Следующий мой поступок очень гармонично вписался в нагромождение глупейших и опасных ночных поступков. Я нечаянно увидел в ящике кухонного стола нож с широким лезвием, завернул его в носовой платок и выскользнул в темноту. При наплывших облаках и отсутствии наружного освещения пробираться приходилось чуть ли не ощупью, с вытянутыми вперед руками. Нож лежал в заднем кармане брюк рукояткой вниз. Воображение сыграло со мной дурную шутку, воссоздав интригующую картину из какой-нибудь тысячи и одной ночи, если я безудержно стремился на другой конец базы. Дьявол меня подталкивал, но с какой целью?
То и дело спотыкался о кочки, иногда проваливался в невидимые канавы и прочие землеустройства. Возможно, в темноте я ошибался направлением, и повторял один и тот же маршрут. Сделав поспешный шаг, я подвернул ногу и съехал в глубокий овраг. Перед тем, как выбраться, прислушался. Ночные шорохи заглушались моим тяжелым дыханием, но болезненно воспринимались ароматы лесных трав. От цветочного благоухания кружилась голова, появлялись зрительные галлюцинации. Казалось, лес расступился, и навстречу рекой пролился свет. Перед глазами явственно возникали не лучшие сцены из моей жизни, я смотрел на них со стороны, нисколько не удивляясь их порочности.
Ничто не давало мне повод рассчитывать на исключительное внимание со стороны женщин, тогда какая сила влекла меня к их корпусу? Ночное наваждение или сексуальная неудовлетворенность? В дьявольщину я не верю, мной двигали инстинкты, обостренные естественной, лишенной человеческой бездушности, природой и пляжными впечатлениями. Из-за появления непрошеных претендентов на женское внимание разыгралось воображение, и я вжился в образ обманутого любовника. Все неосознанно. Своего рода экстаз, когда прочее не имеет значения. Вот она цель – получение острых ощущений на грани сексуального удовлетворения. Стоило осознать побудительные мотивы, как действительность обрела реалистические очертания.
В состоянии аффекта я не замечал особенностей территории, но теперь, обретя здоровое мышление и ясный взгляд, заметил узкую тропинку, проходящую по кромке леса. То есть ни к чему было плутать в лесу, спотыкаясь о коряги. Выше по склону проходит мощенная прогулочная дорожка. Вся площадь между домиком и центральной аллеей сплошь покрыта газонами с отцветающими ромашками и одуванчиками. По этому зеленому покрывалу я подобрался к изувеченному окну, приподнялся на носки и заглянул в оставленную между занавесками щель. Увы, темно и тихо. Вновь отчаяние захлестнуло сознание. И опять к нему примешивались ревность и оскорбленное самолюбие. По мне прошлись, напрочь исключив из сферы своего внимания. Поворачиваясь, я увидел метнувшуюся ко мне тень, а в следующее мгновение образ разметавшейся женщины потонул в снопе рассыпавшихся искр. Как бы издалека донесся звук от собственного приземления.
Сознание вернулось вместе с психическим выздоровлением. Начисто забыл, где я и что со мной. Глаза застилала красная пелена, а голова гудела от огромного внутреннего давления. Казалось, еще миг, и мой череп разломится на тысячи осколков, унося мятежную душу, скорее всего, в преисподнюю. С трудом приподнялся, рукой провел по лицу. Видимость улучшилась, и я обнаружил на ладони кровь, липкую и тягучую. Тошнило. Наверняка прикушен язык.
Вокруг стелился легкий утренний туман, в лесу стали пробуждаться птичьи голоса, дятел с тупым упорством долбил мой затылок, расщепляя остатки здравых мыслей. И все же, хотя и смутно, я сознавал собственную неудачу в ночных похождениях. Не в моем характере отступать перед трудностями в достижении цели. В чем она заключается, никак не конкретизировалось, она существовала на уровне эмоций. Я не мог бы ее внятно объяснить. Надо, и – все! У меня было не все в порядке, потому что я, едва держась на ногах и мотаясь из стороны в сторону, направился к входу в спальный корпус. Отбросил полено, подпиравшее снаружи дверь, ввалился внутрь.
В помещении я споткнулся обо что-то мягкое. Падение оглушило меня, но не прибавило болезненных ощущений. Волевым усилием я заставил себя дотянуться до выключателя. Яркий свет ослепил, потом снова поплыли красные волны. Когда присмотрелся, мой рассудок вновь помрачился. Я опрометью бросился вон. Спотыкаясь и падая, добрался до своего домика, повалился на кровать и забылся в жутких видениях.
Мое забытье длилось почти до полудня. Чувствовал себя полностью разбитым, как если бы всю ночь перетаскивал тяжести или прошел через руки неумелого костоправа. Однако мозги работали исправно. Удар оказался неточным, вряд ли оставил неизгладимый след в психическом состоянии. Притупились впечатления от ночных похождений, более серьезными представлялись ожидающие последствия. Имеются некоторые познания о методах расследования – пусть по детективной литературе, но достаточные для понимания собственной уязвимости. Ничего криминального не совершал, но мои следы могли оказаться где угодно. Уж мне ли не знать!
Следующие действия совершал уже в соответствии с продуманным планом – водные процедуры, чистка одежды и посещение медпункта. Врачу коротко поведал причину травмы, не связывая ее с реальными событиями. Да, налетел сзади человек, ударил, а что к чему – остается гадать. Тот, в свою очередь, рассказал о чудовищном преступлении и трех трупах – Леготиной, ночном путешественнике и Паяце. Высказал странное мнение о необходимости таких встрясок для скучающих посетителей базы с целью поднятия жизненного тонуса.
Благодаря общительному доктору состоялось знакомство с руководителем следственной группы Степаном Михайловичем Алексиным – часто задумчивым, иногда эмоционально несдержанным. Именно его психология помогла мне убедительно изложить причину травмы и оставленные у спального корпуса следы. Мое знакомство с участниками ночного происшествия и мотивы моих поступков касались только меня и женщин. Я вообще скрыл дружеские отношения с Леготиной, а принадлежность к одной проектной фирме и одновременное появление на туристической базе объяснил редким совпадением. Увлекшись моими показаниями, следователь создавал красочную версию, которая мне очень понравилась.
Несколько лет на туристической базе жил и работал сторожем некто Александр Дурновцев. Вел тоскливую жизнь холостяка, друзей не имел. Собака и медведь скрашивали его существование, сопутствовали ему в быту, на охоте и при исполнении служебных обязанностей. От собаки медведь отличался дикостью и агрессивностью в отношении к людям. Долгие зимы в общении только с животными не могли не отразиться на общем психическом здоровье крепкого молодого мужчины, явились идеальным условием для вынашивания планов сексуального удовлетворения. Должно быть, и сам Дурновцев при отсутствии систематического общения с людьми одичал. Желания, естественные в обычных условиях, с каждым годом обострялись и принимали уродливые формы. Последнее лето оказалось для него роковым, как и заезд жизнерадостной молодой пары – Леготиной и Шкоды, стремящихся к уединению и близкому общению. Теплые солнечные дни, привлекательные женщины на пляже усилили в стороже и без того едва сдерживаемые половые инстинкты, спровоцировали на действия, которых он здраво не сознавал. Найденный в кустах труп Игоря Шкоды с поломанными ребрами и следами медвежьих когтей подтверждает версию о ненормальной психике сторожа, его изощренном садизме. Но и этого показалось мало. Чтобы скрыть истинную причину смерти именно от медведя и свою причастность к преступлению, Александр Дурновцев нанес проникающее ранение ножом в область живота. Никому в голову не придет обвинять сторожа в убийстве незнакомого ему человека, а последующее нападение медведя на труп ничего не меняет.
Все эти умозаключения стали известны мне из отрывочных высказываний Алексина. Теперь я был очень важным свидетелем, и повязка на моей голове являлась убедительным аргументом правдивости моих показаний, вызывала у него благоговение. И травму объяснили без моей подсказки. Да, я получил удар стальной дубинкой, когда хотел выяснить, что за крики доносятся из корпуса №6. Мое мужество проявилось и в том, что я, не смотря на возможную месть со стороны преступника, не стал скрываться, а сразу же явился для дачи показаний. Действительно, почти невероятная гибель всех фигурантов ночной вакханалии мне еще не была ведома. Такой вывод очень радовал следователя. При каждом симптоме моих болезненных ощущений его лицо светлело и обогащалось счастливой улыбкой. Он снисходительно ронял:
– А ты не волнуйся! Подумай, каково ему. Если мне скажут, что он в сексуальном плане был нормальным, – не поверю. Нет! Только представь жизнь в глуши с одичавшей собакой и матерым медведем… Представил? Черт-те что может случиться. Я сам находился месяц в командировке, так жена еще месяц ко мне принюхивалась, не затерялся ли в складках одежды запах другой женщины. Иного не представляла, поэтому пришлось расстаться.
Ему просто – этому следователю. Он легко ставил себя на место любого человека. Также быстро распутывал клубки человеческих взаимоотношений. Нет колебаний при объяснении отпечатков пальцев на дюймовой стальной трубке, найденной поблизости от жертвы. В целях самозащиты Игорь Шкода мог пытаться ее перехватить, но получил удар ножом.
– Конечно, обозлился, почувствовал вкус крови, поверил в свое могущество… А что ему оставалось делать? Выход один – удовлетворить звериные инстинкты. Если он сторож, то всех успел разглядеть, в том числе и одинокую симпатичную даму из корпуса №6. Крайнее расположение домика ему на руку. Мог не стучать, сразу войти. Рассчитывая на внезапность, бросился на беззащитную женщину. Промашка Дурновцева в излишней самоуверенности. Возможно, борьба началась у кухонного стола перед входной дверью. Энергичная женщина быстро оценила обстановку и проявила незаурядное мужество. Успела-таки завладеть ножом и поразить им шею преступника. Удар получился колотый и неглубокий, не принес тяжкого вреда.
Я очень хотел поверить ему, но события трагической ночи периодически возникали в памяти и сводили на нет все его профессиональные рассуждения. Мне стало казаться, что многие преступления не раскрываются по вине Степана Михайловича и похожих на него следователей.
– Итак, появился нож. Сторож осатанел, не стал церемониться. Завладеть оружием для молодого сильного человека не составило труда. Нанес несколько ответных ранений, пытался изнасиловать, но жертва сопротивлялась. Ей каким-то чудом удалось перехватить инициативу и произвести смертельный удар. – Следователь и сам удивлялся своим выводам, задумчиво добавил: – Хотел бы лично посмотреть.
Мое терпение кончилось, я обозлился.
– Товарищ следователь, не могла она сделать. Слишком неравные силы, да и крови потеряно много. Иначе не смог бы надругаться.
– Прямо-таки! Будешь на моем месте, всего насмотришься. Тогда поймешь.
Понять я обязан одно: всякая версия должна укладываться в логическую схему – легко усваиваемую, как и диетическое мясо кролика. И не надо усложнять себе жизнь. Главное – убедительно. А истинный убийца далеко, очень далеко. Теперь у мерзавца крепнет уверенность в могуществе зла и собственной безнаказанности.
Уехал я на следующий день, то есть в понедельник, вместе с санитарами и тремя трупами. Радости никакой от вынужденного соседства. Позаботился Алексин с обязательным условием пройти судебную медэкспертизу. Похоже, у него появляются сомнения в искренности моих показаний, он придумывает всякие способы удерживать меня в поле своей видимости. При его подозрениях моя голова могла бы стать объектом для более серьезного изучения, но хватило и пяти минут.
Человек неопределенного возраста с физиономией ризен-шнауцера, в роговых очках и белом халате, так энергично крутил мою голову, что легко сделал вывод: удар нанесен стальной трубкой диаметром чуть больше дюйма, но скользящий. Поэтому я остался жив. А убийца – неврастеник. Будь спокойней и уверенней, лежал бы я в морге.
Мне посчастливилось, а с жертвами, как выяснилось позже, получилось сложнее. Оказывается, Александр Дурновцев долго жил. Смертельное ранение в живот его не совсем успокоило. Он произвел несколько режущих и колющих ударов Леготиной. Для верности нашел в себе силы перерезать горло несчастной женщины. Получился идеальный круг. Садист и его жертва лежали мертвыми, а рядом, в качестве заключительной точки, покоился нож. Странно, на нем нет следов. А чего в наше время не бывает? Может быть, инопланетяне побывали в домике и стерли отпечатки пальцев или просто помочились на оружие особенной жидкостью.
– Точно восстановить события невозможно, – рассудительно заметил следователь. – Если нет в живых участников преступления и свидетелей, то версия всегда будет вызывать сомнения. С твоих же слов невозможно составить полную картину тройного убийства.
Я удрученно молчал, но Алексин, мимолетно взглянув на меня, улыбнулся и похлопал по плечу.
– Да ты не волнуйся! Он и так наказан.
– А что с медведем и собакой?
– Мы это быстро обстряпали. Со зверюгами не стали цацкаться – пристрелили.
– Завидую вашей профессии. Столько всего повидать! Огромный жизненный опыт, уверенность в себе. Мне бы так!
Он с недоумением посмотрел на меня, рассматривая мое заявление как неуместную иронию. Ему необходимо мое присутствие в качестве верного оруженосца и умного оппонента для формирования убедительной версии. Я хорошо вписываюсь в придуманную им роль, и сам стараюсь оправдать доверие – не мешаю ему в исследованиях. Часто держу в руках найденные улики, аккуратно уложенные в пакетики и кулечки, получаю важную для себя информацию. При всем старании следствию не удалось выйти на Зуеву, о приятеле Паяца тоже ничего не известно. Да, удивительно и странно. Белобрысый шутник сумел замести следы, а Зуева тоже имела веские основания не заявлять о себе. Я тем более не намерен порочить репутацию женщин, решил тактично промолчать.
Последняя беседа в кабинете Степана Михайловича. И я понял, что мои подозрения насчет его недоверия имели основания. Следователь с самого начала догадывался о моей более глубокой осведомленности касательно трагедии на туристической базе, поэтому приблизил меня к себе. Позволял рассматривать улики, иногда оппонировать и все время ждал с моей стороны какой-нибудь оплошности. Кажется, остался довольным. Благодаря моим последовательным и продуманным показаниям расследование обрело законченность.
Травма, полученная на туристической базе, явилась достаточным поводом не являться на работу. Я бесцельно слонялся по квартире, растравливая душу бессмысленными воспоминаниями. Иногда, в порыве ностальгии, пытался с помощью акварели и пастели воссоздать правдивый образ Леготиной. Наконец понял, что меня беспокоит. Если уж я стал по собственному легкомыслию и своей мужской принадлежности соглядатаем молодых женщин, то мог бы направить хваленую интуицию на их защиту. Предчувствия меня не обманывали, но я остался пассивным наблюдателем. Позволил событиям развиваться по наихудшему сценарию. Множество преступлений можно предотвратить, если не полагаться на правоохранительные органы. Если бы еще не уголовное преследование за врожденную, и усиленную воспитанием, ненависть к обидчикам невинных людей. Неприязнь, часто ярко выраженную и оправданную обстоятельствами, рассматривают как превышение мер необходимой обороны. Тут уж пощады не жди, а какой-нибудь негодяй может и посмеяться над благородными порывами. Политики сами признают несовершенство системы правопорядка, но им все равно. Они с непонятным упрямством медлят с исправлением глупостей в существующем законотворчестве. В лучших армейских частях позволяется не выполнять глупые приказы, и – правильно! Вдруг какой-нибудь сумасшедший командир прикажет биться головой об стену или поведет на бессмысленную смерть только потому, что ему перебежала дорогу черная кошка. А я обязан из-за его глупости погибать? Потому что оказался чересчур законопослушным гражданином.