«Так и сгнию в этой деревне, – не столько горестно, сколько озлобленно подумала Аня».
«Может, на новом месте я обрету своё счастье? А возможно, что любовь. Есть же в этой деревне порядочные мужчины?! Будь что будет; по крайней мере, пока я ни о чём не жалею. Уехала, значит, так надо, – размышляла Алёна, потирая кончик носа, который щекотала въедливая пыль».
Мало-помалу путницы перестали замечать ухабистую дорогу, покрытую серебристой пылью. Перед их глазами возникли пышные зелёные рощи, обдуваемые разгоряченным ветром, поросшие молодыми лесочками долины и глубокие овраги. Поля, которые каждое утро заволакивало туманом.
– Девочки, посмотрите вперёд! – неожиданно для всех воскликнула Глафира. – Видите вдали очертания церкви?
– Где? – Встрепенулась Алёна, привставая с места.
– Ну и что?! – фыркнула Аня, неодобрительно покачав головой.
– Вон там, Алёна, смотри левее, – улыбнулась Глафира Елисеевна. Она вытянула руку в сторону, указывая пальцем вперёд.
– Вижу. Красиво! – восхитилась Алёна, всматриваясь вдаль сквозь запыленное лобовое стекло.
– Анют, я это к тому говорю, что мы будем туда ходить. Мы станем молиться и ставить свечи святым. И они нам обязательно помогут, – обратилась бабушка к внучке, примирительно коснувшись её плеча.
– Чем? – Грубо оборвала девочка, стряхнув бабушкину ладонь. Её голова раскалывалась от боли.
Почувствовав себя слишком утомленной от бесконечных волнений, Аня потерла виски.
Алёна с интересом посмотрела на неё и села на своё место.
– А тем, Анют, что святые облегчат боль душевную, искоренят зло и утихомирят дурные помыслы. Я тебе там книги куплю, ты почитаешь и всё сама поймёшь, – продолжила пожилая женщина, вглядываясь в побледневшее лицо внучки.
– Ба, не старайся ты так, я никуда не пойду, – девочка бросила короткий взгляд на Алёну, прямо посмотрела на бабушку из-под опущенного на лоб козырька бейсболки, холодно улыбнулась и отвернулась к окну.
Аня скрестила руки на груди, удобнее устроилась на жестком кожаном кресле, всем своим видом давая понять, что дальнейшее развитие темы её не интересует.
Алёна снова посмотрела на девочку и поджала губы. Столько злости и боли было в голосе этого совсем ещё юного создания.
«Кто-то её сильно обидел, – подумала девушка. – Губы улыбаются, слова – жженый сахар, а глаза холодные, оценивающие. Такая в один миг станет самым опасным врагом, если не будешь ей полезна».
– Пойдешь! – грозно произнесла бабушка, тем самым поставив точку в их споре.
Дальше ехали в тишине, пока вдалеке не показались дома.
– Это наша деревня? – С надеждой в голосе спросила Алёна, поворачиваясь к Глафире. Она продолжала обмахивать раскрасневшееся лицо платочком, что не спасало от надоевшей пыли и духоты.
– Нет, деточка, – покачала головой Глафира Елисеевна, коснувшись влажного лба салфеткой. – Это маленькое село «Ракита». А наша деревня за мостом.
– А где мост? – С волнением в голосе не унималась девушка.
Аня повернула голову, зыркнула на неё из-под широкого козырька бейсболки и громко хмыкнула.
– Уже скоро, милая, – спокойно ответила пожилая женщина, не обращая внимания на выходку внучки. – Вот ещё несколько домов проедем.
Алёна крутила головой. Всё это ей было в новизну. Она разглядывала коз, овец, которых пасли на лугу в стороне от дороги; смотрела на доярок, которые посреди высокой травы доили коров. Она заметила несколько женщин в конце села, которые отошли от колодца с вёдрами в руках. Рядом с ними бежали две рыжие кошки и чёрная крупная собака.
Вскоре у путниц исчезли мысли о городе за густыми зарослями деревьев. Ольха с резными листьями и изумрудными серёжками, ивы, отливающие серебром от солнечного света, с обеих сторон клонились к широкому мосту. По обеим сторонам от него шумела и пенилась глубокая чистая река. Её прозрачная вода открывала взору сновавших рыбок. Водная гладь шла бликами под солнечными лучами и манила разгоряченные от жары тела окунуться в её живительные недра. Именно здесь, далеко от цивилизации, у человека рука не поднимется портить такую красоту. В воде резвились дети, а по берегу с веселым лаем носились собаки. У одного берега раскинули свои широкие лохматые ветки ивы, к которым были привязаны прочные канаты с качелями. Раскачиваться и лететь над рекой, задевая воду босыми ногами и разбрызгивая теплые капли, представлялось занятием особенно приятным в такую жару.
По другому берегу несколько высоких ив склонили головы в поклоне. Привязанные к их упругим веткам канаты детвора использовала для раскачивания и прыжков в воду. Ребята устраивали там настоящие аттракционы, соревнуясь в ловкости и способности дальнего прыжка.
Чуть дальше отбрасывали узкие тени стройные лозинки. Их тонкие станы сверху охватывали ветви могучих дубов. Среди них возились взъерошенные воробьи. Сам бережок у речки был покрыт притоптанной травой, на которой валялись полотенца.
На поверхности воды мелькали надувные матрацы и круги, которые больше служили дополнением к этой упоительной картинке, нежели средствами необходимости и повышенной безопасности.
У Алёны перехватило дыхание от такой первобытной и наивной красоты. В воображении она уже рисовала себе картину, как медленно погружается в прохладу реки и плывет на другую сторону, где у лохматых дубов расстелено пушистое полотенце. Там-то она сможет полежать и отдохнуть. А как будет прекрасна иная картина: темнеющая река на заходе солнца, тёмные ветви склоненных ив и тихий шелест в камышах. Ей захотелось побыстрее попасть в те места. Возможно, там её дожидается счастье – в той далекой деревушке, чьи жители не знают её истории, и они уж точно не станут тревожить душу расспросами, довольствуясь тем, что она сама пожелает о себе рассказать.
Девушка повернулась к Глафире.
– Баба Глаша, а в нашей деревне есть речка? – Поинтересовалась она.
– А как же, – улыбнулась женщина. – Эта река тянется вдоль всей нашей деревушки, и почти из каждого дома можно дойти до неё. Не поверишь, но в ней много рыбы, что жители приспособились ловить её руками.
– Так искупаться хочется, – мечтательно протянула Алёна, прищурив взгляд.
– Искупаешься, милая. Обживешься немного, и будет тебе легче. Тогда и накупаешься вдоволь, и рыбы наешься, и ягод. Я уверена: не пожалеешь, что решилась на переезд!
– Я так волнуюсь. Всё-таки практику проходить – это одно, а работать по-настоящему – совсем другое.
– А ты, Алёна, не пугайся, чувствуй себя уверенно, и тогда точно всё получится.
– Спасибо за поддержку. Вы даже не представляете, как мне нужна помощь. Одной трудно и страшно.
– Ты теперь не одна. Вот и с Анютой подружитесь, – добродушно произнесла бабушка, не глядя на внучку.
Девочка посмотрела на рыжую красавицу, та глянула на неё и открыто улыбнулась.
– Ну, чего вы, девочки, стесняетесь? – Спросила Глафира, переведя прищуренный взгляд с Алёны на Аню, но те молчали. – Ничего, обвыкнитесь.
Аня хмыкнула и отвернулась к окну. Алёна перевела растерянный взгляд с девочки в окно автобуса и тут же заворожено вздохнула: показались домики следующей деревни, а это значит, что пассажиры почти у цели.
Алёна с замиранием сердца всматривалась в силуэты одинаковых домишек, расположенных по обеим сторонам дороги. Каждый дом, выкрашенный на вкус хозяина, был обнесен рядами деревянных заборчиков, и со стороны это выглядело очень даже гармонично. В каждом дворе расхаживали куры, гоготали гуси, а в песочницах копошились босые малыши и радостно молотили друг друга пластмассовыми совочками.
– Вон там, Алён, видишь большое здание? – Спросила Глафира, приподнимаясь с места. – Это наш местный спирт-завод. А рядом продуктовый магазин.
Алёна кивнула в ответ, продолжая тревожно озираться.
Автобус медленно вползал на пригорок, после чего свернул влево и поехал по узкой дороге вдоль небольших домиков.
– А вот то здание белое – местный клуб. Здесь по выходным до утра веселится молодёжь. Вот сейчас проезжаем парикмахерскую.
– О! – только и смогла произнести Алёна.
– А вот и пожарная станция. Рядом, вон там справа, больница.
– Ясно. Ух, какой красивый храм! – восхитилась Алёна, подскочив к противоположному окну. – Большое здание. Мы его видели издалека?
– Нет, Алёна. У нас здесь три церкви.
– Ничего себе! Я думала еду в глушь, а тут всё иначе.
– Да, – гордо изрекла женщина, поправив косынку. – Вот теперь начинается ряд магазинчиков. Дальше – столовая и кафе. Там библиотека. По другую сторону – рынок. Вон там аптека. А вот и автостанция. Прямо за ней по субботам устраивают ярмарку.
– Приехали, да? – Алёна нервно подскочила, схватив чемодан.
– Я не смогу показать тебе почту и сельсовет, но кого-нибудь попрошу о помощи, – поделилась мыслями Глафира Елисеевна, повернувшись к Алёне.
– Спасибо.
– Да не за что, деточка.
Пассажиры расплатились и вынесли багаж на улицу. Жара сделалась ещё крепче. Глафира смахнула со щеки выбившуюся из-под косынки прядку седых волос и покрутилась по сторонам, выглядывая кого-то.
– Семён! – неожиданно громко выкрикнула женщина, и помахала кому-то рукой.
– Аюшки? – Откликнулся мужчина, вышедший из аптеки.
– Семён, здравствуй!
Мужчина остановился и, прищурившись, всмотрелся в лицо женщины.
– Не узнал, старый пенёк? – Хихикнула Глафира Елисеевна, кокетливо проведя ладонью по плавной линии сарафана.
– Глашка, ты чё ли? – Приложив ладонь к глазам, заслоняясь от слепившего солнечного света, удивился мужчина. – И какой же я старый? В самом расцвете лет…
– Я, Сёмушка, я, – улыбнулась женщина.
– Каким ветром?
Загорелое лицо мужчины внезапно озарила искренняя щербатая улыбка, и он, отгоняя от лица муху, тряхнул головой с короткими седыми волосами.
– Попутным сквознячком, Сёмушка.
– Это хорошо, а то Клавдия одна совсем. Да и женихов у нас хоть отбавляй, а бабы все замужние, даже глаз кинуть некуда.
– Болтун ты, – рассмеялась Глафира Елисеевна. – Мы с внучкой к Клаве перебираемся, вместе жить будем.
– А я подумал: погостить, – поведал Семён, рассматривая молодых девушек, стоявших за спиной Глафиры.
– Нет. Сёмочка, дружок, я тебя попросить хотела…
– Вещи довезти? – Перебил мужчина, отмахнувшись от осы. – Завсегда, пожалуйста.
– Нет. Семён, тут с нами приехала девушка Алёна, её надобно до сельсовета проводить.
– Провожу. Чего ж не проводить?! Такие красавицы к нам пожаловали, глаз не отвести, – улыбался Семён, подмигнув собеседнице.
– Только не бросай девочку одну, прошу тебя, – строго взглянула на разговорчивого мужичка Глафира. – Она дорогу не знает. Приехала к нам доктором работать.
– В районную больницу? – Переспросил Семён.
– Нет. В наш медпункт. Местным фельдшером будет.
– А, понятно, – протянул Семён, почесав лысеющий затылок. – Это хорошо, а то давеча Любкин паренёк с лестницы свалился и нос разбил. Она в слёзы, а делать нечего, зелёнкой разрисовала его, да он и дальше побежал гулять.
– Любка Степанчук? – Спросила Глафира, обернувшись на Аню, топнувшую ногой от нетерпения.
– Ага, она самая, – переминался с ноги на ногу Семён.
– Семён, извини, некогда болтать, скоро вечереть начнет. Мы с утра на ногах, да и день жарким оказался. Да и сельсовет, не ровен час, уже закрыли, – взволнованно тараторила Глафира, перехватив ремешок объемной сумки влажной ладонью.
– Ну, тогда побежали, красавица, – подскочил на месте Семён.
– Бегите, – кивнула Глафира. – Алёна, я тебя сама найду. Ничего не бойся!
– Спасибо, – ответила девушка. Она нервно потрогала сумочку, а та соскользнула с плеча и упала под ноги. Алёна быстро её подняла и поспешила за Семёном.
Глафира проводила их взволнованным взглядом, подхватила вторую сумку и направилась в противоположную сторону.
***
Глафира взглянула на внучку, хмурившую брови и ковыляющую впереди, и поняла, что та сильно обозлена.
– Анют, ты почему всю дорогу молчала? – Бабушка решилась заговорить, покряхтывая при ходьбе.
Ответ прозвучал сухо, хотя и после некоторого колебания:
– А что я должна тебе говорить? Ты вон как с этой девкой пела. Конечно, она же лучше меня. Ты возьми и удочери её!
– Анют, как тебе не совестно? – Глубокое контральто бабушки придавало особое обаяние её речи. Она с обидой отреагировала на гневные выпады внучки. – Девочке тяжело одной. У тебя есть я. Я тебе помогу, буду всегда защищать, а ей только на себя рассчитывать приходится, да ещё в чужом краю. И работа ответственная.
– Она знала куда едет! – высокомерно и с презрением проговорила Аня.
– Внучка, не злись, прошу тебя. Чем тебе не понравилась Алёна? По-моему, она очень милая и добрая девочка.
– Алёна, – передразнила Аня. – Девочка милая и добрая. Какая прелесть!
– Перестань, прошу тебя. Не превращайся в молодые годы в брюзжащую старуху, – спокойно произнесла Глафира, догоняя внучку. Она пристроилась рядом и смотрела впереди себя.
– Прости меня, ба? – Вмиг смягчилась девчонка. Она с жалостью посмотрела на уставшую родственницу.
– Да всё, Анют, не стоит.
Бабушка после этих слов замолчала, и внучка не решилась нарушить их тишину. Она все силы отдала предстоящей им дороге и созерцанием деревенской красоты.
Они шли минут тридцать. Всю дорогу пейзаж поражал палитрой красок. Деревня просто утопала в зелени, а по пути им не встретился ни один автомобиль. Воздух был до того густым и сладким. Так свободно дышалось на далёких просторах, будто за спиной расправились крылья, и можно взлететь от блаженства слияния с природой прямо как бабочки и насекомые, мельтешащие вокруг. Неожиданно тишину нарушили птицы, устроившие гвалт на невысоком деревце боярышника, росшем у дороги.
Поравнявшись с первым домом, путниц оглушил крик петуха.
Прямо перед ними перешла дорогу лошадь с двумя жеребятами и направилась к заросшему высокой пижмой лугу, где паслись несколько коз. У калитки невысокого кирпичного дома стояли несколько овец и корова.
Аня перевела взгляд на обочину дороги, что тянулась запыленным покрывалом между растительностью, где распластались лопухи. Кое-где между ними тянулись своими упругими стеблями разнообразные цветы.
– Ба, несмотря на крики животных и птиц, здесь без людей тихо, даже как-то страшно. Будто всё замерло, – неожиданно поделилась переживаниями Аня.
Глафира остановилась.
– Да, Анют, в деревне жизнь идет своим ритмом, и время отмеряет другие шаги. Здесь встают в четыре утра, доят коров и отгоняют их в стадо, а по возвращении убираются в загонах. Люди с раннего утра хлопочут, а позже идут в магазин за свежим хлебушком. В местный магазин его привозят не каждый день, поэтому народ закупается по многу. После уже остается время на обработку огорода, а кто-то идет в стадо, чтоб подоить корову. Отдыхают обычно днём в самое пекло. А если сенокос, то и до темноты на ногах. Вечером каждый встречает своих животных из стада. И знаешь, деточка моя, здесь всё успевают. Это же не город, не его суетный ритм. Анютка, а как сладко замирает сердце от свободы, а душа, так и норовит воспарить вместе с этими бабочками и шмелями.
– Столько дел, как на это сил-то хватает? Я бы так не смогла. Ба, а ты у меня романтичная натура! – неожиданно для самой себя восхитилась девочка.
– Есть такое. Устала, милая? – Всполошилась Глафира, глядя на запыленное бледное лицо внучки.
– Не особо. Нога разболелась, но терпимо, – призналась Аня, и в подтверждение своих слов потерла нывшее бедро.
– Потерпи, солнышко, – попросила бабушка, ласково погладив внучку по щеке.
– Я стараюсь, ба. Пойдем?
Глафира кивнула и медленно пошла дальше.
– Вот Клава обрадуется, – произнесла старушка через некоторое время.