Лара терла кафель на кухне и вспоминала горячее дыхание парня на своей шее, и вдруг в испуге поднесла руку ко рту: ведь ей ни за что не узнать его, даже если встретит! Ну почему она не надела линзы?! Сейчас девушка с уверенностью знала только то, что он отлично сложен и божественно целуется. «Ну ты даешь, подруга, переспала с первым встречным», – в ее голове зазвучал укоряюще-насмешливый голос пьяной матери. .
Погрустневшая девушка вышла на балкон. Ноздри тут же уловили аромат яичницы с беконом. Она сглотнула слюну и поймала себя на мысли, что ищет ночного гостя среди прохожих. Несколько дней Ларе не спалось, она заставляла себя поесть. От Педро не было вестей, а сама она не решалась спуститься в квартиру его дяди. Девушка засыпала в обнимку с подушкой, впитавшей его запах. А в субботу пошла гулять с Тео. Она устроилась на качелях с книжкой, пока пес бегал по траве, и не заметила, как сеттер исчез. Начала его звать и услышала громкие крики вперемежку с лаем. Завернула за угол дома.
– Да отстань ты, бешеная собака! Эти брюки целое состояние стоят, ты сумасшедшая?
Девушка узнала голос… Педро! Перед ней стоял коренастый блондин с ямкой на подбородке.
– Лара! – парень протянул мороженое. – Я такой дурак! Даже номер твой не спросил, а тут вызвали по работе в Рио на три дня!
Девушка рассмотрела крупный нос, скуластое лицо и светло-голубые глаза. Далек от ее идеала, так далек! Было заметно, что герой ее снов смущен. Они обнялись. Позже Педро рассказал про деда-скандинава, внешность которого он унаследовал. А Лара вдруг прикрыла глаза, говорить не хотелось. Девушка втянула носиком такой родной запах: шоколад с миндалем…
Профессор Понтий
Понтий вышел из лаборатории и направился к электричке. Ему не давала покоя мысль: что не так с этой сывороткой? Уже четвертый год он бьется над ней! Профессор Шнурков работал на секретную службу правительства. Сыворотка согласия позволит политикам легко заключать контракты с другими государствами по любым вопросам. Всего два миллилитра этого средства, и человек становится мягким, как опара. А уже через час в организме никаких следов! Если формула сыворотки совершенна, лабораторные мыши должны впадать в сонное, эйфорическое состояние. Они и впадают. Только через неделю погибают!
Понтий сел в вагон, на котором было написано «Сургут – Нефтеюганск», протер очки с толстенными линзами, прислонился ежиком щеки к стеклу и захрапел. Ему снились драники со сметаной, и соседи рядом наблюдали, как он даже причмокивал во сне.Электричка резко остановилась, и Понтий открыл глаза. Пора. Профессор застегнул дубленку, достал из портфеля мятный леденец, вышел из вагона. И обалдел! Вокруг нещадно жгло солнце, местность утопала в цветущих деревьях, воздух гудел от переливов птичьих голосов. Понтий обернулся: ни поезда, ни рельсов уже не было. Здесь пахло счастьем! Все вокруг пропитала нега и странное сияние. Он постоял немного и понял, что дубленка и норковая кепка никак не вяжутся с местным колоритом. Спина мигом стала мокрая.
Мимо проплывали женщины разных возрастов: очень яркие и подтянутые, как из мужских журналов. Одни с любопытством рассматривали профессора, а другие откровенно «кадрили дурака», как выразилась бы сейчас его жена Глаша. Он прошел вперед, снял верхнюю одежду, пиджак и рухнул на серебристую лавочку. «Так, что со мной? Я вчера не пил ни грамма. Да какое пить, я ж из лаборатории не выхожу! Ну да, работаю без выходных вот уже пять месяцев, но…»
– Ну наконец-то, наконец вы здесь! – уши поймали звонкий голос, и мужчина повернулся. Рядом сверкали улыбками две роскошные девушки в воздушных оранжевых платьях, причем так дружелюбно, словно в детстве они все вместе играли в песочнице. Поодаль стояла сверкающая карета, запряженная белыми холеными жеребцами. Одна из особ, юная блондинка с васильковыми глазами, припала к груди профессора и жалобно протянула:
– Мой господин, я так тебя ждала!
– Сесиль, ну что ж ты так пугаешь гостя, он же с дороги, ему жарко, – Понтия освободила от оков подруги брюнетка с высокой прической и аппетитным, как пончики, бюстом. – Выпейте, господин, будет легче! – лицо гостя блестело от пота, а фужер был таким маняще-ледяным, что он сдался. Потом удивленно открыл рот и попытался объяснить:
– Я не… это… в чем дело? – проблеял он, а красотки, нежно взяв его под руки, повели к карете.
– В замок, Савелия! – брюнетка присвистнула. Понтий удивился, что кучером тоже была девушка.
Профессор бродил по лабиринтам головы и мучился вопросом, что происходит, потом вспомнил, что дубленка и кепка остались на лавке, и чуть не рванул обратно. Но девушки рядом были такие обаятельные, а напиток, который подливали в фужер, таким приятным, что он передумал. Черт с ней, с дубленкой!
И тут компания прибыла в невероятной красоты замок. Он напрочь утопал в буйном цветении роз, здесь летали гигантские разноцветные бабочки и гуляли девушки, одна милее другой. Понтия провели в королевские апартаменты, к умопомрачительному столу с устрицами, шампанским, фруктами, и сказали отдыхать. Профессор ощущал себя слегка навеселе. Стены поплыли, он упал в парчовые подушки на кровати и провалился в забытье.
Утром Понтий подскочил как мячик. Схватился за телефон: двадцать семь пропущенных от жены! И как он мог не слышать? Быстро накарябал ей смс: «Прости, яхонтовая, заработался. Позвоню позже». В ответ пришло: «Ты как всегда, гений! Хоть бы предупредил». Профессор подошел к зеркалу: та же лысина, маленькие бесцветные глазки, то же пузцо, свисающее над ремнем, те же метр семьдесят. Почему с ним обращаются как с царем? И как он здесь очутился?
Раздался стук в дверь. Вошла вчерашняя брюнетка с подносом сладостей, вином и улыбкой шире казахских степей. Понтий напал на нее с вопросами. Резеда, так ее звали, ответила, что они в Раю, так называется их государство женщин. Мужчин здесь нет, и девушки справляются со всем сами. Понтий слушал ее приятное щебетание, а Резеда все подливала вино со странным ароматом, отказаться от которого не было сил.
Они вышли на огромный балкон, увитый махровыми розовыми азалиями, и у профессора перехватило дыхание: он был действительно в раю! Деревья стояли все в цвету, чуть дальше паслись лошади песочного цвета, на территории замка струились фонтаны, водопады и гуляли девушки: некоторые в бикини, некоторые без. Тут Понтий почувствовал, как Резеда ущипнула его за задницу! Он повернулся и увидел черные, глубокие, как тоннель, глаза, девушка поцеловала его. Где-то заиграла нежная арфа, профессор обхватил брюнетку за талию и ощутил бешеное желание…
Очнулся он в кровати с Резедой. Голенькая, она посапывала рядом, а мужчина лихорадочно собирал мысли в кучку, как проспавший дворник листву. Девушка повернулась к Понтию и хищно впилась в губы. Профессор увернулся и резко спросил:
– Да что вам надо от меня? Зачем притащили сюда?
– Раз в год Создатель Рая посылает нам мужчину для потомства, господина. Мы принимаем его как дорогого гостя, заботимся, ни в чем не отказываем, а он в ответ дарит нам детей.
– А что потом? – вытаращил глаза мышиный гений.
– Ну а потом господин отправляется на поселение в Живой Музей, где находятся все мужчины, которые побывали в замке и подарили потомство. Живут они там скромно, из еды только финики. У каждого есть карточка, где записано, скольких детей он произвел на свет.
Резеда поведала, что она управляющая замка и право первой близости всегда за ней. Женщина ушла, а Понтий сжал память в тиски, как следователь подозреваемого. Вот он сел в электричку. Пришло смс от жены: «Драники будешь?» Он ответил: «Да!» Стоп! Одновременно пришла еще какая-то эсэмэска, но он был такой уставший… Профессор порылся в сообщениях. Нашел! «Вас приглашают в Рай. Ответьте “да”, если согласны». Теперь все понятно – вот куда он свое «да» отправил!
Каждый день в палаты Понтия приходила новая женщина. Все они были необыкновенно хорошенькие, ухаживали за ним, кормили белугой и осетром, поили волшебным вином. И ежедневно приходили порции гнева от Глаши. Дозвониться до Рая она не могла, и Понтий выкручивался как мог, но вместе с тем ему льстил такой царский прием. Он никогда не нравился женщинам. В школе был самым мелким, в юности – прыщавым, да еще эти очки… Глаша оценила его мозги, и он женился.
Через месяц пребывания в Раю профессор понял, что устал: от омаров тошнило, красотки бесили. И от бесконечного секса его уже шатало! Профессор стал худым, штаны сваливались, да и не было в них нужды, поэтому он ходил в прозрачной накидке, перекрещивающейся на груди, как у грека. И ломал голову, как вернуться домой: ведь в Музей на пожизненные финики ему так не хотелось! Как-то Понтий напоил Сесиль и спросил, как Создатель Рая узнает, что пора прислать мужчину? И глупая кокетка рассказала, что есть у них в саду Камень Желаний. Девушки ходят к нему и просят все, что хотят. И когда Создатель видит достаточное количество запросов на мужчину, он отправляет его.
– Вон там, за персиковым деревом, видишь белое сияние? Это он и есть!
И стал Понтий каждый день на прогулки ходить к Камню, просить вернуть его домой. Но пошли дожди, и в Камне замкнуло волшебную схему. Профессор пригорюнился. А через три дня он, как обычно, выпил чудо-вина, повеселился с Лаури, темнокожей девушкой лет двадцати, и пришел снова со своей просьбой. И такая тоска его взяла, ведь на родине тридцать восемь мышей пропадают! Да за это время он бы точно доработал сыворотку! Мужчина разрыдался, как в детстве, когда ему самокат не купили, да так и уснул в слезах на ледяном мраморе.
***
– Это что ж за ядрена вошь, а? Я тебя спрашиваю, гений! – крики, как из горна. Профессор протер глаза: над ним нависла мощная фигура супруги Глаши. – Сначала он пропадает на полтора месяца. Я уж и к матери в Рязань съездила, и ремонт сделала в хате! А тут этот, так сказать, муж заявляется в, прости господи, каком одеянии – в прозрачной занавеске!
Женщина принялась его лупасить полотенцем. А Понтий лежал и довольно щурился из-под очков, как кот у тазика с рыбой: он дома! Из кухни доносился дурманящий запах драников, рядом любимая супруга-ворчунья: вот где его рай!
– Алмаз мой, я тебе все объясню, ты только не волнуйся, ладно?
Глафира еще немного покричала и успокоилась. А Понтий доработал-таки сыворотку, и через полтора месяца его имя вошло во Всемирную книгу рекордов Риннесса.
Мимозы
– Мила, Мила-а-а! – Женя пронзительно закричала и выпрыгнула из сна. Она сидела на кровати: ночная сорочка прилипла к животу, насквозь промокшая от пота.
– Что, мамочка? – испуганная шестилетняя дочка прибежала из спальни.
Женя часто дышала. Она робко оглядывалась по сторонам, словно видела эти стены впервые. Опять эта жуть преследует ее: не дает спать, дышать, сжимает своими стальными лапами горло! Женщина инстинктивно потянула трясущиеся ладони к шее и разрыдалась.
– Мама, мамочка! – Мила залезла на кровать, обхватила тоненькими ручками голову матери и серьезно уставилась на нее зелеными глазками.
– Все хорошо, милая, – Женя прижала дочку, целуя в щеки. – Кошмар приснился, – раскачиваясь туда-сюда вместе с дорогим тельцем, прошептала женщина. Сердце все еще металось, как их попугай Прохор в клетке, когда умерла его волнистая Полли. «Не отдам ее, не отдам!» – опять дрожь. Слишком сжала дочку: малютка высвободилась из объятий и пошла раскладывать кубики.
«Господи, ты только дай мне сил», – Женя сползла с кровати. Поплелась на кухню, поставила варить курицу, бросила овощи в раковину. Снимая пенку с бульона, на дне кастрюли отчетливо увидела похороны мужа. Злобные взгляды его родни шипели: «Это ты его убила!» Много венков. Лешка даже в гробу красивый, только глаза… Его ярко-голубые глаза теперь закрылись навсегда. Он был крепким, обезоруживал улыбкой, умел задурить голову любой: что и делал, не пропуская ни одну мадам. Лешка работал начальником цеха на заводе. По пятницам с друзьями выпивал после смены: теперь ясно, что друзья были в юбках… Точнее, без них!
Женя старательно скребла морковь. Как же она ненавидела пятницы без мужа! А про тьму подружек рассказала родственница: она работала там же, где и муж. Женя сразу подала на развод. Лешка божился, что любит, выкручивался, но она понимала: не простит, не сможет. И он запил. Ведь сначала был уверен, что убедит ее: да кто она такая? Деревенская девчонка из многодетной семьи, по ее самооценке он давно ходил, не разуваясь. Это же Лешка привез ее в Красноярск, устроил работать на почту, сам неплохие деньги приносил. Ей одной не выплыть! Правда, всех его денег Женя не видела: он выдавал на жизнь столько, сколько считал нужным. А этот его шаг с восьмого этажа… Один лишь шаг, и жизнь ее, как блюдце – пополам! Как же они допустили? Ей рассказали, что была обычная пятничная вечеринка, Лешка без конца твердил, как любит ее, Женьку. А потом мужики вышли покурить. Забежали в квартиру с лестничной площадки, когда услышали звон стекла.
Черт! Палец порезала, и кровь окрасила морковку красными точками. Женя потянулась за аптечкой, достала пластырь, а за ним таблетку анальгина. Уже год с похорон прошел, а ей только больнее с каждым днем. Заклеила рану. Вот бы и с сердцем так: ну почему сердечных пластырей никто не придумает?
Зажарка на суп готова. Перед глазами личико сына: Лешкина ямка на подбородке, оттопыренные уши, веснушчатый нос. Спазм в горле. Ну как они могли отнять его? Недостойная мать… а кто судит-то? Сил прийти на суд не было, да ей тогда хоть самой прыгай вниз! Как воевать за свое, родное, когда ты и так убита, растоптана, как окурок на асфальте? Опекуны хреновы!
Женя почувствовала, как скрипнули зубы и все ее материнское нутро сжалось в тугой клубок из железных нитей. Санька, ее Санька… Как он там? На письма не отвечает, игнорирует: ну конечно, обработали его бабка с тетками. Подростку внушить можно все, что угодно. «Ну что за зверь пишет законы эти, скажите мне, люди? Мать у сына отобрать – да вы герои!» Она знала историю про подкуп родни: сыну было тринадцать, он в технику влюблен, и понятно, что на мотоцикл клюнул! Да и, надо признать, у Саньки всегда был один авторитет – отец, а мать – никто.
После ужина почитала сказку Миле, опять схватилась за мысль: какая гнетущая тишина в доме без ее мужчин. Как в склепе. Дочка недавно принесла из школы два пакета шоколадных конфет и вязаные носки: мужнина родня приезжала. Бабка рассказывала Миле, какой Лешка был замечательный, а мамка такая-растакая. «Нет, ее вы у меня не отнимете!» – Женя убрала пшеничную прядку волос с личика Милы и всмотрелась из темноты в родной профиль. А губы все-таки Лешкины… «Господи, как закрыть ее от этого кошмара?» Подоткнула одеялко со всех сторон, словно оградила дочку от злополучной родни мужа, потрогала лоб. Вспомнила детство.
Их было пятеро, друг за друга – в драку. За обеденный стол – вместе, пакостить – тоже, мыльные пузыри пускать – ну какие пузыри в одиночестве? Не спалось. Женя встала с кровати, прикрыла за собой дверь в спальню. Полезла в шкаф и достала семейный альбом. Вот они с Анюткой: круглолицые смеющиеся малышки. Разница в два года, поэтому секретничали всегда именно с ней. А вот все впятером, у Мишки фингал под глазом: налетел на штакетник, когда от отца удирал. Он тогда яблоки соседские своровал, а батя узнал. Женщина горько улыбнулась. Только где они сейчас, когда нужны ей, как вода огороду в засушливое лето? У всех свои семейные заботы…
На часах два сорок. Как будто кто-то украл ее годы! Жене всего лишь тридцать девять, а она как скрюченный гвоздь: будто долбанули по шапке. И ей уже никогда не выпрямиться, не стать прежней. Женщина ощутила свою сутулую спину. А самое главное – ей не хотелось распрямлять плечи! Она заплакала. Ну ничего, сейчас проревется, выпустит горе, как свое нутро гнойник. Ночные слезы стало привычны: главное, чтобы Мила не видела. Она должна чувствовать, что мать сильная. Никаких соплей!