Уверен, что родители понял бы и простили меня. Особенно отец.
Отец… Сергей Иванович Иванов…
Это бы особенный, я бы сказал уникальный человек. Не потому, что это был мой отец. Ему удалось пронести через всю жизнь доброту к людям и какую-то детскую наивность. Только теперь я понимаю, как тяжело и в то же время легко было с ним матери.
Когда я подрос, то был удивлен его неприспособленностью к жизни, пытался с ним спорить, но он всегда с обезоруживающей улыбкой, спокойным тоном отстаивал свое мнение. Мне оставалось только принимать его таким, как он был, любить и уважать. Отец был достоин и того, и другого. Он был неисправимым идеалистом и искренне верил в Светлое Будущее, а все недостатки системы объяснял "местными факторами". Особенно его аргументы были вескими во время Юрия Владимировича Андропова, когда попытались навести хоть какой-то порядок, не взирая на ранги, и с началом перестройки Михаила Сергеевича Горбачева.
В то же время отец был всегда окружен друзьями, бескорыстно помогал всем. Он не был карьеристом, хотя имел светлую голову. Только я знаю, что на идеях отца трое защитили диссертации, но только один из них упомянул его имя в своей работе. Но отец не обижался и не завидовал, а искренне радовался ycпexaм друзей.
Еще как молодым специалистам отцу и матери дали квартиру в старом доме с большим двором, обещая со временем улучшить наши жилищные условия. При том положении, которое занимал отец, и его связях мы уже давно должны были получить новую квартиру в сдаваемых домах, но каждый раз, когда подходила наша очередь, по мнению отца, находились другие, более остро нуждающиеся в получении квартиры. Да мы уже привыкли к этой старой квартире, к большому двору, а особенно к соседям.
Все же последним сроком нашего новоселья определили мое возвращение из армии во время проводов.
Теперь родители обрели для себя постоянные квартиры…
Так вместо краткосрочного отпуска, я вернулся из санбата в свою роту.
Правда, воевать мне уже пришлось недолго.
Перестройка давала свои результаты, итогом которых стали прекращение этой бессмысленной затяжной войны и вывод наших войск из Афганистана .
Весной 1990 года я демобилизовался и в форме сержанта ВДВ вернулся в Баку.
Но и тут обстоятельства внесли свои коррективы в мою жизнь. Конечно, это хорошо, что все произошло когда меня не было в квартире. Примерно за две недели до моего возвращения, на рассвете, в наш дом врезался потерявший управление МАЗ. В основном пострадали основательно только две квартиры наша и еще одна.
Но в то же время я должен был признать правоту слов отца, говорившего о наших соседях, что жили мы одной большой семьей, но в разных квартирах. Все вещи из нашей разрушенной квартиры были аккуратно уложены и разнесены по уцелевшим квартирам или выставлены в сарай.
Вернувшись, я еще раз убедился, что ни драгоценностей, ни денег, кроме некоторой суммы на книжке, за всю свою жизнь родители не нажили. Да и оставшиеся вещи были из самых необходимых и далеко не новых. Тогда я подумал, что даже при патологической честности отца двух зарплат: его и матери, должно было хватить на большее, чем поношенный "москвич" в небольшом гараже.
Но насколько я помнил, наша семья жила всегда широко, одним днем, ведя разговоры о "Светлом Будущем", когда деньги не будут уже нужны. У нac в квартире часто бывали гости, засиживаясь далеко за полночь. Нет, это не означало постоянные пьянки. Отец практически не пил. Но у нас всегда было весело, а к угощениям подавался традиционный чай. Люди сидели за столом и вели нескончаемые, не интересовавшие меня, беседы, часто чисто профессионального характера.
У отца было много друзей…
Семья, лишившаяся, как и я, квартиры, получила новое жилье по горячим следам, но обо мне в тот момент забыли: нет человека, нет никакой проблемы.
Правда, все меня встретили радушно, как героя. Друзья отца устраивали в мою честь вечера с обильным угощениям, где, зная о моей разваленной квартире, меня оставляли ночевать.
В первый же день своего приезда в сопровождении соседей и друзей нашей семьи я был на кладбище. Обе могилы находились в одной ограде. Были два одинаковых солидных памятника с датами рождения и смерти. Даже у этих, возможно чужих для меня могил, меня охватило острое чувство одиночества. Я понял, что теперь принимать все решения в жизни мне предстоит самостоятельно.
Как на кладбище, так и во время каждого застолья, я слышал много добрых и хороших слов о своих покойных родителях. Уже в первый день, после хорошего подпития, один из друзей отца подтвердил мои подозрения, сказав, что останки родителей привезли в закрытых цинковых гробах и похоронили, не вскрывая. Выводы я мог сделать сам. Но внезапно это подтверждение моей догадки для меня перестало иметь значения. Я теперь знал их места на кладбище. Там покоились, если можно так сказать, души моих родителей.
Примерно через неделю бурных кавказских застолий и вольности после службы в армии, я понял, что нельзя прожить всю жизнь гостем на чужих застольях, ночуя по чужим углам.
Прежде всего я решил обрести кров над головой.
Вот тут-то все и началось....
Выяснилось, что полагавшаяся моим родителям квартира в новом доме после их гибели отдана другой семье. Даже взамен старой, по приспособленной дня жилья разрушенной квартиры в настоящий момент мне ничего не могут предложить. Конечно, в память об отце, а также учитывая мою службу в Афгане, меня везде принимали радушно, долго беседовали, говорили мне высокопарные и вроде правильные слова о трудных моментах, но все сводилось к одному: в настоящее время нет в городе ни одной свободной квартиры. Мне предлагали немного подождать. В итoгe меня уговорили: пока прописаться в общежитии, конечно временно, и идти работать на буровую, чтобы осенью поступить в институт. Подумав, я согласился. Все вопросы прописки и постановки на воинский учет были решены.
В общежитии мне дали не отдельную комнату, а койку в комнате на четверых. Но я там не собирался жить. У меня было в Баку, где я мог временно пожить. Года три назад, еще до моего призыва в армию, муж моей двоюродной сестры Анны, получил для себя и семьи 4-х комнатную кооперативную квартиру, за которую они все еще продолжали платить деньги. У них были два отличных парня моих племянника: 12 и 9 лет. Именно Володя предложил мне жить у них, освободив одну комнату, чтобы я смог завезти свой личный скарб.
История появления Анны в Баку была необыкновенной. Действительно сама судьба распорядилась всем.
Летом 1975 года отец пригласил дочь своей сестры, учившуюся в музыкальном училище, приехать на каникулы из Ростова в Баку, чтобы полюбоваться городом и отдохнуть на берегу Каспия. По кроме солнца и моря, мама устроила дня Анны культурную программу. Так Анна впервые встретилась с Володей Акопяном, в руках которого флейта то смеялась, то рыдала. Ее сразу очаровали эти звуки, да а исполнитель был красивым молодым мужчиной. Володя тоже с первого взгляда выделил Анну. Это была любовь с первого взгляда, да еще их объединяла музыка. Остальные дни в Баку они провели вместе.
Поженились они через год. Но что это был за год!.. Это была интенсивная переписка. Я бы сказал, что эта пара максимально загружала почту, иногда отправляя не по одному письму в день. Думаю, что из этих писем получился бы неплохой роман в эпистолярном жанре.
Я вновь невольно отвлекся от своих мыслей. Пальцы правой руки совершали привычные, ритмичные движения, хотя в руке ничего не было.
Это сработала привычка, выработанная годами.
Этой привычкой, если так можно сказать, меня заразил "старлей" в учебке. Раньше я видел, как перебирают четки, а вот он практически при каждой возможности перекатывал в руке два блестящих шарика размером с грецекий орех. Сначала я наравне с другими новобранцами смеялся, что "старлей" привык всю службу "яйца тереть". Однако, он равнодушно относился ко всем насмешкам, а потом предложил новобранцам самим попробовать покатать шарики, объяснив при этом, что при движении в руке шарики воздействуют на нервные точки ладони и оказывают успокоительное действие. Сначала среди новобранцев был бум. Всем казалось это легким и примитивным упражнением. Первое время у меня из руки ухитрялись выскальзывать сразу оба шарика, а потом только один. Многие бросили это занятие, а вот я продолжал пока не достигнул определеленых успехов, а потом втянулся основательно. Да, "старлей" оказался прав. Плавные движения шариков в ладони помогали сосредоточиться или отвлечься по желанию.
Потом эта моя привычка забавляла Рашида. А сейчас я пожалел, что не успел захватить с собой в спешке шарики.
Но я отвлекся от своих воспоминаний…
Через год, в 1976 году была свадьба Володи Акопяна и Анны Северцевой. Свадьба была тоже необычной. Началась она в Баку, а затем молодые вместе с Ольгой Ивановной поехали на родину Володи в Армению, а закончили свадьбу в Ростове. Теперь у них было все как у людей: работа, квартира, дети. Конечно, Володя сам предложил мне пожить у них, но я-то понимал, что нет у нас ничего более постоянного, чем "временное". Но все же я согласился, прописавшись в общежитии.
Решив вопрос с пропиской и уже практически договорившись о работе, я решил отдохнуть еще недельку. Нет, не таскаясь по гостям, а просто хотелось побродить по городу, поплавать в Каспии. Короче, привыкнуть к нормальному ритму жизни. Лишь часть вещей я перевез к Володе в отведенную мне комнату, а остальное раздал соседям. Теперь для меня особую ценность представляли наши семейные фотографии. Почти ежедневно с утра я шел на кладбище, а потом уединялся на берегу, благо погода стояла отличная. Я плавал, а потом долго рассматривал старые фотографии, к которым раньше не притрагивался. Рассматривал и вспоминая те теперь далекие и счастливые дни.
Не знаю, как бы сложилась моя дальнейшая жизнь, если бы я пошел работать на буровую, но на третий день я встретил Рашида. С ним мы выросли в одном дворе, но Рашид был почти на четыре года старше меня. Он рос отчаянным мальчишкой, не избегавшим драк, не давая в обиду не только своего младшего брата, но и всех мальчишек нашего двора. Каждого из нас он называл своим братом. Еще со школы Рашид решил, что будет шофером, причем, будет водить большие машины.
И вот сейчас он работал на автобазе "дальнобойщиком", стараясь выйти на международные рейсы. После короткого разговора, он уговорил меня пойти к нему в напарники. Да, я водил "москвич" отца с 15 лет, а в армии приходилось садиться за руль тяжелого "ЗИЛа". Но то была армия…
И все те перед напором Рашида и его доводами я не смог устоять.
Через месяц стажировки у меня уже были водительские права профессионала, да и с "фурой" я управлялся довольно легко.
Рашид оказался прав: отправляясь в рейс я мог не только повидать мир, но и не отягощать семью Володи своим присутствием пока не подойдет моя очередь получить квартиру.
Так я стал "дальнобойщиком", напарником Рашида. Заработки были хорошие, да и дома я бывал редко.
Трудно предсказать, что было бы со мной и Рашидом во время Бакинских событий, хотя мы не интересовались политикой, но в те дни мы были далеко в рейсе. Вернувшись домой, я с трудом узнавал гудящий как улей Баку. Постепенно все стало нормализовываться, но тут август 1991 года с его знаменитым ГКЧП и неизвестностью судьбы первого Президента Горбачева. И это известие застало нас далеко от дома. Мы возвращались практически без отдыха, меняя друг друга за баранкой, но вернулись, когда все уже разрешилось, а Горбачев вернулся в Москву.
Потом началось твориться что-то такое, что я перестал все понимать. Моему отцу это не могло бы даже присниться в самом дурном сне. Не стало Великого и Нерушимого Советского Союза. Азербайджан превратился в самостоятельное государство с собственными границами, а президентом стал Эльчибей.
Честно говоря все эти изменения меня не слишком волновали. Политика не была моей стихией, а знание языка и обычаев уравнивали меня с другими.
Но однажды ночью мне пришлось сделать свой выбор.
Володя несколько раз пытался завести со мной разговор, но едва вопрос касался политической обстановки, я под любым предлогом старался прекратить его.
Около полуночи к нам неожиданно пришел Рашид с двумя мужчинами. Рашид был хмур и избегал смотреть мне в глаза, говоря односложно. Его спутники только поздоровались и отказались от чая, который предложила Анна.
Скорее всего для того, чтобы быстрее сбросить груз с души, Рашид сразу приступил к делу:
– Шурик, ты знаешь, что для меня как брат, – глухо говорил он, – Мы с тобой вместе выросли в одном дворе, а потом вместе колесили по стране. Мы хорошо знаем друт друга… Но пока мы ездили, здесь слишком многое изменилось… Это все, что я могу сделать для тебя, как для брата…
С этими словами Рашид положил на стол пачку зеленых банкнот.
– Что это? – улыбнулся я, все еще ничего не понимая.
– Сейчас Володя подпишет необходимые бумаги и продаст квартиру за 5000 долларов, а рано утром за вами заедет фура. Берите только самое необходимое. Вас довезут до Ростова-на-Дону, сохранив все, что вы захватите с собой. Но пойми, что "фура" не резиновая, да и для вас нужно место и для товара. Все тяжелые вещи оставьте…
–Но это же грабеж, Рашид… – возмутился я.
–Ты ничего не понял, Шурик, – сказал он слегка, качая головой,-Здесь слишком многое изменилось. Завтра или послезавтра вас просто выгонят из квартиры, а вы будете рады унести ноги. Это не шутка, Шурик. Конечно, ты можешь остаться. У тебя здесь много друзей. К сожалению, это относится в основном к Володе. Но вы одна семья. Продать сейчас квартиру и уехать – это лучший вариант…
– Я примерно этого ожидал, – неожиданно для такого разговора спокойным тоном с грустной улыбкой сказал Володя Акопян, – Я не один раз пытался поговорить с тобой, Шурик, но ты все время избегал этого разговора. За всей суетой ты, Шурик, забыл, что я армянин, а Анна – русская. Мне уже не раз, правда пока в деликатной форме, намекали, что лучше вернуться на свою историческую родину. Но там меня никто не ждет. В то же время, пока не уляжется вся эта пена, здесь нам не будет места. Рашид во всем прав. Он сказал правду, что пришел к тебе как брат и пытается сделать для нас все возможное. Многие армяне уже бежали из Баку, не взяв с собой ничего. Я тоже думал об этом, но не знал, куда ехать. Может быть нас приютит Ольга Ивановна....
Вспоминая о себе, я забыл вспомнить, что все близкие родственники Володи погибли во время трагического землетрясения в Армении. Конечно, ему ,чувствовавшему себя все эти годы главой и опорой семьи, не очень хотелось ехать и просить убежища у тещи. Но в то же время Володя чувствовал ответственность за свою семью.
Предложение Рашида было принято.
Не стоит больше останавливаться на этой бессонной для нас ночи.
Но все это было только прелюдией для моих злоключений. Я не мог оставить Володю и сестру и должен был хотя бы проводить до Ростова, еще не зная, останусь там или нет.
Так я оказался в родном доме отца, где теперь была хозяйкой моя тетя, Ольга Ивановна Северцева.
Глава 2
Я прикурил новую сигарету.
На предыдущем, основном этапе своей жизни я останавливался коротко лишь для того, чтобы понять, каким ветром меня занесло сюда. В принципе, я мог бы только сопроводить семью Акопян до Ростова и, убедившись, что они благополучно добрались, немного погостить у тети, а потом вернуться в Баку. Правда, мне пришлось бы жить в общежитии, где я был прописан. При начавшейся хаосе на всем постсоветском пространстве получить новую квартиру было не реально. Но также я не знал, что будет с работой. Во всяком случае, возможно в спешке, Рашид не сказал, что будет ждать своего напарника, хотя, в принципе, предложение покинуть Баку ко мне лично не относилось. При моих внешних данных и знаниях обычаев и языка я легко мог бы сойти за своего.