Не знаю, как бы сложилась моя судьба, если бы я вернулся в Баку, хотя теперь я и в этом случае сомневался в успехе. Я был не приспособлен к этой жизни. Но в ту памятную ночь я был потрясен, впервые поняв, что людей, имевших одинаковый паспорт Гражданина СССР стали четко делить по национальности, а не на плохих и хороших.
Так я приехал и остался в Ростове. Не могу сказать, что родной город, в котором я родился, встретил меня, как "ПАПА".
Глаза Ольги Ивановны светились счастьем. Пока до ее сознания дошло только то, что единственная дочь с внуками вернулись в родной дом навсегда. Все мы немного эгоистичны и прежде всего видим свой интерес. Тетя Оля улыбалась и плакала, гладя внуков и слушая Анну. Только потом до ее сознания дошло сколько пришлось пережить и потерять ее дочери и зятю. До этого, во время отпуска она приезжала погостить в Баку, а поэтому сначала с трудом воспринимала рассказы дочери о происшедших изменениях..
Дом, отстоявший почти век, и небольшой флигель во дворе требовали ремонта. Да и сам двор был в довольно запущенном состоянии. Что могла сделать одна женщина пенсионного возраста, которая к тому же жила от встречи до встречи с дочерью и внуками и еще не решила, где будет доживать свои дни…
Ремонтом взялся руководить и выполнять основные работы я. Володя, не смотря на свой музыкальный талант, был, как говорится, "не от мира сего", а тем более не разбирался в ремонтных работах. Как и остальные, он попал в число подсобных рабочих у меня.
Конечно, мы не замахивались на капитальный ремонт, но освежить дом покраской, подправить забор и сделать косметический ремонт было в наших силах. Погода благоприятствовала нам. За несколько похожих не по осеннему теплых дней нам удалось сделать основное: дом оборудовали для проживания большой семьи, а маленький флигель для меня.
Дети были определены в школу, где бабушка преподавала русский язык.
Если с семьей Акопян, хотя и с трудом и долгими хождениями Ольги Ивановны, вопрос был решен, то со мной все было гораздо сложнее. Не слишком афишируя, что Акопяны беженцы, их прописали в дом Ольги Ивановны.
Мой вопрос оказался более сложным, как с пропиской, так и с постановкой на воинский учет. Прежде всего выявилась описка в моем паспорте, на которую раньше никто не обращал внимания. Если честно признаться, то после получения паспорта я не изучал его основательно, а поэтому только сейчас обнаружил казус. В свидетельстве о рождении у меня местом рождения значился г. Ростов-на-Дону. Я не знаю, кто и по какой причине решил "удружить" отцу и увеличить рождаемость в Баку, но в паспорте местом моего рождения явился г. Баку. Теперь мне предлагали вернуться и выяснить все недоразумения на месте.
Возможно, это был для меня последний сигнал свыше, чтобы я покинул город, уехал куда угодно, но только поскорее и подальше. Я ничего не понял и шел напролом. Естественно, я решил найти помощь после длительных хождений, как военнообязанный и участник Афганских событий, в военкомате.
Не знаю, возможно этот майор был единственным экземпляром на весь город, а может быть и на всю область, но попал я именно к нему. Он сидел развалясь на стуле, давая понять всем своим видом, что не хочет ни говорить ни двигаться. На красном лице майора блуждала ухмылка, а лоснящаяся кожа казалось была готова лопнуть от избытка подкожного жира.
Разговор он вел со мной нехотя, всем своим видом показывая, что ждет не дождется, пока я покину его кабинет. Отвечал он мне однословно, а самым большим предложением в его речи был совет мне вернуться в Баку и попытаться там решить все вопросы.
Говорил майор со иной высокомерно, тоном барина, поучавшим неразумного холопа, иногда засовывая указательный палец в нос и смачно проворачивая его там.
Все же рассчитывая на лучшее, что передо мной просто один из военных тупиц, я терпеливо повторил все ему еще раз и добавил, что воевал в Афганистане.
– Я тебя туда не посылал, – неожиданно равнодушным тоном ответил майор.
Вот тут-то и лопнуло мое терпение. Быстро и четко выговаривая слова, не стесняясь в выражениях, но не употребляя нецензурных слов, я высказал все что думал о майоре и его подобных и закончил свою речь угрозой написать письмо генералу Громову Борису Всеволодовичу, выводившему нас из Афгана.
Говорил все это я на повышенных тонах, но без крика.
Ухмылка сползла с лица майора, а глаза-щелочки округлились и почти достигли нормальных размеров. Казалось еще немного и его глаза вылезут из орбит на фоне побагровевшего лица. Майор задыхался с открытым ртом, не в силах произнести ни единого слова. Скорее всего я угадал все его карьеру от военного училища до этого кабинета, а поэтому ему нечего было мне возразить. Такие были смелые только в пределах своего кабинета ,распекая младших по званию.
На некоторое мгновение мне даже стало жаль майора, обделенного настоящей жизнью, а поэтому я замолчал..
Не знаю, как бы кончилась для меня эта встреча, но в разгар моего монолога, не замеченный никем, в кабинет вошел подполковник и остановился у двери, наблюдая за происходящим. Во всяком случае я его заметил только кончив говорить и обернувшись на его голос.
– Что такое здесь происходит?-спокойным тоном, несколько хрипловатым голосом спросил подполковник.
– Да, вот, товарищ подполковник,-ответил майор, оторвав свою задницу от стула и успев взять себя в руки, – Появился у меня в кабинете хулиган из Баку. Думаю, что нужно вызвать патруль, чтобы научить его себя вести…
И здесь он допустил досадную ошибку, которую не заметил. Ни о каком патруле не могло быть и речи. Майор забыл, что я был сержант запаса и сейчас был одет в гражданскую одежду. В лучшем случае он мог бы обратиться в милицию.
– Нет смысла поднимать шум,-слегка пожав плечами сказал подполковник, а потом добавил, взяв мои документы со стола майора.-Я сам с ним разберусь. Пойдемте, сержант…
Я прошел за худощавым, подтянутым подполковником в соседний кабинет. Он сел за стол, а мне предложил сесть на стул, стоявший напротив.
–Так, я слушаю тебя, сержант Иванов,-сказал он, еще раз заглянув в мой военный билет.
На его скуластом, продолговатом лице я заметил следы бессонницы и усталости, но глубоко посаженные глаза внимательно изучали меня, давая понять, что я буду внимательно выслушан.
В сущности уже не надеясь ни на что, я довольно коротко изложил ему суть своего разговора с майором, а потом, понимая, что терять уже нечего, закончил высказыванием своего мнения о майоре.
–Ты слишком горяч, сержант,-усмехнулся подполковник,-Хорошо, что там, в кабинете майора, у тебя под руками не оказалось автомата.
–В таких случаях мне не нужно никакого оружия. У меня вот главное оружие…-я вытянул вперед руки,-Нас довольно хорошо подготовили. У меня бы вполне хватило сил отвинтить майору голову и поменять ее местами с задницей. Хотя от такой перемены мест ничего бы не изменилось…
–Не горячись, сержант, и научись с должным уважением, относиться к старшим по званию,-строгим тоном проговорил подполковник.
–Согласно устава я умею подчиняться старшим по званию,– спокойным тоном возразил я,-А вот уважение нужно заслужить. Лично против Вас, товарищ подполковник, я ничего не имею. Но вот таких типов, как этот майор, я уже встречал в жизни. Такие приезжали с проверкой на несколько дней в часть. Правда, все время они проводили в штабе или на командном пункте, но зато потом получали боевые награды за такое геройство. Да и рассказывали потом они уверенным тоном знатока всем, "как там в Афгане…"
Подполковник не перебил меня, а внимательно слушал, едва кивая головой. Потом он вздохнул и сказал:
–Да, распустили всех… Говорят… Говорят…
Я понял, что я в этом кабинете не получу никакой помощи, но только отказ прозвучит в более мягкой и мотивированной форме, а поэтому спросил его :
–Разве я в чем-то неправ?
–Честно говоря, сержант,-говорил подполковник прямо глядя на меня,-сейчас я уже сам не могу точно сказать, кто прав, а кто неправ. Слишком многое изменилось, причем, скорее всего не в лучшую сторону. Но думаю, что абсолютно правых сейчас нет. Все мечутся из стороны в сторону, словно их кусают блохи. Хорошо, что пока еще не стреляют… – он сделал паузу. -Гарантировать тебе сейчас я ничего не могу, хотя постараюсь помочь в меру своих возможностей. Ведь нужно помогать однофамильцам с такой "редкой "фамилией, – с усмешкой закончил подполковник Иванов.
Тогда я оценил помощь подполковника Иванова как доброе предзнаменование. Но вот сейчас я думаю, что его случайное появление в кабинете майора было еще одним важным звеном в цепи обстоятельств, приведших меня на берег Дона.
Скорее всего после беседы с майором, не имея ни прописки, ни работы, я бы вернулся в Баку. Не знаю, как бы там сложилась моя судьба, но думаю, что не хуже, чем здесь.
И все же подполковник Иванов сдержал свое слово и помог мне. Правда, для этого мне пришлось заявить об утере паспорта и заплатить небольшой штраф. Но зато я получил новый паспорт, где уже было указано мое настоящее место рождения. Так я стал гражданином России и коренным ростовчанином. Меня прописали к тете и поставили на воинский учет.
Получив в военкомате свой военный билет, я сначала хотел возмутиться, но вот ссориться с подполковником Ивановым после всего, что он для меня сделал, у меня не было желания. Только потом я смог оценить и эту его услугу. Перед постановкой на воинский учет я прошел медицинскую комиссию. В своем здоровье я был уверен. Но к моему удивлению, в военном билете появилась статья и запись, что я стал "ограниченно годен в военное время и не годен к строевой службе в мирное время".
Впрочем, эта запись не влияла не мои планы. Я не собирался поступать в отряд космонавтов, но в случае необходимости мог настоять на повторной медицинской комиссии. Поэтому, добившись желаемого, я поставил точку в этом вопросе.
На мгновение я отвлекся, как бы окинув мысленным взором последние прожитые годы.
В Ростове я провел почти лесть лет, стараясь просто приспособиться к новым условиям и в то же время не потерять себя. Я не интересовался ни политикой, ни другими делами, стараясь остаться в стороне.
Я опытным путем пришел к выводу, что от двух учреждений лучше всего дергаться на почтительном расстоянии: от милиции и от военкомата. В них не имело смысла "качать права".
Хотя к моему теперешнему положению это не имело никакого отношения, но встреча с толстомордым майором у меня состоялась еще раз. Видимо, он не забыл нашу первую встречу, а поэтому при удобном случае, когда началась война в Чечне, вызвал меня. На этот раз он встретил меня вполне дружелюбно, провел покровительственным тоном краткую политинформацию в лучших традициях прошедших времен о положении дел на Северном Кавказе и предложил мне отправиться в Чечню, где ну- жны "мои знания и опыт". Уже зная его умственные способности, я с внимательным видом выслушал все, а потом сказал:
–В Афганистане, как говорили, я выполнял интернациональный долг. Во всяком случае в это хотелось верить, теряя друзей. Рядом со мной там воевали и чеченцы. Должен объективно признать, что это были хорошие ребята и верные друзья. Так почему те теперь я должен буду идти и стрелять в них?
–Ты будешь стрелять не в них,-усмехнулся майор.
–Тогда в кого там стреляют ?
–В бандитов,-уверенно ответил майор.
–Не слишком ли много оказалось бандитов? Кто сделал за такой короткий срок из чеченцев бандитов?-с самым невинным видом спросил я.
Лицо майора побагровело ,как во время нашей первой встречи. Его рот был приоткрыт, но звуков нарушу не вырывалось. Задыхаясь, он пытался найти ответ.
–Не волнуйтесь так, товарищ майор, -с улыбкой стал успокаивать его я.-На меня не стоит обращать внимания. Это последствия контузии. Я вот…-я покрутил пальцем возле виски,-Посмотрите сами статью в моем военном билете. Мне из оружия можно давать только лопату, да и то деревянную и в военное время…
–Идите…-с трудом выдавил из себя майор, бросив на стол мой военный билет.
Это была моя последняя встреча в военкомате. У нас появилось взаимное желание забыть друг о друге.
В дальнейшем я следил за событиями в Чечне вплоть до подписания договора в Хасавьюрте, но следил как бы со стороны. Конечно, я слышал много споров по этому вопросу. Высказывания были самые радикальные в разные стороны, вплоть до воспоминаний о депортации чеченцев за 24 часа при Сталине. Но вот сам я не принимал участия в этих спорах, а когда вопрос относился ко мне, то молча пожимал плечами. Дело в том, что во всех разговорах никто не затрагивал вопросы, которые возникли у меня. Конечно, я был лишь всего сержант запаса, а не генерал, но мне кажется, что правительство само себе устроило здесь Афган в миниатюре. Поэтому поводу у меня были только вопросы, но не было ни одного ответа.
Прежде всего, как на территории России могла небольшая кучка вооруженных людей устроить самый обычный переворот, разогнав Верховный Совет и сместив Доку Завгаева? Зачем это допустили, если потом снова пытались поставить все того же Завгаева во главе Чечни? Где в тот момент были милиция, армия и, наконец, конституционный порядок, который теперь приходится восстанавливать ?
Хорошо, ошибки и просчеты могут быть у всех. Но если все знают, что "Восток- дело тонкое", как сказал товарищ Сухов, то нужно знать, что Кавказ тоже не прост. Я сам вырос там. Это свои обычаи, свои законы. Почему, исходя из этого, не пригласили в Москву двух боевых генералов, президентов двух соседних республик Аушева и Дудаева? Почему с ними не встретился Президент России, если хотел мира и спокойствия в регионе? Что это очередной просчет окружения Президента или чья-то непростительная глупость ?..
А как уходили войска после прихода Дудаева к власти… Кто отдал приказ оставить все вооружение, боеприпасы и технику и зачем ? Для меня это просто необъяснимо.
И, наконец, я не мог поверить своим ушам, когда услышал слова Министра обороны, воевавшего в Афгане, что он сам лично возмет город Грозный за два часа с батальоном десантников. Скорее всего он спутал Грозный с дворцом Амина.
А потом все началось…
Конечно, мне было очень жаль гибнувших там наших ребят, жаль гибнувших чеченцев, но вот лезть самому в эту кашу, не разобравшись во всем, я не имел морального права, а поэтому не один раз мысленно благодарил подполковника Иванова.
В прошлом году подписали наконец-то мирный договор в Хасавьюрте. Я не могу давать этому оценку. Конечно, "лучше худой мир, чем добрая ссора", но мне почему-то кажется, что этот договор остался тлеющим фитилем на бочке с порохом, которая может рванут в любой момент и не один раз.
В Ростове самым положительным было то, что не возникал вопрос национальности, хотя милиционеры чаще проверяли документы у лиц "кавказской национальности", чего не делали у лиц славянской внешности.
А так все было нормально…
Глава 3
Когда я прошел всю бумажную волокиту и стал полноценным ростовчанином, предо мной встала другая проблема – найти работу.
Я не думал, что с этим вопросом будет проблема.
Во время поездок с Рашидом я побывал в разных городах, в том числе и в Ростове. Но сейчас я смотрел на знакомый город и не узнавал его. Дело было не в новостройках, а в самой жизни города.
Рабочие вроде требовались, и не требовались. Предприятия приватизировались, превращаясь в акционерные общества, а во главе мелких становились не директора, а полноценные хозяева. Естественно, рабочие места сокращались. В словарном лексиконе появилось понятие, которое мы относили раньше к "загнивающему капитализму", но не слышали у себя: "безработный". В то же время улицы изменились с появлением массы лотков и лоточков, а некоторые торговали просто "с земли". Создавалось впечатление, что население города разделилось на две основные части: первая старалась что-то продать, а вторая должна была все это купить, хотя цены росли как в сказке: не по дням, а по часам.