История пассажира, рассказанная от нечего делать соседям по купе, настолько проста, что могла бы поместиться в одном перестуке колёс, но была растянута на несколько часов неизбежного пребывания в духоте плацкартного вагона. При воспоминании об этих событиях крутит в животе и закладывает левое ухо.
Бывают такие беседы, которые влияют на всю жизнь, определяют выбор, застревают в памяти и всплывают на поверхности сознания время от времени. Высказанное слово задаёт траекторию личностного развития. Случайная встреча и ни к чему не обязывающая болтовня становятся непреходящим смыслом, который существует вместе с тобой и помимо тебя.
Мы уже 18 лет живём в окружении бравурных отчётов и плоских лозунгов. Потеряна точка отсчёта, по которой можно определить, где наметилась положительная динамика, а где уже нет. В детстве всё ясно и понятно, потому что есть ориентиры и авторитеты. Взрослые всегда скажут, что и как надо делать. Вырастая, мы должны становиться собственной системой координат.
– Помню себя мальчишкой, – начинает пассажир издалека, – мальчишкой, сидящим в родительской спальне, куда выставили всю мебель из гостиной. Причиной такой перестановки была свадьба старшей сестры. Мне как неравноправному по возрасту члену семьи не хватило места за свадебным столом. Сестра моя заводила друзей так же легко, как дышала. И от этой лёгкости дыхания вокруг неё всегда собиралась масса народа, так что становилось невыносимо душно. К рассевшимся родственникам и друзьям, занявшим весь периметр освобождённой от мебели самой большой в квартире комнаты, по мере прибытия гостей прибавлялись всё новые столы, и последним добавили мой письменный, за которым я обычно делал уроки. И даже там мне не нашлось места. А гости всё шли и шли. И уже трудно было определить, кого приглашали, а кто оказался здесь незваным, положив в конверт до неприличия малую купюру.
Дверной звонок в тот день буквально надрывался, и новоиспечённая свекровь вырвала провода, дававшие жизнь этому весёлому беззлобному созданию. В дальнейшем мне не раз приходилось утешаться тем, что в тот день не только я оказался вне праздничного стола и был в более удачном и удобном положении, чем тот, кто явился на свадьбу, но остался с букетом за дверью. И шумевшие гости так и не услышали (или не захотели услышать) опоздавшего.
Я находился внутри праздничного пространства и сидел в родительской спальне, отделённый тонкой стеной, которая совсем не мешала мне слышать всё, что говорилось в разгар веселья. Сидя в окружении тарелок с салатами и закусками, я с интересом внимал, как за перегородкой веселились уже захмелевшие гости.
Был и ещё один персонаж, не попавший за праздничный стол и составивший мне компанию в тот вечер. Пришёл он уже в разгар торжества без подарка и, разумеется, без приглашения. Был тот паренёк старше меня, но моложе моей сестры, был он сыном нашей дальней родственницы и почти не знаком с теми, кто собрался отметить соединение судеб двух новобрачных.
Звали его Сашка. Ростом паренёк не удался, да в общем не в кого было – родители его были мелковаты. С детства мальчишку все тюкали и обижали. А так как это самое детство проходило на улице во дворах бараков и малоэтажек в спокойные для страны и беспокойно трудные для простых работяг годы, то Сашке поневоле пришлось искать способы защищать себя. Вот и записался он в секцию модного в конце восьмидесятых карате. Сашка закончил ПТУ (Помоги Тупому Устроиться), получил профессию электрика и был мобилизован в ряды Советской Армии. Службу прошёл на границе и теперь отдыхал второй месяц после дембеля.
Если бы я тогда знал, что речь, пройдя сквозь зубы, войдёт в судьбу, то, возможно, предпочёл бы промолчать. Но я был слишком мал, и мои штанины были короче, чем рукава праздничной сорочки. И был я настолько неразумен, что в те годы мне было невдомёк, что знание приходит вечером в окно, чтобы к утру покинуть дом через дверь.
Говорить нам было не о чем. Мы были неравны ни по возрасту, ни по опыту, ни по умению вести диалог. Сашка начал первым, словно ведя допрос.
– Чем будешь заниматься, когда вырастешь?
– Я хочу работать в архиве, разбирать старинные рукописи. Быть специалистом по истории. Но для этого нужно поступить в университет.
– Зачем тебе университет? Иди в ПТУ, потом в армию. Всё равно будешь пять лет учиться, а получать меньше дворника, – загнул Сашка фразу, подготовленную всем его жизненным опытом.
– Разве это главное? Разве деньги – это всё?
– Ты ещё мал и ничего не смыслишь в жизни.
– Конечно, так и про тебя может сказать каждый, кто хоть немного старше.
– Я могу и ответить.
– Каждый может ответить. Получается, что выбор нужно делать, когда ты старый, мудрый и всё уже в жизни попробовал и повидал.
– А ты схоласт.
– Какие ты слова знаешь! Никогда бы не подумал.
Я был в том светлом возрасте, когда сам себя уже считаешь взрослым, готовым совершать поступки и отвечать за них. Но другие видят в тебе неопытного ребёнка, которого надо оберегать и предостерегать от всего, что бы ни случилось. Мне было почти 14.
– А ты рассуждаешь, как взрослый, – попытался он сделать комплимент.
– Почему как? – обиженно отреагировал я.
– В армии был в нашей роте один недоучившийся студент. Мы часто оказывались вдвоём «в заставке» – это небольшое укрытие, замаскированный пост. Сидишь в горах целые сутки. Ничего не делаешь, как бы наблюдаешь. Вот парняга и пересказывал лекции, как запомнил их в университете. Я не всё понял, но кое-что в голове зацепилось. Уяснил себе, что схоласты – высоколобые средневековые школяры, ничего не понимавшие в реальной жизни, – развлекались пустопорожними теориями.
– Схоласты проповедовали учение о религии и нравственности. Это философы, которые пытались рационально, то есть научно объяснить существование Бога и сделать доступным человеческому разуму содержание веры. А сам термин восходит к слову «школьный», то есть учебный. И ничего плохого, ругательного первоначально не имел. Но когда к власти пришли неучи, двоечники, они придали этому термину отрицательное значение.
– Откуда ты это взял?
– Я готовлюсь к экзаменам, чтобы поступить в университет.
– Ты много знаешь для своего возраста.
– Опять ты о возрасте. Разве мозги раздают по количеству лет? Одни люди способны создавать новые смыслы, воплощать их в тексты. Другие могут их трансформировать, доносить до понимания многих. Некоторые умеют осмыслить и повторить чужие идеи. Но как показывает опыт, большинство не приспособлены к общению с текстами. Такие люди выполняют простейшие программы: родился, женился, обзавёлся потомством и умер. Весь их смысл жизни в воспроизводстве рода. Но есть те, кто меняет сознание всего народа, делает научные открытия, двигающие вперёд НТП (энтэпэ).
– Что двигающие?
– Энтэпэ – это научно-технический прогресс. Сделал учёный открытие в механике – и появилась не виданная ранее машина. Раскрыл одну из тайн океанских глубин – и люди получили возможность излечиваться от смертельной болезни. Обосновал новую идею – появились передовые формы и способы мышления, изменился взгляд многих людей на жизнь. Но вот благодаря учёному создали новое смертоносное оружие – и мир оказался на краю гибели. Потому что тот, кто не способен ничего создать сам, готов разрушить всё, что с таким трудом строили другие. Эффект Герострата заразителен.
– Почему ты не хочешь стать учёным – властелином мира, изобретателем фантастических машин и смертоносного оружия? Архивная крыса ничего не создаёт, никак не меняет мир, не влияет на энтэпе (последний согласный звук в аббревиатуре он словно нарочно произнёс мягко) – в его словах угадывалась насмешка.
Тут в комнату заглянула тётя Валя.
– Вы чего такие серьёзные? Все танцевать пошли – и вы идите!
– Хорошо. Мы сейчас.
Дверь закрылась, и в воздухе повисла неловкая пауза.
– А кто в большей степени влияет на изменения в мире?
– Каждая группа по-своему, и все они необходимы. Представь, что исчезнет любая часть человечества. Например, вымрут те, кто обеспечивает воспроизводство людей, останутся одни высоколобые импотенты. И наш вид homo sapience сойдет на нет. Не будут рождаться гении, и постепенно будет снижаться уровень жизни. Ну, а если вычеркнуть из списка «трансляторов культуры и науки», то это грозит тотальной войной до последнего человека.
– Ну и всё-таки кто важнее? Как думаешь?
– Думаю, что проводники культуры, популяризаторы и поучатели играют важнейшую роль для развития как одного народа, так и цивилизации в целом. Конечно, сами по себе они бесполезны, так как являются промежуточным звеном между интеллектуальной элитой и прожигателями жизни, разбрасывающими своё семя по всему миру. Популяризаторы научных идей, авторы-пересказчики, учителя и педагоги всех категорий, пытающиеся вложить в головы учеников хоть что-то из того опыта, который накоплен за века, способны создавать вторичные тексты, будоражащие сознание народа.
– Ты не учёл ещё одну группу homo sapience. Те, кто действительно правит миром и регулирует твой прогресс. Те, у кого в руках сосредоточены деньги, власть и сила. Те, кто может раздавить любого, хоть воспроизводителей людей, как назойливых насекомых, хоть производителей идей, хоть самых главных трансляторов. Те, кто, как волки в лесу, следят, чтобы НТП не тормозил, но и не шёл быстрее, чем следует. Когда у тебя в руках сила, ты можешь забрать у других всё, что захочешь: деньги, женщину, страну. Вот о чём нужно мечтать в твои годы!
– Та группа, о которой ты говоришь с таким придыханием, – самая несчастная часть человечества: правители, коронованные и некоронованные короли, министры и кардиналы всех рангов и мастей. Они живут в страхе и заблуждении. Им постоянно приходится опасаться, что появится более сильный соперник и сбросит старую тушку с олимпа власти. Сильные мира сего всегда заблуждаются в том, насколько они могут влиять на тот же прогресс, эволюцию, цивилизацию. Да, они готовы отдавать приказы, согласно которым уничтожат одного человека, или целый класс, а может, и целый этнос. По своему желанию пытаются увеличивать, а чаще уменьшать популяцию. Жаждут отбирать богатства, женщин, власть, силу, здоровье и жизнь, но не способны что-либо создать. Поэтому вынуждены приписывать заслуги творцов, продуцирующих идеи, хвалиться приростом населения или заставлять «трибунов власти» воспевать личность правителя. Участь отбирающих всё у других печальна. При жизни все ими восторгаются, перед ними унижаются, им ставят памятники. А после смерти вождей их проклинают, стараются стереть из памяти и сносят памятники. Нужно иметь достоинство, чтобы не пнуть мёртвого льва.
– По твоим словам, получается, что больше власти над миром имеют школьные учителя? Теперь понятно, почему у них такая маленькая зарплата, они же властелины мира.
– Конечно, всё в мире подчиняется закону вселенской компенсации. Если следовать твоей логике, зарплата чиновников компенсирует их бессмысленную деятельность и ненависть к ним народа. А учитель – это главный человек для развития любой личности.
Так быстрый автор плодит медленных читателей. Если повествование не заставляет представлять дальнейший ход событий, оно обречено на незавершённость. Но если адресат легко угадывает завершение, концовку истории, то это грозит потерей внимания.
Поезд резко остановился. За мутным стеклом притормозил небольшой неказистый (без архитектурных излишеств) вокзал. Под окнами состава побежали, выкрикивая названия товаров, торговки. Пассажиры оживились, задвигались и встали в очередь к выходу, выстроившись в длинном проходе плацкартного вагона.
– Так ты учитель что ли? – спросил у рассказчика кривоногий пассажир, спрыгнувший с верхней полки.
– Мне-то показалось, что ты спал, пока я байки травил, – ответил собеседник предположением, не желая, очевидно, давать прямой ответ на вопрос.
– Значит, учитель, раз так решил тогда, ну, в разговоре с тем парнем. Недослышал я, Сашка он или Пашка.
Случайным попутчикам можно рассказывать о чём угодно. Они сами сделают правильный вывод, словно заметят карту, выпавшую из рукава шулера, и примерят всё сказанное на собственную судьбу.
Поезд – прекрасная метафора повествования. Будто кто-то большой и добрый проложил рельсы сюжета и разметил станции и полустанки композиции. А мы, слушатели, читатели, наблюдатели, движемся в запланированном направлении и покинем этот поезд на нужной нам станции.
Чего не сделаешь ради общения с приятными людьми! Часами поддерживаешь беседу, как огонь в очаге. Собеседники выбирают для себя роли, надевают маски рассказчиков и слушателей, ведущих и ведомых и погружаются в диалог. Во время этой увлекательной игры происходит проникновение в чужое сознание. А вы хоть раз в жизни отдавали своё воображение и волю на милость говорящего? Да так, чтобы все чувства вытянулись бы в тоненькую ниточку, которую ваш ловкий собеседник продел бы в игольное ушко и завязал в узелочек – назад уже и не вытащишь.
Вы в маске слушателя, ваш визави как бы маг. Он раскрывает новый непознанный мир, ни на что не похожий, но реально ощущаемый всеми имеющимися чувствами.
Синяя борода кентавра, или
Загадка одного преступления
Он услышал резкий крик, приоткрыл дверь и в полутьме большого зала увидел лежащую на полу девушку. В её грудь вонзился огромный нож, платье было в крови. Над ней склонился конь с руками и головой человека. Самым чудовищным было то, что у этого человека-коня была синяя борода. Из ноги торчала стрела, из раны текла синяя жидкость.
Голова сержанта закружилась. В сознании поплыли неясные образы: АПДАЙК – большой, шершавый, похожий на пень, предмет. Вот мимо, маршируя, идут окна и не могут пройти, потому что перед ними, шатаясь, стоит его сын Вовчик. Мальчику обязательно нужно прочитать о какой-то странной ТУМЕ.
Лучше начать сначала. Сержанта патрульной службы ГИБДД Степанова Сергея Филипповича вызвала в школу классная руководительница его сына Вовы. Разговор был не из приятных.
– Ваш сын – полный апдайк, – возмущалась учительница литературы Юлия Александровна. Дальше следовала длинная непонятная фраза, во время которой сержант полиции успел глубоко вздохнуть, потом шумно выпустить воздух через рот и два раза моргнуть.
– Ни одного окна у меня не проходит, чтобы я не встретила вашего сына, праздно шатающегося по коридорам.
Раскрасневшийся и часто моргающий родитель явно не успевал улавливать смысл произнесённого, но отчётливо понимал, что сыну не миновать порки дома.
– Ваш сын должен обязательно прочитать «Горе от ума», – тараторила учительница, не делая пауз.
– ГОРЕ—О—ТУМАН, – отдуваясь, многозначительно повторил Сергей Филиппович.
Степанова-старшего спас звонок. Он прогремел как глас иерихонских труб, как свисток арбитра до залетевшего в ворота футбольного мяча (эти мысли не пришли в голову горе-отцу, но всем телом ощутил, что спасён). Переваривая поток обрушившейся информации, сержант полиции брёл по опустевшему после звонка коридору и вдруг услышал крик и стал свидетелем преступления. Увиденное так потрясло Сергея Филипповича, что он не заметил, как оказался на улице.
Весь вечер он был угрюм и ни слова не сказал сыну. В эту ночь глава семейства Степановых не сомкнул глаз. Утром решился рассказать обо всём своему непосредственному начальнику, лейтенанту Кобрину.