанное на бумаге могло не соответствовать действительности к июню 1941 года. Как говорится, было гладко на бумаге… А на самом деле вполне возможны и медлительное исполнение приказов свыше, и неквалифицированное обращение с техникой, и приписки, дабы не попасть «под раздачу», и не успели перестроить мозги: ведь до последнего дня Германия преподносилась советской пропагандой, руководством страны как союзник…
Отец попал в Первую гвардейскую мотострелковую дивизию под командованием 41-летнего Героя Советского Союза гвардии полковника Александра Лизюкова. Её история, как и жизнь командира, богата на события. В двадцатые годы она была сформирована как Московская Пролетарская стрелковая дивизия. Потом её переименовали. Затем шла череда переформирований и переподчинений. С июня 41-го дивизия участвовала в оборонительных операциях в Белоруссии и Смоленской области, сдерживала противника на берегах Березины и Днепра. В боях на Ельнинском плацдарме дивизию сильно потрепали. В середине сентября её перевели в резерв. Когда под Можайском происходило переформирование, она, за предыдущие бои, и получила гордое название Первой гвардейской. Вскоре она опять в жестоких боях с наступавшими гитлеровцами – в районе города Сумы. И снова после боёв её отправили в Подмосковье, куда она прибыла 21 октября. Напомню, что это был самый критический период битвы под Москвой. Накануне, 16 октября, в столице возникла паника, жители массово устремились из города по единственной не перекрытой немцами магистрали – шоссе Энтузиастов.
Задачей дивизии Лизюкова была защищать рубеж возле Наро-Фоминска. Видимо, именно в это время в пополнение к ней прибыл и мой отец. Он никогда не говорил, что участвовал в других боях – только в Наро-Фоминске.
Противник сходу вошёл в город, а на стыке дивизий – до реки Нары, фактически отрезав Лизюкову путь для отступления. Три дня шли уличные бои. Дивизия потеряла семьдесят (!) процентов состава, уступив город немцам.
Отец как-то в порыве откровенности рассказал про обстоятельства своего пленения. Их подразделению дали приказ контратаковать и отбить занятую противником фабрику. Вооружённые пятизарядными трёхлинейками красноармейцы шли в атаку на врага, поливавшего по ним из пулемёта и автоматов. Но командир и политрук, исполняя приказ свыше любой ценой вернуть стратегически важный объект – фабрику, вновь и вновь посылали бойцов вперёд. Даже тогда, когда у тех закончились патроны. Со штыками против автоматов?! А если кто-то давал слабину, пытался повернуть назад, политрук расстреливал на месте. В конце концов красноармейцы оказались в ловушке. Стрелять нечем, а вокруг – гитлеровцы…
И окружённые во дворе фабрики красноармейцы, без патронов и, возможно, уже без особого желания бессмысленно гробить себя, сдались.
Это в песне оптимистично пелось: «Смелого пуля боится, Смелого штык не берет». Эти слова Алексей Сурков написал 22 июня 1941 года. В реальной жизни, начавшейся после этой даты, всё было не так. И штык брал, и пуля не боялась убить человека. Даже самого смелого.
Если бы отец не попал в ту фабричную мясорубку… Если бы?.. Боевой путь и вообще жизнь могли сложиться иначе. Первая гвардейская, укрепившись на левом берегу Нары, больше не отступала. А потом начался её тяжёлый, но победный путь на Запад: Калуга, Брянск, Минск, Кёнигсберг. Там, в Восточной Пруссии и закончила свой поход. Разумеется, не было бы гарантии, что отец не погиб в одном из многочисленных боёв этой дивизии. Но ведь были, были, хоть и не частые случаи, когда некоторые красноармейцы прошли весь путь своей части до конца войны. Пусть с ранениями и после госпиталей, но прошли. Волшебные случаи. Но миллионам наших воинов не довелось…
Не выпал волшебный случай и командиру дивизии Лизюкову. Он, уже генерал, погиб под Воронежем всего несколько месяцев спустя после боёв за Наро-Фоминск. Погиб в танке КВ («Клим Ворошилов»). Даже эта мощная техника не смогла уберечь командира дивизии.
За свою сорокадвухлетнюю жизнь Лизюков испытал немало лиха. Как и большинство советских людей. Не только по причине боёв и отступлений в начале войны. И он испытал на себе «ежовые рукавицы» НКВД. Цитирую из «Википедии»:
«8 февраля 1938 года был арестован сотрудниками Особого отдела Ленинградского военного округа по подозрению в участии в антисоветском военном заговоре, в том числе на основании показаний бывшего начальника Автобронетанкового управления РККА И. А. Халепского, исключён из партии и уволен из рядов РККА. На допросах под истязаниями из него были выбиты «добровольные» показания, в частности и о том, что Лизюков «собирался совершить террористический акт в отношении наркома Ворошилова и других руководителей ВКП(б) и советского правительства путём наезда танка на Мавзолей во время одного из парадов». 22 месяца (из них около 17-ти месяцев – в одиночной камере) содержался в тюрьме Управления государственной безопасности (УГБ) НКВД Ленинградской области до 3 декабря 1939 года, когда приговором военного трибунала Ленинградского военного округа был оправдан».
Не верить этим строкам нет основания: есть ссылка на документ. Но поверить в то, что боевой красный командир хотел врезаться в Мавзолей на танке, чтобы уничтожить Ворошилова и всё советское руководство? Ну, бред собачий! Даже по причине чисто военно-технических возможностей. И вот после такого испытания на «прочность» в чекистских застенках Лизюков героически защищал страну, вёл на бой кровавый тысячи своих подчинённых и погиб в танке, носившем имя того самого Ворошилова, которого, он якобы собирался убить о время парада на Красной площади… Он защищал свою Родину, а заодно и преступный, античеловеческий режим… Таков итог той Великой войны.
Есть и ещё одна зарубка в военной биографии Героя: он участвовал в подавлении крестьянского восстания на Тамбовщине. Воевал против тех крестьян, чьи сыновья, братья потом под его командованием должны были остановить вражеские полчища. Так-то вот…
Наш «мудрый главнокомандующий», оправившись от шока, не признавал своей личной вины за поражения «непобедимой» Красной Армии в начале войны. Всю ответственность за этот национальный позор, за гибель миллионов красноармейцев и мирных жителей он возложил на брошенных в пекло войны не очень хорошо подготовленных к современным боевым действиям солдат и офицеров. По мнению и распоряжению «вождя», советский военный, попав в плен, обязан был застрелиться. Интересно, а сам он застрелился бы? Да и его сын Яков, напомню, в плену не застрелился, не повесился, не разрезал себе вены…
Следуя этой своей изуверской логике, Сталин отказался взаимодействовать с международным Красным Крестом. И вот вам разница: даже к гитлеровским воинам, попадавшим в плен к противнику, из этой организации могли приходить, а к сталинским – не имели права. И миллионы наших пленных оказались без элементарной поддержки.
Удивительно для нашей «великой и демократической» страны: архив Второй мировой войны и архив Сталина до сих пор не рассекречены полностью! Наверно, там скрывается такое «величие» советского руководства, такие глупые и преступные действия наших «вождей», такие «гениальные» стратегия и тактика, что вопрос о том, надо ли возвеличивать и славить Сталина отпадёт сам собой. К тому же, вероятно, ещё доказательнее станет версия Виктора Суворова и Марка Солонина о том, что Сталин готовился к нападению на Германию, а не к обороне от неё, но на его беду (на нашу всеобщую беду) «друг» Гитлер опередил его буквально на несколько дней. И я не исключаю, что «благодарные» потомки всё-таки возбудят судебный процесс для осуждения ошибочных и даже преступных деяний накануне и в первый период Второй мировой войны всего руководства страны, и в первую очередь Сталина.
Поистине мы – страна непредсказуемого прошлого…
Первый этап плена отец вспоминал с содроганием. В пересыльном лагере, который был где-то на западе оккупированной советской территории, с военнопленными по-скотски обращались охранники-украинцы. Да простят меня братья-славяне, я к ним отношусь с уважением, у меня по жизни было много друзей украинцев, и я даже породнился с ними, но это правда: отец возненавидел «хохлов» на всю оставшуюся жизнь. Скорее всего, охранниками были националисты, которые мстили и за «освобождение западных районов Украины», и за коллективизацию, и за борьбу с кулаками, и за голодомор начала тридцатых годов.
Их ненависть к сталинскому строю понятна, но причём тут конкретно мой отец, который тоже ненавидел этот строй?! Так идеологический фанатизм рождает вражду между братскими народами-соседями.
В этом же или уже в другом лагере, не могу сказать точно, отец заболел малярией. Как санитар, он знал, чем можно защититься, но оккупанты особо не заботились о лечении славян. Однако немцы были разные (это надо помнить всем, кто интересуется историей той войны!). Один служака из немецкой лагерной команды помог – тайно давал ему хинин, и отец выкарабкался. С тех пор к немцам он всегда относился хорошо.
И не только за это спасение. Ему нравился немецкий порядок, чёткость в их действиях и более гуманное, как ни покажется странным, отношение к людям. Он рассказывал мне про непонятную мне (после советских фильмов про героизм и лишения советских солдат) войну с их стороны: чёткая, всеобъемлющая подготовка в боевым действиям, питание по расписанию, сон – как полагается… Разумеется, эта гуманность проявлялась только к своим людям, к арийцам. К тем немцам, что смирились с властью фюрера и национал-социалистов. На своих противников, особенно славян, нацисты смотрели как на скот. Но отец видел, что в Советском Союзе даже к своим относились бесчеловечно: раскулачивали, губили, морили, ссылали в ГУЛАГ за мешок картошки или зерна… Сажали и расстреливали даже большевиков.