Сложно было устоять под её магнетическим взглядом, сопровождаемым мягким ласковым мурлыканьем, и даже я, находясь рядом, иногда испытывала что-то похожее на сексуальное возбуждение.
– А вот интересно, смогу ли я соблазнить священника, – мечтательно вслух размышляла Марина над своими стратегическими планами во время очередного утреннего чаепития, пока я вспоминала и мысленно опробовала на мужчине новый приём самообороны, изученный накануне.
Она даже зеркало редко удостаивала своим вниманием, не сомневаясь в своей красоте, и снисходительно наблюдала за стараниями ближайшей конкурентки.
Но если Тамара была избирательна в отборе потенциальных поклонников, Марина предпочитала отвоевывать у ней своё превосходство количеством, а не качеством. Если Тамара терпеливо ждала заслуженных знаков внимания, Марина шла напролом и была их инициатором. Тамара жила тайной мечтой об идеальном сексуальном партнёре, которым так и не смог стать для неё муж, а для Марины секс был вторичен и рассматривался лишь в качестве награды мужчине за его полезный практический вклад в судьбу женщины.
– Я иногда сплю с мужем, но только с презервативом, и когда он трезвый, – делилась своим опытом семейной жизни Марина.
И судя по тому, как часто она жаловалась на его пьянство, семейного секса ему передавало крайне редко.
Мне всегда было интересно наблюдать психологические особенности людей, а способ сексуального удовлетворения Марины выглядел, как некое отклонение от общепринятой нормы, которое я для себя назвала женским эксгибиционизмом. С подобным своеобразием у мужчин я знакома давно – даже в нашей глухой провинции нашлась пара экземпляров, напугавших меня когда-то в подростковом возрасте к их глубокому удовлетворению, но то, что такое может случаться и с женщинами, я узнала благодаря Марине. Она не распахивала полы верхней одежды для сексуального возбуждения и получения удовольствия, а просто направлялась к мужчине, стреляя глазками и мурлыкая какую-нибудь ерунду, и когда он в качестве логического продолжения её заигрываний предлагал свои услуги, возмущалась и удалялась, к крайнему недоумению несостоявшегося кавалера. Это расценивалось Мариной не только как грубое посягательство на женскую честь, от которого далеко не каждый мужчина в данном случае сможет удержаться, но и как очередная закономерная победа её неотразимости и совершенства. А утро в рабочем кабинете как правило начиналось с очередного рассказа о новой «звёздочки на бампере»:
– Хожу вчера по магазину. Подходит ко мне мужик и говорит: «Я тебя хочу» и смотрит так, как будто сейчас съест. А я испугалась до смерти, а сама ему в ответ: «А я тебя – нет», и бегом оттуда.
Марина могла часами выяснять отношения по телефону с «продинамленными» мужчинами, соблазнёнными и тут же отвергнутыми ею накануне, а нам в очередной раз приходилось выслушивать возмущённые оправдания честной замужней женщины, которой накануне опять пришлось отбиваться от навязчивых мужских притязаний, пока вконец озверевшая Тамара, стараясь держаться максимально спокойно, не просила её освободить телефон для служебного пользования.
Марина влетала в кабинет, возвращаясь с очередной пробежки по цехам, красная и запыхавшаяся, со всеми признаками спасшейся от опасного преследования, устало плюхалась на стул и, чтобы справиться с невыносимым волнением, быстро забрасывала в рот конфеты из пакета, который для этих случаев всегда хранился в ящике стола. Это значило, что охота удалась и весь рабочий день пройдёт тихо и спокойно. Если же встреченные в течение рабочего дня мужчины равнодушно пропускали её игру и даже отворачивались, Марина возвращалась на своё рабочее место потухшей и раздражённой, и в этот день к ней стоило обращаться только в случаях острой необходимости, а по возвращении домой её молодого мужа ждала очередная разборка по малейшему поводу.
Первый муж Марины долго терпел насмешки от родных и знакомых по поводу странного поведения своей жены, но однажды не выдержал и, когда однажды она, счастливая и удовлетворённая, вернулась вечером домой, смачно выругался и замахнулся. Возмущённая и незаслуженно обиженная Марина тут же переехала с маленьким сыном к матери, а вскоре развелась и срочно вышла замуж за молодого парня, гораздо младше её, соблазнённого уже отработанным способом.
– А что мне оставалось? Должна же я где-то жить, – оправдывала свою поспешность Марина.
Её второй муж Николай жил с матерью в малюсенькой двухкомнатной квартирке, в которую переехала и Марина со своим ребёнком. Но как бы настойчиво не требовала жена, у Николая не нашлось возможностей для улучшения жилищных условий, и оказалось, что он ещё меньше достоин королевы красоты.
– Я иногда даю ему, но только с презервативом, – лаконично поделилась с нами Марина подробностями своей интимной жизни с мужем, презрительно поджимая губы.
– Этак вы быстро разоритесь, – удивилась я, – иногда, наверное, можно и без него.
– Да нет. Он нечасто этого заслуживает.
– Так с презервативами ты ему никогда не родишь. Он, наверное, просит у тебя ребёнка. Для чего ж ты замуж выходила? – вмешалась Тамара.
– Ну, просит. Только какой ему ребёнок? – возмутилась Марина. – Пусть сначала квартиру нормальную получит. Что я, этого ребёнка под своей кроватью буду держать что ли? Я не какая-нибудь там дешёвка, чтобы всю оставшуюся жизнь бомжевать в этой халупе.
Мы с Тамарой хором вздохнули по несостоявшемуся молодому отцу и больше старались не затрагивать этой темы.
Под причитания матери Коля всё чаще забывался за бутылкой спиртного, но, если очередная охота Марины оказывалась удачной, и она возвращалась вечером домой удовлетворённой, муж мог рассчитывать на тишину и покой. Если среди набора встреченных за день мужчин не оказывалось ни одного, обратившего на неё внимание, Николая дома ждал разнос с мордобоем по малейшему поводу.
Социалистическое соревнование
Мои ближайшие коллеги не воспринимали меня опасной конкуренткой в борьбе за личное счастье, и я с удовольствием общалась с каждой из них, а иногда даже выступала посредником в неизбежных диалогах на производственные темы, когда женские конфликты двух красавиц разгорались с новой силой и их общение по любому поводу надолго прерывалось. Но всё кардинально менялось в конце каждого отчётного месяца, когда итоги традиционного женского соревнования становились менее значимыми, чем победа в общезаводском социалистическом соревновании, обязательном для всех участков, цехов и отделов. Оно было провозглашено основным условием роста производительности труда и благосостояния народа, а за ходом соревнования наблюдал и оценивал его результаты ценный специалист, который так и назывался – инженер по соцсоревнованию. Этому инженеру для выполнения своих обязанностей достаточно было освоить навыки работы на калькуляторе и не поддаваться на провокации, но претендовать на эту должность могли лишь избранные.
Наш отдел максимально сплачивался в борьбе за дополнительную купюру в ежемесячном скромном доходе, для чего мне приходилось заполнять объёмную стандартную форму, в которых перечислялись отчетные показатели: выполнение плана, участие в общественной жизни, дежурство в добровольной народной дружине, количество поданных рационализаторских предложений, отсутствие нарушений и прочее. Успехи по каждому из показателей оценивались в баллах и заверялись ответственными лицами, а по итоговым результатам распределялись призовые места, соответственно которым начислялись премии. Формализм и показуха этой канители были очевидны всем, но уклоняться от узаконенного и обязательного никто не рисковал.
Кроме должностных обязанностей приходилось выполнять множество других, и не самых приятных. Периодически в медкабинете организовался сбор крови, отлынивать от которого можно было только по медицинским показаниям. Компенсировал этот благотворительный дар талон на бесплатный обед в одной из городских столовых, никак не восполняющий потерянные клетки, и два отгула, которые молодыми мамашами ценились гораздо больше и всегда находили полезное применение. С учётом уже усвоенного «от каждого – по способностям», любой советский гражданин обязан был жертвовать собой под девизом: «Сам погибай, а товарища выручай!» добровольно и бесплатно, освобождаясь от излишков крови, как и во многих других аналогичных мероприятиях. Что касается выручки «товарищей», то некоторые из них и в условиях загнивающего социализма умело процветали, а скромным труженикам причитались лишь дополнительные баллы за это мероприятие, которые в общем наборе оказывались весьма ощутимыми. За значительные надои особенно кровеобильные дополнительно получали звание почётных доноров и очередное удостоверение в красной обложке.
А когда все подразделения завода ознакомили с приказом об обязательном ежегодном проведении конкурса художественной самодеятельности, у моих соседок появился дополнительный шанс блеснуть на этом грандиозном конкурсе красоты, которому надлежало стать неотъемлемой частью производственного процесса, а мне – вспомнить детство и ленинградский курс бальных танцев. Как бы смешно и нелепо это не выглядело с одной стороны, с другой – было лишним поводом пообщаться друг с другом и почувствовать себя частью большого и общего, а я, как обычно, стала связующим звеном для своей компании и режиссёром этих мероприятий. Наше трио, подкреплённое рабочими из подведомственного цеха, переросло в весёлый ансамбль, а в кабинетах и цехах, кроме основной работы, теперь в любое подходящее и не очень подходящее для этого время проводились шумные репетиции в подготовке к основному зрелищу.
– «Только пуля казака во степи догонит», – регулярно нарушало тишину коридора, на котором располагался наш кабинет, трио под моим дирижированием.
– «Только пуля казака с коня собьет», – горланили мы потом со сцены хором, переходя от песни к молдовеняске.
Яркие юбки, взятые напрокат у детского городского ансамбля, высоко взлетали над женскими коленями под одобрительные сальные улыбки и хлопки членов мужского жюри, а народный танец больше походил на номер варьете.
– «Мой милый, что тебе я сделала?», – разбавляла Тамара русской поэзией интернациональный колорит.
И жюри не устояло, наградив нас первым местом, почётной грамотой и денежной премией.
Активная социализация не оставляла места скуки и печали, а молодое здоровье спасало от последствий всех огорчений и неудач, но мы с Тамарой стали замечать изменения в привычном настроении Марины. Семейная жизнь не ладилась, и однажды она надолго задумалась и загрустила после телефонного звонка своего бывшего мужа.
– Зовёт обратно, – поделилась новостью Марина, заедая охватившее её волнение очередной конфетой.
Насколько это предложение было серьёзным, можно было только гадать, но Марина в его искренности, как и в своей непреходящей соблазнительности, нисколько не сомневалась, а спустя несколько дней сообщила нам о том, что долго скрывала. Её свекровь уже полгода умирала от рака, Николай всё свободное от работы время ухаживал за ней, а бывший муж позвонил ей в отместку после того, как уже женился на другой.
После смерти матери Николай лишился единственного родного человека и надолго запил, оставшись в конце концов без работы, а Марина, возвращаясь вечерами домой, отоваривалась в ближайшей кондитерской любимыми пирожными, заедая ими свои несчастья. Её тело всё более округлялось, благодаря и конфетам, которых в заветном ящике рабочего стола становилось с каждым днём всё больше, но врождённая самоуверенность, несмотря ни на что, обеспечивала её надеждой на нового состоятельного мужа.
– Мне и цыганка нагадала третьего, – поспешила заверить нас в скором благополучном изменении своей личной жизни Марина.
Но в ожидании позитивных изменений в результате очередной удачной охоты предстояло как-то выживать на свою скромную зарплату и крошечные алименты первого мужа, и Марина заметалась по городу в поисках менее престижной, но более оплачиваемой работы.
От труда – к обороне
В конце восьмидесятых «жить стало веселее» с перспективой на дальнейшее ускорение, а построенный с таким трудом социализм дискредитировал себя всё больше, и изобретение новых его форм только усугубляло ситуацию. Падение производства и рост дефицита товаров продолжились и под новыми лозунгами «Перестройка, хозрасчет, ускорение, гласность», сопровождающими очередной передел мира. Опыт, полученный в детстве в компании родителей, ставших одними из прототипов современных «челноков», теперь пригодился. Но частые шопинги в Москву с каждым годом окупались всё меньше, и в конце концов обеспечили лишь удорожание скромной «продовольственной корзины», а для максимального эффекта от этих мероприятий нужно было родиться верблюдом. Каждый повод навестить по случаям юбилеев или свадеб подруг-одноклассниц, осевших в столице, был всегда кстати и использовался мною параллельно для обеспечения семьи основным набором продуктов хотя бы на несколько недель.
Каждый вечер приходилось возвращаться с работы, проводя полчаса в переполненном общественном транспорте, чтобы затем несколько часов посвятить простаиванию в огромных очередях для отоваривания продовольственных талонов и приобретения любой мелочи, необходимой для самого скромного существования. Тесного пространства автобуса вполне хватило, чтобы стать однажды свидетелем импровизированного моно-митинга с участием молодого худосочного юнца. Он долго нервно кричал всему автобусу, видимо, призывая к каким-то активным революционным действиям:
– Чо, есть, чем подмыться теперь? Вы и рады? – судя по всему, по поводу талонов на мыло и не только.
Бедный мальчик ещё не знал, что вопить под регулярно обновляющимися лозунгами придется ещё долго, и неизвестно, дожил ли он до полной победы добра и справедливости. Где-то впереди уже маячили нашумевшие девяностые, не предвещающие позитивных перемен, но российские новоявленные вожди не уставали напоминать об основных причинах развала и о необходимости в окружении многочисленных врагов крепить оборону страны и воспитывать патриотизм.
Если художественной самодеятельностью удобнее было заниматься в холодные сезоны, то каждое лето в масштабах всего города между предприятиями стали проводиться соревнования санитарных дружин. Подготовка к нему начиналась заранее, и в течение нескольких месяцев дружину завода на несколько часов в день освобождали от основной работы. Отряд под командованием начальника производственного отдела Любови Ивановны, полной, но очень живой и подвижной, состоял в основном из тех же молодых и озорных участниц художественной самодеятельности, способных к быстрому обучению. У Любы на любой случай жизни всегда был наготове свежий анекдот на соответствующую тему, но скучать на уроках и так не приходилось, поэтому на то, чтобы просто похохмить, времени оставалось немного.
Первым делом группу обучающихся посадили в автобус и повезли на экскурсию в городское бомбоубежище, находящееся в противоположной стороне города в сорока минутах езды от завода. Оно оказалось реально существующим, с объёмными подвальными залами, заставленными двухъярусными лежаками, и подсобными помещениями, запылёнными и пустыми. Разместить здесь весь город, срочно снабдив всем необходимым, было очевидно невозможно, а насколько полезно это сооружение, и не являлось ли оно лишь одним из многочисленных учебных макетов и имитаций, оставалась только догадываться.