– Сергей! Тут у меня ЧП. Тревогу пока не поднимал… мне и со своим дятлом разобраться надо. Но похоже… ты был прав.
– Палыч! Что? – выкрикнул Ерохин и бросил недобрый взгляд на Климова.
– Хоть я и думал, что пустое, но всё же сел за видеокамеры. Часа два проторчал. Уж плюнул было. Вдруг вижу, мой козёл бросил пост и бегом в сортир. …Обосрался он, как потом выяснилось. Минуты не прошло, смотрю, кто-то открывает решётку коридорной двери. Да лихо так – и ключ у него, и карта магнитная. Лица не видно. Я выскочил, а он дёру на выход, и прямиком к вертушке.
– Кто?!
– Молодой такой. Звони на пост, выясняй.
Звонок дежурному вывернул наизнанку воспалённый мозг Сергея. Четыре минуты назад зафиксирован выход лейтенанта Козак Антона Валерьевича. Ерохин ощутил дрожь в правой руке и спрятал её под стол, от безумного взгляда Климова, сидевшего с искорёженным лицом, оскалив щербатые зубы. Ерохин окатил его гневным взглядом.
– На тебя покушались, придурок!
Тот закрыл рот, сглотнул, – П-продолжение спектакля?
Придурок. Какой же ты придурок. – подумал Ерохин и тут же отрешился от Климова.
Козак! Гнида! Тихоня с учебником по сыскному делу, уверявший, что в этом его призвание. Догонять поздно.
Перезвонил на вахту. Удостоверился. Машина в камеры не попала.
Меньше всего Сергей ожидал крысу у себя.
Он опустил лоб на лежащую руку.
Отщепенец. Продажная тварь. Что делать дальше?
Собрался и стал размышлять.
Он мог решить, что его не узнали. Сейчас залёг под корягу и ждёт. Если не будет кипиша, успокоится и придёт на службу. Ведь свою задачу он не выполнил. Спасибо Палыч тревогу не поднял. Лицо в камеры не попало, следов наверняка не оставил. Предъявить ему нечего. Ночной выход? Это не в первой. Завтра разберёмся. Лишь бы не спугнуть.
Климов опасливо наблюдал. Что-то шло не так. Побледневший майор с растерянным видом уткнулся лбом в кулак и затих, подставив затылок и шею. Такого он точно не ожидал.
Но быстро понял подставу и стал оценивающе разглядывать Ерохина. Пригнув голову, пытался увидеть, не наблюдает ли за ним в щёлочку зоркий майорский глаз. Бросил взгляд на стол, окно, дверь. Приподнялся. Изготовился к прыжку. Затем мягко осел.
А может он и вправду не из этих?
Вид беззащитной лысеющей макушки дал Климову призрачную надежду.
– Я всё расскажу, – прозвучал смятый подавленный голос.
Ерохин поднял голову, отрешённо глянул на изменившегося арестанта, – Я буду записывать, – и безразлично зевнул. Накатывала послестрессовая сонливость.
Откровения Климова хаотично перескакивали между настоящим и прошлым.
Сбивчивое признание участия в убийстве инспектора ДПС напрягло Ерохина. От тяжкого раскаяния Климова прошибло по́том, и по комнате растекался мерзкий кисловатый запах. Запустив пятерню в просаленную шевелюру, он стал оправдываться, что сам не стрелял, а только сидел в машине. Признание выглядело неправдоподобно, но Ерохин решил пока не перебивать.
Тут рассказ метнулся в прошлое.
Он жаловался на тяжёлое детство в Ханты-Мансийске и раннюю потерю отца. На службу в армии, где получил травму головы. В Питере поступил в Технологический институт, хотел стать инженером. После второго курса учёба заела, и он страсть как захотел поступить на службу в ФСБ, но не знал, как. После третьего бросил учёбу, написал заявление в полицию. Получил отказ, даже на техническую должность, хотя с головой уже проблем не было.
Он пытался разжалобить Ерохина, который в это время просматривал его досье.
– Почему отказали? Как думаете?
Уловив что-то в интонации, Климов нехотя сознался в лечении алкоголизма, из-за которого и вылетел из института.
Затем перескочил к последнему месту работы в охране небольшого предприятия, где его неожиданно посетил капитан ФСБ. После чего он стал сотрудником мобильной оперативной группы по борьбе с терроризмом и наркотрафиком.
Хмыкнув, Ерохин спросил, – И как вас оформили на службу?
– Со мной заключили контракт.
– Где и кто заключал? Где сам контракт?
Климов смутился и покраснел. – У меня на квартире. Этот же капитан ФСБ Харин. А контракт он забрал… из-за секретности.
Растеряно похлопав глазами, он продолжил с оправдательными нотками, – Но зарплату мне переводили регулярно. Даже отправляли в санаторий. Круг общения замыкался на непосредственном начальнике. Рядовые сотрудники не знали друг друга и не имели права общаться между собой. По легенде я служил в частном охранном предприятии «Гризли».
– Вспомните все задания в подробностях. С датами, временем, участниками.
Собрав над переносицей морщины, Климов вскинул глаза, и начал рассказ.
Всплыли семь операций по ликвидации террористов. Он, как стажёр, не знал подробностей, а лишь «обеспечивал территорию» – отвлекал случайных прохожих. Первой боевой задачей стала погоня за преступником, похитившим бортовой самописец. Самописец найти не удалось, но Климов понял, какую тот имеет важность.
При этом был с лёгкостью убит сотрудник ДПС. Отойдя от шока, Климов усомнился, что работает на государственные структуры. Произошедшее с Ириной, подтвердило сомнения и заставило действовать.
С Ирой они познакомились в том самом санатории. Он сразу запал на шуструю светленькую медсестричку. Но отношения складывались медленно. Климов был робок с женщинами, а у неё имелся хахаль. Поэтому любовь закрутилась совсем недавно.
Он замолчал и попросил закурить. Сигарет не было, и Сергей предложил арестанту кофе. Агрегат заклокотал, выстреливая коричневые плевки.
Крупными глотками Климов осушил половину чашки.
– Она позвонила неожиданно. – Одолев кофе, он с дрожащим звоном вернул чашку на блюдце. – Её голос! – На лице прорезалась боль. – Затравленный плачущий шёпот. Она молила забрать её из санатория. Её могут убить, а самой ей не вырваться. Я бросился за руль, но прибыл только через час.
– Какой санаторий? – уточнил Ерохин.
– Чайка, во Всеволожском районе.
Ерохин сдвинул брови, – Наши ребята там были. Ничего криминального не обнаружили.
Ядовитая ухмылка перекосила Климова, – Конечно не обнаружат. Санаторий, как санаторий. Конспирация у них на высоте.
– Завтра поедем снова.
– Только боюсь, что санаторий уже закрыт. – Арестант наморщил лоб, силясь что-то вспомнить, – Ирину я принял из окна туалета. Потом за нами гнались две машины. Но я хороший водитель, – Он поднял раскрытую ладонь. – Профессиональный экстремал! Я столкнул их между собой. …Мы ушли. Но с того дня никто из нас не ночевал дома. Мы начали своё расследование.
– В полицию обращались? – спросил Ерохин, чем вызвал неприязнь в лице Климова.
– С этого и начали. Только все встретившиеся менты оказывались из этих! И если б не мои навыки, – он сделал многозначительную паузу, – То мы вряд ли дожили бы до этого дня. Потому и стали действовать.
Тут Ерохин, уже начавший верить, снова усомнился в его адекватности. Да и Климов подлил масла в огонь, – А насчёт ФСБ, так я абсолютно уверен, что этот капитан Харин действительно там служит…
Сергей хмуро задумался. Ночь брала своё. С мыслей сбились и опер и арестант.
После паузы, Ерохин спросил, – Чего вы хотели добиться?
Помолчав, Климов стал говорить спокойно и рассудительно.
– Понимаете, товарищ майор, предпринять что-нибудь против такой организации было не в наших силах. Тем более, ничего о ней не зная. Но я точно знал, как они боятся информации с самописца. Какие силы затрачены на поиск.
Он замолк, округлил глаза и стукнул ладонью в лоб, – А на днях я понял, что они все связаны с сектой.
Брови Ерохина поползли вверх, а Климов продолжил, – Поэтому мы решили найти самописец и обнародовать информацию через журналистов. Нанести удар. Поможет или нет – не знали, но во всяком случае не хотели погибнуть просто так.
– Вы сказали … секта? Я не ослышался? – уточнил Ерохин.
– Да… Сказал… У меня нет доказательств, но между сектой, и конторой, в которой я служил, есть какая-то связь. – Он кивнул, соглашаясь с собой, – Дело в том, что Ира состояла в обществе поклонения солнцу. Я называл их сектой. Есть такие странные люди. В последние годы появляются на рассвете на пляжах, в парках, по берегам рек и встречают солнце. Сидят, выставив ладони, чего-то шепчут. Среди персонала санатория таких большинство.
Ерохину захотелось себя ущипнуть. В глазах арестанта ему вновь виделись безумные отблески. «Надо будет ещё раз вызвать психиатра».
– А Овечникова как оказалась среди них?
Климов оживился, – Её покойная тётка, шандарахнутая на всю голову, как-то скорешилась с этими чудиками. Да и оставила им завещание на свою квартирку. А после её смерти, они явились к Ирке и стали убеждать, что хотят вернуть квартиру ей. Так Ирка с ними и снюхалась. Потом они помогли ей устроиться в санаторий, где зарплата существенно выше поликлиники.
– А что с ней произошло, когда она вам звонила?
– Она стала случайной свидетельницей разговора двух врачей, когда была за ширмой, в смежном помещении процедурки. Когда её заметили, то поняла, что из санатория больше не выйдет.
– О чём был разговор?
– О психическом воздействии на пациентов.
– Подробнее!
– Подробнее она не знает – разговор был коротким, а у неё после этого был стресс, но для себя поняла, что на отдельных пациентов производится какое-то воздействие, вроде кодирования. Ещё они упомянули про ликвидацию, но она не знала, о чем речь. Понял я, когда она рассказала.
– Трупы без следов убийства – результаты ликвидаций?
Климов, потупившись кивал головой. Затем, после щелчков пальцев Ерохина, произнёс чётко, для записи, – Да. Результаты ликвидаций.
Далее, ещё без малого час, Ерохин задавал дополнительные и уточняющие вопросы. Новой информации не прибавилось, за исключением врача-невролога одной из районных поликлиник, направлявшего пациентов в указанный санаторий. От Ирины он знал только его фамилию. А та узнала о враче случайно, из мимолётного рассказа пациентки во время процедуры.
Когда измотанный Климов стал тормозить с ответами и пару раз засыпал, Ерохин позволил ему лечь на служебный диван.
Взбодрившийся на эмоциях Ерохин запустил компиляцию записи в текст. Задумался. Вспомнил Козака.
Мысли крутились винтом. То озаряло явное понимание невозможности столь крупной тайной организации. А подкуп одного лейтенанта списывался на коррупцию.
То подкатывала обратная волна, и наличие скрытых агентов казалось ему вполне возможным. Даже проглядывались контуры зловещей структуры.
Он мысленно раскладывал пасьянс из сослуживцев, и, не остановившись ни на ком, допустил возможность чьей-то крупной материальной заинтересованности. Дойдя до крайней точки, маятник устремился обратно.
С приливом здравого смысла Сергей понял, что его подозрения отдают конспирологией.
Позднее он решил на всякий случай изъять из материалов допроса информацию о неврологе из поликлиники, как единственную, об утечке которой, их преследователи, скорее всего не знают.
Ближе к утру Ерохин с трудом растормошил храпевшего Климова, выслушав полусонные матюки. Арестант тяжко и неохотно вернулся в реальность.
Пристально глядя в глаза, Сергей чётко переспросил, знает ли кто-нибудь ещё, кроме него и Ирины о враче из поликлиники. Климов долго смотрел в ответ цепким проницательным взглядом и уверенно покрутил головой.
Ерохин решил, что психиатрическая экспертиза не потребуется, и очень надеялся, что арестант понял его молчаливый намёк.
Палыч хмуро принял подследственного.
Голова, изрядно пропитавшись кофе, стала высохшей тыквой. Реальность просматривалась сквозь еловые ветки, а временами ускользала совсем. Сергей стал перечитывать исправленный протокол, но текст заплясал и расплылся. И он завалился на диван.
Новый день разбудил громким стуком в дверь.
Подходившие сотрудники получали материалы допроса. Затем, на планёрке, распределили обязанности.
Направили запрос в ГИБДД о вооружённом нападении, запрос в ФСБ про Харина. Хабибуллин и Варёный убыли в санаторий «Чайка». Степанченко с Тюриной составляли новые запросы по арестантам. А Байкалов и Мурцева ожидали майора Лотарёва из отдела по тоталитарным сектам.
Были составлены три фоторобота, которые, к сожалению, не пробились по базам.
Можайский, соорудив скорый отчёт, побежал к генералу.
В суматохе, никто кроме Ерохина не заметил отсутствия лейтенанта Козака, чей телефон был отключён.
И Сергей отъехал на пару часов домой.
22. Безумство
Его встретили испуганные глаза. Натёртые, влажные, недоспавшие. Тёплые губы вернули к жизни.
Есть не хотелось. Поковыряв омлет, он стал посвящать Эльку в подробности минувшей ночи. Надо было выговориться, излить горечь предательства, и посоветоваться о тяготившем душу подлоге протокола, в оправданности которого он мучительно сомневался.
Её глаза медленно округлялись. Задорные веснушки словно вытравило хлоркой. А на гипсовом лице проявились свинцовые тени у глаз.
– Куда же ты влез? …Ты ведь один. Кому ты можешь доверять? – Она запустила пальцы в волосы, подняв две рыжие копны.
– Никто и не обещал, что будет легко, – отшутился Сергей. Такой реакции он не ожидал, и уже раскаивался в излишних подробностях.
Собрав волосы хвостиком, она подсела сбоку и обхватила его спину. Сергей развернулся, одарил её затяжным поцелуем, и запустил руку в разрез халата. Элька мягко вывернулась, и обойдя стол, села напротив. Краски возвращались к её лицу. Улыбнувшись, Сергей отправил воздушный поцелуй.
– Тебе нужен свой человек. Которому ты можешь доверять, – сосредоточенно сказала Элька.
– Да, нужен. Об этом я думаю с ночи, – ответил Сергей, ещё надеясь продолжить флирт. Но тут заметил слабый отблеск во взгляде, чёртову искорку в её глазах, и необъяснимая тревога мурашками расползлась по телу.
– Я схожу на приём к этому доктору. Просто так. Просто посмотрю и всё.
Судорога смяла лицо Сергея.
– Нет! Нет! Ты что, дура? – он осознанно произнёс это слово и шёл на конфликт, чтобы любой ценой зарубить безумный план, что быстрыми пазлами складывался в её голове.
Она не обиделась, а подсев сбоку, поцеловала Сергея.
– Серёж, ты чего? Успокойся. Я не собираюсь вынюхивать и расспрашивать. В день к нему приходит толпа народу. Это будет обычный приём врача.
– Нет! Нет! И нет! – покрывшись багровыми пятнами рычал Сергей, – Ты что о себе возомнила? Какая у тебя подготовка? Этим должны заниматься профессионалы.
Отскочив, она подалась вперёд, как кобра перед прыжком, – Профессионалы? И где ты их возьмёшь? Кому ты можешь доверять?
Он сбавил тон, решив зайти с другой стороны, – Эль, пойми, я не переживу, если с тобой что-нибудь случится.
– Не переживёшь? А ты можешь думать не только о себе? Ты знаешь сколько раз я просыпалась ночью, лежала и смотрела на тебя? Думаешь, я не боюсь за тебя? Не понимаю в какое дерьмо ты влез?
– Это моя работа.
– Работа? А что ты оставляешь мне? Кухню и пылесос? Быть женой опера и каждый вечер мучительно ждать? А если с тобой случится – я переживу? Что тогда ждёт меня – одинокая старость с выплаканными до морщин глазами?
Сергей не расслышал последних фраз. Мимолётно брошенное слово сладко растеклось в голове, рассыпалось тёплыми огоньками. «Женой опера? Моей женой? Моя жена!» Он не сделал предложения. Не представился момент. Все началось внезапно, шло легко и естественно. Они и так муж и жена, но ни разу не произнесли этих слов.
– А ты согласна стать моей женой?
Элька уставилась тяжёлым взглядом и отчеканила – Нет!