Тот, что с перепачканными руками, вернулся к столу, налил целый стакан водки и протянул Ане. Она покачала головой и прошептала:
– Не буду.
– Так значит, да? – Зарычал второй, выпятив толстую нижнюю губу. – Ну, не скули тогда.
Аня вздрогнула. Холодный пот струйкой потек по спине. У неё возникло пронизывающее насквозь ощущение страшной угрозы. Мужчины оказались более чем враждебно настроены. Слабо вскрикнув, она поняла, что её схватили за волосы и намотали их на кулак. Она уставилась на стоявшего рядом мужчину, который рыгнул ей в лицо.
– Отпустите меня, пожалуйста, – попросила Аня, хватая ртом воздух. Она вцепилась руками в холодные запястья мужских рук, причинявших ей боль. – Оставайтесь здесь, если хотите, а я уйду.
Не ответив, мужчина, державший её за волосы, поднялся со стула. Его тяжелое дыхание оглушало её. Аня посмотрела на остальных. Эти вытаращенные глаза, полубезумный, злобный смех! Она попятилась, поднялась на носочки, пытаясь высвободить свои волосы. Тот наклонился, вытянув руку, и с силой дернул. Девочку охватил ужас. Только сейчас она поняла, что в квартире, кроме пьяной матери, никого нет, что она во власти этих грубых негодяев, чьи намерения стали ей ясны. Издав сдавленный крик, она бросилась вперёд… У неё оставалась только одна надежда на спасение: надо было поднырнуть под его руку, схватить со стола нож и попытаться отрезать волосы, а уже потом бежать со всех ног. Но этот манёвр не удался. Девочку сгребли сильные руки, и она закричала от боли. Воспользовавшись этим моментом, ей влили в рот обжигающей жидкости. Девочка поперхнулась и закашляла. Из её глаз лились слёзы, желудок жгло и хватало судорогой, а голова закружилась, но она не сдавалась. Прыснув остатки огненной воды в лицо нападавшему, она громко завизжала, пытаясь сбежать. Девочка надеялась, что крик услышат соседи и вызовут полицию, поэтому продолжала визжать.
Несмотря на крик и яростное сопротивление, один из мужчин заткнул ей рот тряпкой. Полузадушенная этим кляпом, Аня замолчала. Согнувшись калачиком, она походила на затравленного зверя. На её худом лице были видны только глаза, расширенные от страха. Она так сильно обхватила себя руками, что побелели костяшки пальцев. Всхлипывая, она надеялась, что они всё-таки не тронут её. Она норовила отползти от мужчин к батарее по грязному полу, но они заметили это и приблизились. Они ухмылялись и тянули к ней руки.
Расширенными от ужаса глазами Аня смотрела, как двое негодяев нагнулись к ней, хватаясь руками за её грудь. Один из них схватил девочку за ногу. Аня с грохотом рухнула на пол и тут же получила удар в челюсть, потом в нос. Раздался хруст, и хлынула кровь. Аня подавилась. Перевернувшись на живот, она поползла в коридор. Её поймали за ноги и рывком стянули джинсы. Девочка замычала. Кто-то выругался матом, и, схватив бутылку со стола, разбил её, а оставшийся осколок поднес к горлу жертвы. Он выдернул из её рта тряпку и откинул в сторону.
– Слушай, тварь, если откроешь пасть, убью! – спокойно произнес он.
– Убивай, – захрипела жертва, и завизжала из последних сил.
Почувствовав жжение в области шеи, она приняла череду ударов. И стало так тихо… Аня потеряла сознание.
За стеной безмятежно спала пьяная мать. Она, как и её растерзанная дочь, ничего не осознавала и не чувствовала. Она не чувствовала боли, которую приняла на себя её беззащитная девочка; не видела удара, которым изменили её молодую судьбу, разрушили планы, мечты, надежды, навсегда похоронив их под руинами памяти.
Через неделю Аня очнулась в городской больнице. Рядом с ней сидела осунувшаяся лицом и сильно постаревшая бабушка.
– Пить, – захрипела девочка. Она лежала недвижимая и едва вращала глазами, чтобы осмотреться. Первое, что она заметила, это стены, покрытые навевающей тоску блеклой голубой краской.
– Девочка моя, погоди, я сейчас доктора позову, – женщина вскочила со стула и выбежала в коридор.
Доктор появился через несколько минут и принялся осматривать пациентку, следом пришла медсестра и взялась за капельницу. Бабушка стояла позади них и заламывала руки, шепча молитвы.
– Всё очень даже ничего, – кивнул доктор пожилой женщине, и, махнув рукой медсестре, вышел из палаты.
Бабушка проводила их взглядом, и, перекрестившись, опустила кусочек марли в стакан воды с лимонной долькой и приложила к распухшим губам внучки.
Аня медленно протянула руку к губам, скинула влажную марлю и бескровными губами даже не прошептала, а прошелестела:
– Где я?
– Анечка, деточка моя, ты в больнице, – ответила пожилая женщина. Она погладила девочку по волосам и кинулась целовать разбитое лицо.
– Что случилось? Почему всё болит?
– Детка, ты разве не помнишь? – Бабушка удивленно взглянула в налитые кровью глаза внучки.
– Свои крики помню, – хрипло ответила Аня. – Я так старалась, чтобы меня услышали.
– А следователь так надеялся на твои показания. Я ведь сама-то ничего не знаю, кроме того, что увидела. Соседи молчат. Мол, никто и ничего не видел, не слышал. Мать пьянющая была. Свидетелей нет, – удрученно покачала головой бабушка, присаживаясь рядом с внучкой. Она взяла её ледяную ладошку в свою сухую горячую ладонь, пытаясь согреть и успокоить.
– Что произошло? Почему следователь? Зачем свидетели? – Обеспокоенно озиралась Аня, норовя вскочить с больничной койки.
– В тот вечер ты гостила у меня, а потом собралась домой. Я уговаривала тебя остаться, но ты не согласилась. Я так и не дождалась твоего звонка. В час ночи вызвала такси и поехала к вам. Дверь была открыта, я вошла и чуть не сошла с ума. Прости, что приходится рассказывать тебе, но всё равно узнаешь, и хуже всего, что от чужих людей.
– Меня изнасиловали?! – выплюнула Аня. Она попыталась вскочить с постели, но сил на это не хватило. Стук зубов выдавал её ярость и сопротивление.
Бабушка, глядя на внучку, трясущимися руками вытирала мокрые щёки.
– Милая моя деточка, главное, что ты жива. Всё переболит, забудется. Если бы тебя не стало, я тоже не осталась бы жить.
– Значит, изнасиловали, – стиснув зубы, подытожила девочка. – И ты, бабуль, предлагаешь мне жить дальше? Тогда ответь мне: как? Как с этим жить?
– Солнышко, я с тобой. Вместе мы всё переживем. Я буду рядом, буду тебе помогать, во всём поддерживать. Вот выпишут тебя из больницы, и мы уедем к моей сестре. Там будем жить. Там тихо, хорошо, – поделилась планами бабушка, заглядывая внучке в глаза и поглаживая по ладошке. Видя, что та силится сесть на кровати, она помогла ей приподняться и устроиться удобнее.
– Ба, кому я теперь буду нужна? О чём ты говоришь? Не успокаивай меня, я всё равно не собираюсь жить дальше, – нетерпеливо возразила Аня.
Внучка сурово посмотрела на родственницу и отдернула руку. Обезумев от страха, она так и осталась сидеть с вытаращенными глазами, стуча зубами, не в силах вымолвить ни слова. Ей хотелось заплакать, но она даже не шевелилась, не поднимала взгляда, в котором застыл ужас. Она думала, что в одну секунду сойдет с ума. Всё исчезло: время, место. Перед ней появился образ, доводивший до безумия. Она забыла его, стерла из памяти кошмары прошлого, но сознание настойчиво подсунуло кадр.
– Не смей так говорить. Ты не только будешь жить, но ещё научишься радоваться жизни. Ты осталась жива, и это большое счастье. Мы преодолеем все трудности. А если ты ещё раз об этом заговоришь, моё сердце не выдержит. Оно бьется ради тебя. Посмотри сколько инвалидов рядом. Они дышат, смеются, женятся, рожают детей, участвуют в соревнованиях и работают. Они молятся за каждую прожитую минуту и за каждую следующую. Они сильные духом, борцы и молодцы. А ты руки опускаешь.
Аня не желала слышать грозного голоса бабушки, но снова с той же решительностью ответила:
– Бабуль, мне тяжело. Уже весь город знает. Это такой позор. Будут говорить, что я вся в мать, что сама виновата.
– Во-первых, я понимаю как тебе плохо, и переживаю вместе с тобой. А во-вторых, стыд и позор тем, кто всё слышал, но сидел как крыса в норе. В наше время многие именно так и поступают, трусливо поджимают хвост. Сидя дома, им было лень набрать номер полиции, в то время когда совершалось страшное преступление. Конечно, проще слушать крики и ждать развязку.
– Ба, что у меня с лицом? Почему мне трудно говорить? А ноги? Руки?! Что с ними? Я в гипсе, ба. Меня что, ломали?
Аня захотела закричать, но её вопль заглох, закончившись хрипом.
– Деточка моя, я всё тебе рассказала. Давай не будем ворошить пережитое. Тебе нужно набираться сил.
– А мать где? – Сменила тему Аня, надеясь, что позднее вспомнит всё, и решит, что делать дальше.
– Где же ей быть? – Вздохнула бабушка. – Дома. Пьяная. Как о тебе узнала, так из запоя не выходила.
– Понятно.
– Я в школе у тебя была. Тебе четвертные отметки выставили. А ребята немного денег собрали на гостинцы. Я не брала, а они обиделись, пришлось согласиться. Деточка, ты сейчас поспи, а я пойду с доктором переговорю. Потом сбегаю домой, бульончик тебе приготовлю. У меня и в холодильнике-то ничего нет. Я всё время здесь с тобой.
– Давно я здесь? – Глухо поинтересовалась Аня, глядя перед собой.
– Неделю.
Увидев вытянутое от изумления лицо внучки, бабушка продолжила:
– Да, детка. Целую неделю я непрестанно молилась за твоё здоровье, чтобы ты выжила.
– Ба, пожалуйста, иди домой, поспи. Я ничего не хочу есть.
– Я если чуток только сосну, – кивнула женщина, с надеждой глядя на внучку. – И сразу же к тебе.
– Не торопись. Я же никуда не денусь, – бледные губы девочки изогнулись в презрительном выражении.
– Ладно, деточка, я побегу. Но скоро вернусь!
– Хорошо.
Бабушка поцеловала Аню в посиневшую распухшую щёку и вышла из палаты.
«Что я буду с ней делать, когда она увидит своё лицо? – Подумала бабушка, притворяя дверь».
«Сколько мне ещё здесь валяться? Где бы достать таблетки? Не хочу терпеть этот кошмар. И надо бабушку освободить от этого, а то на неё смотреть страшно. Не хочу быть ей обузой, – думала Аня, медленно укладываясь на бок. Она поморщилась от боли, прочертившей дугу вдоль живота. – На люди показываться не хочу. Почему же я помню так мало? Обрывки какие-то. Кто это сделал? Зачем?»
Пока Аня силилась вспомнить хоть какие-то детали страшного вечера, бабушка переговорила с её лечащим врачом и выяснила, что беспамятство – временная амнезия – это последствия перенесенного шока. Доктор подготовил родственницу к тому, что её внучке потребуется постоянный контроль, поскольку слабая подростковая психика не готова к столь серьёзным потрясениям.
– Следовательно, девочка может натворить непоправимых глупостей, – пояснил доктор, не глядя на собеседницу. – Лечение у нас будет поэтапное, а потому – долгое. Через несколько дней с ней начнет работать психолог. Но это не факт, что девочка восстановится полностью. На лице у неё останутся рубцы, что создаст душевный дискомфорт. Перелом левой ноги со смещением – это пожизненная хромота.
– Мы всё преодолеем, доктор, – шепотом вымолвила старушка, не особо надеясь в правдивость своих слов. – Я всё сделаю для того, чтобы моя девочка улыбалась!
Доктор кивнул собеседнице, понимая, что слова не всегда совпадают с действительностью, но спорить не стал. Женщина быстро попрощалась с ним и вышла в коридор.
Шаркая ногами от усталости, она торопилась покинуть стены больницы, чтобы глотнуть свежего воздуха. Её душили рыдания, а запах лекарств, боли и страха не позволял дышать. Неутешительные новости расстроили бедную женщину, но она твёрдо решила не сдаваться и всячески помогать внучке. Она не хотела верить в то, что жизнь её девочки загублена. И пусть нет денег, чтобы восстановить лицо с помощью пластической хирургии, но есть любовь и терпение. Бабушка спешила домой, мысленно подготавливая себя к сложному жизненному периоду.
Первую половину ночи в сознании, Аня провела неподвижно сидя на койке, глядя пустыми глазами прямо перед собой, вторую – скрючившись, уставившись в темноту, прислушиваясь, боясь заснуть. Она подобрала под себя ноги, пытаясь хоть немного согреться, хотя в палате было душно. Но когда занялся день, и сквозь полуопущенные веки ударил бледный луч солнца, ей было так же холодно. Жизнь продолжалась, но она вошла в другое русло, непривычное.
Дни неспешно сменяли друг друга. За это время было пережито много истерик и обид. У Ани горела душа, и болело тело. В больнице она отметила новогодние праздники, весенние, и свой шестнадцатый день рождения. В мае её выписали домой.
Для бабушки начался самый сложный период, гораздо страшнее, чем тот, который был в больнице. Два раза она спасала внучку от необратимого шага, и оба раза ту пытались забрать в психиатрическую клинику. Пожилой женщине приходилось расставаться со своими скромными сбережениями, чтобы внучка осталась дома. Она понимала, насколько Ане тяжело; та не выходила из квартиры, выглядывая в окно как дикий зверёк.
Глафира Елисеевна много думала и решилась на переезд. Собрав вещи и передав ключ соседке, она торопилась увезти внучку из города, рассчитывая, что деревенский климат взбодрит её и выведет из состояния транса.
Аня капризничала, но бабушка стояла на своём. Её не останавливал и тот факт, что день обещал быть знойным. Сев в душный городской автобус, они продолжили спор, который ни к чему не привел. Добравшись до нужной остановки, бабушка и внучка остались на солнцепеке, чтобы через некоторое время уехать туда, где участь потрясет их вновь, не дав зажить кровоточащим душевным ранам.
Глава 5
Автобус, скрипя и покачиваясь, двигался медленно. В салоне было нестерпимо душно, а в открытый люк вместо свежего воздуха попадала серая пыль. Она оседала на ресницах, забивала нос и скрипела на зубах.
Алёна в очередной раз почесала кончик носа и тихо чихнула. Она сидела с правой стороны и с интересом смотрела в окно. Солнце палило и сквозь стекло припекало её веснушчатое лицо.
Глафира сидела по другую сторону, то и дело прикладывала салфетку к влажному лбу и тихо молилась, чтоб они преодолели-таки путь и добрались как можно скорее. Она опасалась, что от жары они могли получить тепловой удар.
Солнце приближалось к зениту, и жара становилась невыносимой. Воздух был душным и спертым. От малейшего движения поднималась пыль, отливавшая серебристым блеском в солнечных лучах. Это привлекало внимание, но не давало вздохнуть полной грудью.
Алёна, обмахиваясь тонким носовым платочком, взглянула на женщину и хотела заговорить, но заметив сосредоточенное лицо путницы, едва заметно улыбнулась. Она перевела взгляд в окно и посмотрела на лесополосу, растянувшуюся вдоль дороги.
Аня же за всё время пути не взглянула на бабушку. Она с грустью смотрела на поле подсолнухов, показавшееся за поредевшим лесом. Затея ехать в деревню девочке не нравилась, но и в городе оставаться не было смысла. Из-за пережитого шока она так и не вспомнила лица надругавшихся над ней людей. А что их было несколько, пострадавшая узнала из подслушанного разговора. Болтливые медработники обсуждали новости на ходу, рассматривали результаты анализов, взятых при поступлении непростой пациентки. Но даже после этого известия, Аня не смогла сообщить следователю ничего вразумительного. Её память молчала, а изверги ходили по земле безнаказанные, ели, пили, дышали, смеялись; может, совершили очередное насилие; и новая жертва тоже молчит. Не помнит. Или боится. Тоска разъедала девочке сердце, а слёзы – глаза. Совсем недавно у неё была целая жизнь, а теперь только половинка. От светлого будущего осталась горстка пепла в душе.