– Выходите из машины, – скомандовал миротворец с довольно сильным кенаанским акцентом.
– Заснула, что ли? – буркнул отец. – Выходи.
Пытаясь побороть смущение Маша оглядела спутников, и поняла что её игра в гляделки не осталась незамеченной для Василисы. Та едва сдерживалась, чтобы не разразиться какой-либо остротой, и только присутствие старшего Фрейнира останавливало её намерение.
Пока длился тщательный досмотр, Машу оттеснили от машины, так что она оказалась буквально рядом с творянином. Они снова переглянулись и Мария почувствовала, что тепло, которое она утром вынесла в груди из храма, превратилось в жар.
– Привет, – вдруг выронила она, неожиданно для себя самой.
– Здравствуйте.
Улыбка. И тревога в глазах? Нет, кажется, показалось. Маша смутилась, что позволила себе фамильярность.
– А вы из Тьмутаракани? В древней столице Черкасии просто волшебные музеи.
– Нет. Из Пригорстня-на-Танаисе.
– О, так это близко от нас.
– Как сказать. Через две границы и чёртову дюжину застав.
– Меня зовут Мария, а вас?
– Очень приятно. Андрей. Вы, наверное, учитесь в нашем городе?
– Нет, я ещё раздумываю, куда поступать. Мне только семнадцать, – соврала Маша, хотя день рождения был ещё не скоро. – Может, и в Пригорстень поступлю. Выучусь на творянку. Вы бы рекомендовали?
Парень изобразил на лице показной ужас:
– О нет, только не творянство!
– Отчего же? Разве вам не нравится ваша профессия?
– Не то чтобы не нравится… Понимаете… Не в этом мире.
– Маша! – послышался голос отца, и она рефлекторно дёрнулась к машине.
– Берегите себя! – в след ей бросил Андрей. Она обернулась и махнула рукой:
– Хорошо!
Всю дорогу она размышляла о том, какой, должно быть, возвышенный внутренний мир у этого новостничего, старомодно обращающегося на «вы», и насколько это вообще романтичная и интересная профессия. Потом внезапно вспомнила о Германе. И испытала стыд за свои чувства, потому что он внезапно показался ей пафосным и напыщенным юнцом, корчащим из себя всезнайку.
Рынок встретил их закрытыми воротами. Подле них прохаживались страпоры, пресекавшие попытки проникнуть внутрь. У ворот рыночной площади творилось столпотворение. Людской гвалт, сигналы машин, ругательства. Кое-как она сумела припарковаться (насчёт чистоты выполнения этого манёвра Маша переживала больше всего). Ратмир Фрейнир наказал девочкам оставаться в машине, а сам вышел и нырнул в гущу негодующих мужчин, выяснять в чём дело. Его лицо и массивную фигуру хорошо знали в Бугорках, и по службе, и как бывшего выборного поместной громады. В отличие от многих других представителей власти, его до сих пор уважали. Фрейнира не так-то легко было прогнуть, если он считал что прав. Кроме того, никто не мог попрекнуть его, что он что-то имел из городской казны.
Фрейнир нашел кого-то в толпе. Маша узнала в грузном мужчине городского голову.
Из-за гвалта трудно было разобрать их разговор. Видимо, случилось что-то из ряда вон выходящее, раз торговля остановилась. На душе становилось всё тревожнее. «Ты же знаешь, я это не решаю» – услышала она голос вышедшего из себя головы.
– Представляешь, Фёкла рассказывает всем, что твой отец заплатил кучу денег, чтобы ты заняла первое место. Я ей сказала, что это бред, и ты сама победила, – Василиса воспользовалась отлучкой старшего Фрейнира, чтобы поделиться свежими сплетнями.
Маша закатила глаза:
– Это ещё что. Гаврила брешет, что я переспала с половиной жюри.
У Василисы приподнялся один уголок губ:
– А ты?
– Что – я? – не поняла Мария.
– Спала? – решилась Василиса.
– Ты что, с ума сошла?
– Да не с жюри. С Германом?
– Боже. Ты нашла, о чём поговорить.
– Так что?
Маша вздохнула.
– Он даже не знает, что нравится мне.
– Серьёзно?
– Вполне.
– А ты ему нравишься? Как думаешь?
Ответа на этот вопрос у Марии не было. Она наблюдала, как отец, закончив один разговор, окликнул знакомого и снова ввязался в беседу. Маша взглянула наверх, обвела глазами небо, перевела взор на крышу родного учебного двора, находящегося в двух кварталах, потом ещё дальше, на лекарню, видневшуюся на другом конце города, на исполинские терриконы, вонзившиеся в небо на горизонте. Кроме леса все детали пейзажа этого городка были ей ненавистны.
– Не знаю, Вася. Иногда кажется, что я ему интересна только как свободные уши во время совместных пробежек. А иногда думаю, что ему ничего кроме его игры в подполье и не важно.
– Так это только игра? – поинтересовалась Василиса.
– Для него всё всерьёз, – сказала Маша. – Но со стороны всё это выглядит как отроческие игры.
Отец отходил от них мрачным, а вернулся и вовсе как грозовая туча, жестом показав дочери пересесть назад.
– Пап?
– Сейчас объясню.
Отец сам сел за руль и завел двигатель. Повисла пауза.
– Трудные времена настали, девочки, – сказал он. – Нам всем нужно перестать думать о чепухе и сосредоточиться на том, чтобы пережить это время. А север возьмет своё.
– Север возьмёт своё, – нестройно отозвались подруги.
– Мёрзлым векам больше не бывать…
– …и потопу нас миновать, – закончила Маша. – Отец, что происходит?
Фрейнир сдержанно выругался в рукав.
– Да всё одно к одному. Говорят, в сёлах на трассе между Бугорками и Деркуланумом бушует смертельная эпидемия. Народ мрёт поголовно. Пока не могут понять что это за хворь. Объявлено, что источником заражения может быть продукция местных крестьян. Правда это или нет – не знаю. Но знаю, что с сегодняшнего дня запретили продажу мяса домашнего скота, свиней, птицы и огородной продукции. Под запретом всё, что выращено и выкормлено дома, без разрешения поместных громад24. Переходим на новые правила производства и продажи продовольствия. Без разрешения продавать нельзя, будет считаться опасным для здоровья, изыматься и уничтожаться. А чтобы получить разрешение, нужно заплатить гору денег в казну. И взятку сверху. Чтобы выращивать для себя, тоже придется платить, чтобы проверяющие закрывали глаза. В общем, мужики совещаются, то ли начинать резать скотину, чтобы не платить штрафы, то ли браться за топоры и идти к бугорковской громаде, требовать справедливости. Я не знаю, чем кончится, но чувствую, будет голод.
– А мои родители собирались в этом году не только картошку, но и кукурузу сажать, – воскликнула Василиса. – Чтобы экономить…
– Бред какой-то. Я не хочу есть эту завозную отраву из торговых сетей, – возмутилась Мария.
– Ничего не поделаешь. Вступает в силу торговое соглашение с Транскенааникой. Укровия уже давно на эти правила перешла, а у нашей автономии был переходный период. Но что-то в высоких кабинетах поменялось и решили, видимо, что для нас слишком много чести. Понимают, что Евразилия теперь не вмешается… В общем, продавать лавку придется даже раньше, чем я думал. Если найдется покупатель, конечно.
– Понятно, – протянула Маша. – Час от часу не легче. А заразу точно не прахманы распространяют?
– Да какие прахманы… Тут свои шишки хуже Арходрогора. Это не самое страшное, – понизил голос отец. – Василиса, закрой уши.
Та послушалась или притворилась.
– Феодосия Иоанновича сегодня ночью арестовали.
Сердце ёкнуло и затаилось, конечности похолодели, неприятная испарина стала пропитывать одежду. Вот тебе и игры в подполье. Доигрались.
Маша прекрасно знала этого всеми любимого учёного мужа, преподавателя истории в их учебном дворе. Знала, как друга семьи и как вдохновителя местного сопротивления, кумира Германа и его единомышленников. Они с женой жили неподалёку, тяжело перенесли смерть сына. Иногда приходили в гости и вели жаркие споры с Фрейнирами. Феодосий Иоаннович повторял, что Богоросия не может существовать в составе иноверческой Укровии, что древнескифская область Бугорика, унаследованная склавинами, готами и сарматами, является сакральным центром Евразильской империи, и что Евразилия будет чахнуть и вянуть пока не вернёт себе свой исконный очаг государственности. «Мы не стелились четверть века под Кенааном, – шумел он после очередной бутыли отцовского полугара, – и из-под новой оккупации уйдём. Домой! А дом наш – Евразильская империя!».
Маша знала, что на занятиях, в учебном дворе, он вынужден был говорить вещи, в которые не верил, но после учёбы, собираясь с подростками под ширмой краеведческого кружка, он своими идеями тайно вдохновил не одно мальчишечье сердце. Ей он, правда, казался идеалистом, речи которого точно не могут быть никому опасны. Но вот теперь он где-то в подвале даёт показания страбезам25 из Данапры. Быть может, имена Германа и его друзей уже с кровью вылетели из его грудной клетки после очередного удара. Впрочем, Маша не знала, как на самом деле выглядят допросы, пытки и подвалы охранки, но представляла их себе в самых мрачных красках.
– В городе творится не пойми что. Думаю, что сегодня вы обойдётесь без дополнительных уроков. Давайте-ка, я отвезу вас. Сегодня лучше дома позанимайтесь.
Маша поникла. Это означало, что её планы на вечер испорчены. Отец не отпустит её к Герману на сходку. Если, конечно, она вообще состоится, в свете последних событий. Сердце Марии было не на месте. Хоть бы он ответил на вызов.
По дороге домой они встретили около полудюжины страпорских патрулей. Возле памятника Героям Освобождения стояло несколько бронемашин с миротворческой символикой, но кроме миротворцев там разгуливали ещё какие-то вооруженные люди. Маша прищурилась и разглядела на их форме эмблему Дагона. Судя по всему, частная военная компания, или орден из Транскенааники. Что они тут забыли?
Высадив их у ворот, Ратмир Фрейнир строго наказал сидеть дома и отправился к Богдану Цепню, попытаться спасти если не своё дело, то хотя бы собственность. Тысяцкий страпориума Цепень был в Бугорках кем-то вроде доверенного лица олигарха Стрекальчука, почитай, истинного, а не формального головы города. У Маши сложилось впечатление, что ситуация настолько серьёзна, что помочь отцу не в силах и он.
На Благовещенье было попущение поста. Дозволялось вкушать всё, кроме умерщвленных животных, и две девицы решили позавтракать сдобным пирогом с чёрной смородиной и молоком. Утолив голод, поднялись наверх, в комнату Марии, чтобы зайти во всевед26, но доступ был полностью закрыт. Василиса предположила, что в связи с карантином. Маша не могла понять, почему каждый раз в таких случаях отключают всевед, но делать было нечего, оставалось смириться.
Звонер Германа не отвечал. Настроения готовиться не было. Подруги с час проболтали о личном, обсудили сегодняшние события и страхи, поделились надеждами и планами. Василиса призналась, что уже была близка со своим парнем, и он уже обещал прислать сватов. Но выходить ли за него замуж, она пока сомневается, поскольку зажиточной его семью вряд ли назовёшь. С другой стороны, среди соседей слухи уже поползли, и если дело расстроится, вряд ли на ней захочет жениться кто-то приличный. Маша слушала Василису безучастно. Ей казалось, что так ветрено подходить к близости не стоит. Но и прямо назвать подругу распутной у неё не хватало духу. Потому, устав от сплетен, она предложила ей всё же немного позаниматься. Начали с физики, но в учебнике теория равновесия эфира излагалась слишком сложно и скучно. Историю повторять было, по крайней мере, интересно.
В прошлый раз они остановились на наборе выпускных испытательных вопросов под номером семь. Сегодня на очереди был восьмой набор.
Наборы были сгруппированы так, чтобы охватывать различные периоды истории. Один вопрос – широкий, общего характера, два дополнительных – более конкретные.
– Общая периодизация исторического процесса, – зачитала Василиса. – Вспоминай.
– Так… Сейчас…
Маша приоткрыла свои записи, подсмотрела пометки и попыталась восстановить в памяти ответ полностью.
– Первый период. От Сотворения до Потопа. Расселение людей с территории нынешней Скифской равнины. Противостояние цивилизации патриархов и цивилизации отпавших. Ориентировочно 40 – 10 тысяч лет до основания Цура27. Потом следует первая тёмная эпоха, а после неё – деятельность героев-цивилизаторов, восстанавливавших очаги культуры среди деградировавшего человечества. Так называемый первобытный период.
– Угу, дальше.
– Второй период. Датируется примерно восьмым – вторым тысячелетием до основания Цура. Эпоха архаики. Восстановление технологий керамики, очагов обработки металла. Освоение и использование останков предыдущей материальной культуры. Сохранившиеся допотопные мегалитические постройки по всему миру становятся культовыми объектами, вокруг них развиваются архаичные цивилизации.
– Хорошо, следующий.
– Третий период. Расцвет торговых цивилизаций греков и кенаанитов. Победы Александра над ариями и основание эллинистической империи. Победа Ганнибала над Римом, его воцарение, основание первых поселений в Новом Свете. Создание Западно-Кенаанской империи. Династический брак Олимпиады Премудрой и Ганнона Баркида, объединивший Средиземноморье в единую державу. Колонизация эллинами и кенаанитами новых земель, расцвет поселений в Новом свете. Появление учений Христа и Арходрогора. Поражение империи в столкновении с Великим раджанатом.
– Давай подробнее, иначе будут задавать дополнительные.
– Ну… Империю постепенно теснили завоевательные походы прахманских полководцев. Поражение Малка Неудачника при Сидоне привело к быстрой потере ближневосточных территорий империи в Азии и распаду единого государства. Вскоре происходит и отпадение от Картхадаста колоний в западном полушарии. Но в этом же периоде начинается объединение евразильских народов в единое государство и их войны с Раджанатом.
– Ага, хорошо. И чем заканчивается период?
– По-моему, эфирной28 войной. Или это относится уже к началу второй тёмной эпохи?
Василиса перекрестилась. Даже думать об ужасах той эпохи не хотелось.
– К третьему периоду. Это ты перепутала с Мировой Замятней, многовековой эпохой войн, сначала между кенаанитами и нордманами за Север Нового Света, потом нашествие их союза на Евразилию, а потом войны Запада и Севера против вторжения Кхмерского царства. Вторая тёмная – это уже после неё. Мёрзлые века29, упадок культуры, сокращение населения. Появление неохирамизма и падение христианства на Западе.
– Да, точно… И датировку я забыла. Вторая темная эпоха –13-17 века. Ладно, твоя очередь.
– Так-с… Четвертый период, эпоха нового цивилизационного расцвета. Разгром и окончательное усмирение возродившегося Раджаната. Восстановление культурных и торговых связей в мире. Расцвет новокенаанских царств. Экспансия неохирамитских орденов на Юг и Восток, воссоединение народов Черкасии, Укровии, и Соберики в единую империю. Новое противостояние с державами моря. Четвертьвековая война и учреждение Объединенных полисов Магоники. Экономический и социальный кризис приводит к появлению движений Ревнителей равенства30 и их смертельной борьбе со староукладниками.
– Неплохо. Где победили эгалитарии?
– Так. Поправь, если ошибаюсь. Победа Ревнителей в Евразилии, Брамистане и Ханьине31. В Ригведии, Нордмании и Транскенаанике восстания были подавлены. Дальше, пятый период – новейшая эпоха, крушение эгалитарных режимов и «тихая война» держав моря и суши. Её итог – учреждение на конференции в Цуре Совета по Безопасному и Справедливому развитию32. Распад нашей страны на несколько независимых государств… И задница, в которой мы теперь живём.
– Батюшка говорит, что по пророчествам эта эпоха станет последней.
– Ты в это веришь?
Маша задумалась и подошла к окну. Если приникнуть к стеклу, будет хорошо видна поверхность стены, посеченная осколками мины, шарахнувшей во дворе. В памяти всплыл эпизод той странной войны, когда партизаны сбили над лесом круголёт укровичской армии, и в этот район города стали в отместку один за другим прилетать снаряды и мины. Один, невзорвавшийся, потом доставали из купола храма. Несколько упали на опушке леса, несколько вспахали огород соседей. Родители тогда никак не могли вылететь с курорта, потому что все полёты в Богоросию отменили, и Маша в одиночестве пережидала в погребе обстрелы. Отец звонил не переставая, и всё повторял, что бояться нечего, погреб надёжный, сам бетонировал. У Феодосия Иоанновича, соседа по улице, тоже было надёжное убежище, но их сын, Диоген, одноклассник Марии, после того обстрела так и не пришёл в школу. Просто ему не повезло: тяжёлый снаряд, проломив перекрытия, прилетел прямо в подвал.