– Я всего лишь попросил отца замять эту историю.
– Тут не заминать, а разбираться надо! Если Аполлон Павлович на самом деле прав относительно Эвридики…
– Он спившийся неудачник, возможно, с психическими отклонениями
– Ты сам считал его гением…
– У Орфов такое сплошь и рядом. Их субъективные ощущения ничего не значат!
Из комнаты, неся связку проводов, вышел юноша в рубашке и черных брюках, какие носят студенты технических училищ. От локтя правой руки незнакомца начиналась невиданная конструкция, соединенная через переплетения ремней со здоровой рукой.
Кажется, одного из свидетелей она нашла. Но Соня невольно загляделась на диковинный протез. Обычно «косметические руки» делались из дерева, и кисти стремились сделать максимально приближенными к человеческой. Для рабочих и публики попроще напротив, изготавливали технические варианты, где устанавливался непосредственно инструмент, отвертка или плоскогубцы. Здесь же было ни то, ни другое. Металлические соединения точно повторяли анатомию пальцев и запястья, но в целом протез смотрелся жутковато, как рука скелета. В остальном тело незнакомца находилось в превосходной физической форме; сквозь ткань рубашки отчетливо проглядывали крепкие бицепсы.
– Прошу прощения, это не учебная, а исследовательская аудитория…. И на что вы пялитесь?
Соня собралась с духом, чтобы ответить твердо. Но горло опять сжалось, выдавая лишь невнятный шепот. Ну почему она такая мямля!
– Ваш протез алюминиевый?
– Дюралюминий. – пробурчал темноволосый. – Сплав алюминия и…
– Меди, магния и марганца – пискнула Соня. -Добавление дает прочность и вместе с тем упругость. Если я не путаю, фюзеляжи новых юнкерсов сделаны из него…
Широко расставив ноги, незнакомец изучал Соню. Густые темные волосы и синие глаза. Скуластое лицо кажется совсем юным, сошедшиеся на переносице брови придают ему скорее выражение обиженного ребенка, чем человека, имеющего большой жизненный опыт. В целом привлекателен, но словно специально ведет себя так, чтобы оттолкнуть.
– Вы с какого факультета?
С такими персонажами лучше проявить откровенность, хотя бы наполовину.
– Я Софья Веснина. Газета «Московский Вестник». Мне нужен Леонид Голицын. Это вы?
Незнакомец медленно, с явной издевкой покачал головой. Соня растерянно заморгала. На ее счастье из соседней комнаты вышел второй юноша, более щуплый, с выгоревшими почти до седины волосами и при этом на удивление смуглой кожей. Светло-серые глаза на фоне загара казались почти бесцветными. Подхватив Сонину руку, юноша вежливо, но вместе с тем бережно сжал ее.
– Леонид Голицын, к вашим услугам. А ваш собеседник – мой компаньон, Тимофей Шушин, инженер. Прошу извинить его за невежливость. Напряженный рабочий момент…
– Все в порядке. Ваша статья в Popular Sience. Я бы хотела обсудить ее…
– Леня, когда ты опубликовал статью? Год назад? Не поздновато пришли?
Тимофей Шушин продолжал открытую конфронтацию. Голицын жестом остановил приятеля. Очевидно, в этой паре он выполняет роль миротворца. Но даже безупречные манеры не могут скрыть напряжения. Что ж, если вам есть что скрывать, ребята, значит, я пришла не зря…
– Я пишу в книжную и научную рубрику на четвертой полосе. Там важна не столько актуальность новости, сколько ее объективная ценность. И если вы не против ответить на несколько вопросов…
– Разумеется.
Кисть протеза Шушина нервно дернулась, повинуясь импульсу от здоровой руки.
– Тим, если не хочешь…
– Я хочу в первую очередь спокойно продолжать работу. И мне не нравится некоторое… совпадение.
– Совпадение с чем?
Соня попыталась придать взгляду максимальную наивность. Всем присутствующим ясно, что ее визит связан с ЧП в ресторане. Вот только признаются ли они в этом открыто?
Демонстративно бросив связку проводов на стол, Шушин прошел мимо Сони и вышел из аудитории.
Голицын вздохнул.
– Прошу извинить. Война сильно меняет характер.
– Ничего страшного, я понимаю.
Подозрения Сони все больше укреплялись. Но это странным образом придавало ей уверенности. Усевшись за стол, она достала блокнот и ручку.
– Кого вы называете Орфами?
Леонид Голицын усмехнулся.
– У вас хороший слух. В статье этого не было.
Соня пожала плечами.
– Извините, стала свидетелем разговора между вами и вашим компаньоном… Если не возражаете, попробую предположить. Согласно вашей статье, нечто вроде электромагнитного поля активизируется в мозгу исполнителя во время прилива вдохновения. Видимо, вам удалось замерить это поле. И, вспомнив легенду об Орфее, делаем вывод, что Орфы – это гении, обладающие или в полной мере использующие это поле. Я права?
– В целом да. Я использовал миф, назвал единицу замера Эвро. И да, некоторое количество людей обладает высоким эвропотенциалом…
Голицын улыбался, но напряжение из взгляда не уходило. Наверное, не стоило так наседать. И Соня ответила максимально доверчивой улыбкой, показав ямочки на щеках, которые, согласно прочитанной в дамском журнале статье, способны деморализовать мужчин.
– Простите, у меня хорошая память, но с анализом беда. Поэтому так нужны ваши объяснения… Так вот, Орфы… Они ведь, наверное, все люди известные?
– Скорее наоборот. Слава и признание достаются упорным и пробивным, либо обладающим талантом продать себя подороже. А Орфы либо слишком мягки, либо слишком неуживчивы, поэтому их потенциал остается незамеченным широкой публикой. Но любой слушатель отметит чувство подлинности и силы воздействия от плодов их творческой деятельности.
– Гении, но не признанные? Но как же вы их находите?
Голицын в процессе разговора стал разматывать провода, которые оставил его несговорчивый компаньон.
– С этим главная проблема. Но если такой человек попал в поле зрения, я могу его замерить….
– А я могу попробовать? Или это… опасно?
Оставив провода, Голицын взглянул на Соню. Разумеется, он по-прежнему ее подозревает. И Соня снова заулыбалась.
– Знаете, когда речь идет о чем-то, что нельзя потрогать, но при этом оно оказывает влияние на организм, волей-неволей начинаешь беспокоиться. Согласитесь, если бы мадам Кюри с самого начала знала о возможных последствиях… Но ведь ваши исследования не настолько рискованны, правда? По крайней мере, здесь нет радиации?
Помолчав, Голицын тряхнул головой.
– Хорошо. Давайте попробуем…
Та самая комната, из которой Соня слышала спор, по размерам была куда меньше основной аудитории, но с очень высоким потолком, что делало ее похожей на колодец.
Посреди, занимая пространство почти целиком, располагалось сооружение высотой около трех метров. Чем-то оно напомнило Соне пасть гигантской рыбы. Натянутая частая сетка струн сочеталась с молочно-белыми ромбами, покрывающими конструкцию наподобие чешуи.
– Это и есть ваш эврометр?
– Скорей, его логическое продолжение…
Голицын внес уже распутанные провода и шлем.
– Раз эвропотенциал можно замерить, значит, можно попробовать его усилить, подобно тому, как рупор усиливает звук голоса. И возможно, одаренный человек, постоянно работающий в Эвридике, сможет усилить свои способности до гениальности…
– Вы назвали ее Эвридикой? Как мило… Значит, по-вашему, возлюбленная Орфея – машина?
– Скорей все-таки энергия. Прошу…
Только сейчас Соня заметила небольшую дверцу сбоку конструкции. Точь-в-точь волшебная дверца из сказки про Алису
– К сожалению, внутри пока тесновато. Все, что можно позволить в рамках независимого исследования…
Чтобы зайти в машину, Соне пришлось наклонить голову. Внутри было тепло и очень сухо. Таинственный жемчужный свет ложился узором, повторяющим ромбическую сетку. Голицын протянул Соне шлем. И встал вплотную, закрепляя провода. Никогда раньше мужчины не подходили к Соне настолько близко; даже Хорошевич интуитивно держал дистанцию. И дело было вовсе не Сониной скромности. Скорее, представители сильного пола интуитивно чувствовали отсутствие взаимного интереса. А нарушать границы приятно, лишь когда их охраняют. Соня же искренне не понимала смущения, которое должна испытывать при мужском взгляде или физическом прикосновении. Вот и сейчас она чувствовала аромат дорогого мужского одеколона Голицына, скосив глаза, видела узор на шелковом галстуке. Прохладные пальцы касались ее волос, дыхание ощущалось сзади на шее, но все это было не более чем легкой щекоткой. Пожалуй, накал страстей в романах сильно преувеличен, в очередной раз констатировала она мысленно.
– Технически готово. Теперь посмотрите туда. На пульте есть лампочка и наушник. Если понадобится помощь, сможете поговорить со мной. Я сейчас выйду и пойду за центральный пульт. И когда лампочка загорится, можно будет начать.
– Начать что?
Голицын пожал плечами.
– Поскольку музыкальных инструментов здесь нет, а вы явно их не принесли, вам придется спеть.
Соня сглотнула испуганно. К такому она совсем не была готова.
– Если переживаете за слух или тембр, не волнуйтесь. Резонаторы усиливают только звуки внутри, снаружи не будет слышно. Эвридика стимулирует работу вашего мозга, а вовсе не ваш звуковой диапазон или силу связок. Хотя зачастую одно от другого зависит. Смотрите за лампочкой!
Еще раз вежливо кивнув, Голицын вышел. Соня охотно выскочила бы следом. Но теперь, в этом дурацком шлеме, опутанная проводами, она была беспомощней мухи в паутине. Может, просто промолчать? – мелькнула трусливая мысль. Но тогда Голицын точно потеряет к ней доверие. И она так не узнает, что заставило Аполлона Маевского сойти с ума!
Лампочка мигнула.
В Сониной голове были собраны и разложены по аккуратным полочкам сотни разнообразных цифр. Для кого-то эти факты были неинтересны; но для Сони они и составляли суть мира. И сейчас она судорожно цеплялась за надежные, объективные сведения, которые можно просто произнести нараспев. Например, длина крупнейших рек мира. И Соня забормотала, как могла, ритмично.
Амазонка – семь тысяч сто…
Нил – шесть тысяч семьдесят…
Хуанхэ – пять тысяч пятьсот километров
Обь и Иртыш – пять тысяч четыреста десять….
Наверное, как-то так проходят церковные песнопения. Но не успела Соня мысленно улыбнуться, как пришла Волна.
В лучшем случае ее ждет жгучая боль в висках и тошнота. Но в жемчужной раковине Эвридики звуки отражались и множились, словно в лабиринте. Соня словно налетела на невидимый забор. Из последних сил подняв руки, попыталась сдернуть шлем, хотя знала, что это не поможет. Волна, словно стая черных жужжащих мух, заслонила свет, изолировав от остального мира. И никто в мире не мог не только помочь, но даже понять, что происходит…
Соня пришла в себя на кушетке. Испуганный Голицын протягивал ей ватку со спиртом.
– Простите, за неимением нашатыря… Позвать врача?
Соня лишь мотнула головой как лошадь.
– В таком случае хотя бы найду извозчика.
Голицын покинул аудиторию. Самое время поискать что-то компрометирующее. Вот только в носу, во лбу и ушах скопилась туча черной обжигающей пыли. Возможно, ей удастся передвигаться крохотными шажками, на манер японских гейш, чтобы минимизировать вспышки боли в голове. К моменту возвращения Голицына Соня только и сумела, что доползти половину расстояния до стола. Вот тебе и журналистское расследование…
Когда Соня доползла до квартиры, уже стемнело. Гостиная и крохотная кухонька были темны, но из спальни матери пробивался свет. Все еще стараясь идти плавно и медленно, чтобы не потревожить только-только начавшую утихать боль, Соня направилась туда.
– Мама?
Ксения Веснина стояла на коленях и сосредоточенно что-то искала под кроватью. При виде дочери она поспешно вскочила на ноги. Сквозь остаточную муть Соня видела лицо матери, все еще очень красивое, наполненное чувственностью, но белое, видимо, от усталости. В последнее время мать начала сниматься в какой-то фантастической фильме, и очевидно, съемки отнимали много сил.
– Что-то потеряла?
– Не говори глупостей!
Ксения уже раздраженно рылась в аптечке.
– Голова болит? – осторожно поинтересовалась Соня. – Как дела на съемках?
– Как обычно. Как лошадь в цирке, пашешь за морковку…. Ничего интересного.
Соня осторожно опустилась на диван. Сил для серьезного разговора не было. Но утром Ксения опять убежит на съемки, и…
– Ты уже слышала об отце?
Ксения дернула плечом.
– Рано или поздно чем-то таким должно было закончиться, Не бери в голову. Чем меньше будешь во все это влезать, тем…
– Я пишу о нем статью.
Ксения, наконец, отвлеклась от аптечки. Ее большие глаза еще больше расширились.
– Зачем?!
– Хочу точно понять, что произошло.
– Он сошел с ума. Что еще?
Резкая небрежность ответа матери стала последней каплей. Слезы обожгли глаза. Соня выбежала из комнаты.
– Софья?
Но Соня уже задвинула щеколду ванной изнутри. Сев на край пожелтевшей ванной, включила воду и заплакала, стараясь не трясти головой.
– Соня, не дури… Даже если у отца болезнь, она никак с тобой не связана. Слышишь?
Мать явно испугалась своего порыва и решила проявить немного заботы. Но Соня зажала уши руками. Она и так знает, что с ней все в порядке, никакой плохой наследственности. И в больницу она больше не попадет.
Никогда!
2
Дом, где Веснины снимали квартиру, выходил на оживленную улицу. И все же явление автомобиля, да еще в разгар зимы, по-прежнему было аттракционом, на который сбегались зеваки. Сама Соня, грешным делом, любила полюбоваться на шикарные авто. Вот и сейчас, заслышав клаксон и шуршание под окном, бросила примус с варящимся кофе и подбежала к окну.
Под окном парковалось чудо. Кузов сливочного цвета, хромированные покрышки и литая крыша. На передние колеса надеты лыжи, а сзади гусеницы, как у танка. Из машины вышел человек в кожаной куртке на меху и барашковой шапке. Он поднял голову, задумчиво разглядывая окна, а Соня отпрянула за штору. Какого черта Леонид Голицын делает в ее дворе?!
– Ты кофе варишь или жаришь?
Ксения в последний момент подхватила закипающую турку. Соня, осознав, что стоит босая, в ночной рубашке, с нечёсаными волосами, кинулась приводить себя в порядок. Хорошо, что у матери была хорошая реакция. Ксения моментально отшагнула назад, во второй раз спасая напиток.
– Да что случилось?
– Мама, можно надеть твой беличий полушубок? Пожалуйста…
Когда Соня, в материнской серой белке, вышла из подъезда, местная детвора водила вокруг машины хороводы, а Голицын все еще задумчиво изучал окна. У Сони душа ушла в пятки. Без весомой причины искать ее по всей Москве незачем. Неужели он догадался о ее истинных намерениях? Но почему тогда так искренне улыбается?
– Это вы… Какая удача!
Покраснев от радости, Голицын даже шапку с головы стащил.
– Адрес я выяснил, но номер квартиры не записал и как раз раздумывал, каким бы образом понять…
– Вам повезло, что я вовремя подошла к окну. – осторожно улыбнулась Соня в ответ. – Не могла пропустить такую красивую машину.
– Да, машина великолепная. Тимофей сконструировал. Для наших зим самое то.
Голицын смущенно замялся.
– Простите за непрошенный визит. Пришлось задействовать кое-какие связи, чтобы вас найти. Отец Тима, генерал Шушин, занимает важную должность в военном ведомстве…
Теперь ясно, откуда в ресторане «Крыша» взялись военные. И все-таки зачем было предпринимать такие усилия по ее поиску?
– Эклеры любите?
До Сони не сразу дошел смысл последней фразы.
– Я еще не завтракал. Составите компанию?
В кондитерской Эйнема официант откупорил бутылку шампанского и наполнил тонкий бокал. Тут же на большом блюде располагались восхитительные эклеры и птифуры. Таких роскошных завтраков в Сониной жизни еще не было. Ксения дочь держала в строгости и уж точно не позволила бы с утра пить французский брют. Поэтому Соня одним махом осушила бокал. А пальцы Голицына совершили едва уловимое движение, пробежав от мизинца до указательного, словно у пианиста, исполняющего пассаж.
– Вчерашний опыт… До этого мне не попадались люди с нулевым потенциалом…
Шампанское теплой волной разлилось по телу, и Соня смогла вполне непринужденно улыбнуться.
– Я действительно полный ноль?
– Это вовсе не плохо, поверьте! – поспешно парировал Голицын. – Но, чтобы исключить техническую ошибку, необходим повторный эксперимент…