В книге Павлова нет ни слова и про Музей обороны и блокады, экспонаты для которого собирали сами ленинградцы. Музей открыли еще во время войны, а в 1949 он был уничтожен, его руководство и активисты репрессированы по «Ленинградскому делу». Комиссия ЦК ВКП (б), прибывшая для «ревизии» музея, пришла к выводу, что его создатели «незаслуженно приписали» подвиг воинам и горожанам, «создавали миф об особой „блокадной“ судьбе Ленинграда» и даже «принизили роль товарища Сталина в обороне города».
Тем более, Павлов ничего не писал про каннибализм. Что он был – знали все «блокадники»; в 1960-е – 1970-е уцелевшие жители Города рассказывали о нем достаточно откровенно. Но ни в какой книге нельзя было прочитать, что в феврале 1942 за людоедство было осуждено более шестисот человек, в марте 1942 – уже больше тысячи22.
Тема эта табуирована до сих пор, но мне «блокадники» рассказывали об этом не раз. В числе своих информаторов могу назвать и своих тёть: и родную, и троюродную. И своего научного руководителя. И двух семейных знакомых.
Один из рассказов выглядит так:
– Трудно понять до конца, какой это был ужас… Про людоедство могу сказать: в декабре 1941 мы с отцом шли продавать его золотые часы «Павел Буре»… Ну, не продавать – менять на хлеб. Хлеб этот был очень хороший, пропеченный – его ведь пекли для начальства. Давали тогда еще много – по три грамма хлеба за грамм золота. Позже давали грамм за грамм.
Мы с отцом шли мимо Гостиного двора… Тут на углу Невского и Перинной лежал труп. Никого тогда уже такое зрелище не удивляло, мы прошли себе мимо. А когда шли обратно, примерно через полчаса, у трупа была отрублена нога. От колена ниже лежало рядом, а мясистые части исчезли.
Другой рассказ человека, семья которого выжила только благодаря тому, что жила в частном доме с погребом. В сентябре 1941 выкопали картошку и засыпали полный погреб, это стало спасением. Рассказ такой:
– Недалеко часть стояла, зенитная. Бабахали часто, но, чтобы подбили самолет, я не видел. Кормили солдат, а тут вдруг перестали подвозить. А детишки, которые без родителей остались, мы их часто видели. То ходят, а то уже прилягут… Видел своими глазами, врать не буду, как солдатики одну такую унесли… Что делали – не смотрел, не пошел за сарай. Но что потом они суп варили – это видел. Ну и это… из чего суп, тоже видел.
Разумеется, такого рода свидетельства замалчивались десятки лет. Говорить о блокаде полагалось только торжественными словами, восхваляя силу духа и героизм умирающих от голода и холода. Лживая до отвращения книга Павлова публиковалась раз за разом, а «Блокадная книга» выходила только через 20 лет после павловской, и отдельными фрагментами. Без купюр ее впервые издали в 2013 году23.
Впрочем, и до нее публиковались книги, камня на камне не оставлявшие от официальной версии24.
Но самой страшной «тайной» в СССР было даже не число погибших. Гораздо более страшная тайна – что в Ленинграде во время Блокады продовольствие было, и что его постоянно привозили. Что при желании властей все население Ленинграда могло быть снабжено продовольствием, начиная с осени 1941 года. И что запасы продовольствия в Ленинграде были.
«Городское и областное руководство проблем с продовольствием не испытывало: «В правительственной столовой (Смольного. – Ю.К.) было абсолютно все, без ограничений, как в Кремле. Фрукты, овощи, икра, пирожные. Молоко и яйца доставляли из подсобного хозяйства во Всеволожском районе. Пекарня выпекала разные торты и булочки», – это дневник сотрудника столовой Смольного. Из воспоминаний ленинградского инженера-гидролога: «Был у Жданова (первый секретарь Ленинградского горкома. – Ю.К.) по делам водоснабжения. Еле пришел, шатался от голода… Шла весна 1942 года. Если бы я увидел там много хлеба и даже колбасу, я бы не удивился. Но там в вазе лежали пирожные».
В этом контексте абсолютно логичной выглядит телеграмма Андрея Жданова в Москву с требованием «прекратить посылку индивидуальных подарков организациями в Ленинград… это вызывает нехорошие настроения». Более того, в Москве, в частности, в партийно-номенклатурном руководстве Союза писателей, сложилось мнение, что «ленинградцы сами возражают против этих посылок». Берггольц по этому поводу воскликнула в дневнике: «Это Жданов – „ленинградцы“?!»
[Сам по себе вопрос о «посылках» крайне интересен: значит, посылать их было возможно? Организации могли слать в Ленинград индивидуальные посылки? Тогда – как же блокада?! – А.Б.]
А вот фрагмент (запись от 9 декабря 1941 года) дневников сотрудника Смольного, инструктора отдела кадров горкома ВКП (б) Николая Рибковского: «С питанием теперь особой нужды не чувствую. Утром завтрак – макароны или лапша, или каша с маслом и два стакана сладкого чая. Днем обед – первое щи или суп, второе мясное каждый день. Вчера, например, я скушал на первое зеленые щи со сметаной, второе – котлету с вермишелью, а сегодня на первое суп с вермишелью, второе – свинина с тушеной капустой». Весной 1942 года Рибковский был отправлен «для поправки здоровья» в партийный санаторий, где продолжил вести дневник. Еще один отрывок, запись от 5 марта: «Вот уже три дня я в стационаре горкома партии. Это семидневный дом отдыха в Мельничном ручье (курортная окраина города. – Ю.К.). С мороза, несколько усталый, вваливаешься в дом, с теплыми уютными комнатами, блаженно вытягиваешь ноги… Каждый день мясное: баранина, ветчина, кура, гусь, индюшка, колбаса; рыбное – лещ, салака, корюшка, и жареная, и отварная, и заливная. Икра, балык, сыр, пирожки, какао, кофе, чай, 300 грамм белого и столько же черного хлеба на день… и ко всему этому по 50 грамм виноградного вина, хорошего портвейна к обеду и ужину… Я и еще двое товарищей получаем дополнительный завтрак: пару бутербродов или булочку и стакан сладкого чая… Война почти не чувствуется. О ней напоминает лишь громыхание орудий…». Данные о количестве продуктов, ежедневно доставлявшихся в Ленинградские обком и горком ВКП (б) в военное время, недоступны исследователям до сих пор. Как и информация о содержании спецпайков партийной номенклатуры и меню столовой Смольного»25.
Значит, все время Блокады в Петербурге были люди, которым с Большой Земли посылались ветчина, яйца, мясные консервы, сыры, – не говоря о крупах и хлебе? Причем эти продукты выдавались, и не такому уж малому числу людей. Несколько десятков тысяч советских начальников получали свои спецпайки и жили совсем не так уж плохо посреди вымиравшего города. Да куда там «неплохо»! Неплохо – это в плане снабжения продуктами. А они ведь к тому же вполне могли, и кое-что нажить – например, драгоценности, произведения искусства. Стоило все это недорого.
Другие же жители Ленинграда получали 125 граммов хлеба в сутки. Половину из этих «граммов» составляли «условно-сьедобные примеси».
Даже официальные цифры говорят, что в Ленинграде осени-зимы 1941 года расходовалось 510 тонн муки в сутки. Но элементарный расчет говорит, что для пайков, реально выдававшихся населению Города, нужно было всего 179 тонн муки26. На что же и на кого расходовалась остальная мука?
Таковы факты – во время блокады Ленинграда продовольствие в городе было. Вопрос, для кого оно было, а для кого продовольствия не было. Одни жили себе и даже наживали золото и картины, другие обречены были на смерть.
Добавлю еще, что «бывших» старались не вывозить из вымиравшего города, и например, вторая семья Николая Гумилева, его вдова и почти взрослая дочь умерли от голода. Если же «бывшие» выезжали из Петербурга, то их после Войны старались не пускать обратно.
Вот и получается, что Блокада укладывается в чудовищную, но вполне реальную и вполне логичную картину убийства города.
Казалось бы – зачем нужно убийство Санкт-Петербурга? Зачем новая волна смертей – и старых петербуржцев, и тех, кто только начал ими становится?
В том-то и дело, что логика тут есть, и беспощадная. Вспомним идею борьбы азиатского и европейского начал в России, – причем азиатское начало олицетворяется Москвой, а европейское – Петербургом. Эту мысль очень любил и совал куда надо и куда не надо Николай Бердяев, но, в общем, он только ярко иллюстрировал то, с чем принципиально были бы согласны если не все – то 90% людей его круга.
Трудно отделаться от мысли, что большевики мыслили так же – только знаки у них полярно менялись полюсами. Где у Бердяева был «плюс», у них «в Европе» располагался «минус». Вот и все!
Город, олицетворявший русский европеизм, следовало уничтожить.
Людей, воспитанных в этом городе как русские европейцы, следовало истребить, чтобы не мешали «строить светлое будущее».
Очень интересно, что эта оценка Петербурга полностью разделялась и нацистами. Существовала «специальная оценка нацистами ленинградского населения. Оказывается, в России два мира – Москва и Петербург. Москва – это олицетворение азиатской деревни, при необходимости она может стать навозом, нужным для рейха.
А вот Петербург – это его жители создали из «навоза» империю, стремившуюся на запад. Вывод – Петербург опасен для рейха. Петербург необходимо уничтожить.
Была секретная инструкция членам НСДАП – чтобы они не вступали лишний раз в разговоры с русскими, и проявляли большую осторожность в этих разговорах. Русские – хорошие диалектики, они умеют спорить и «обладают способностью убеждать в самых невероятных вещах». Самыми же опасными в этом отношении людьми объявлялись именно жители Санкт-
Петербурга27.
Удивляться не стоит – национальные социалисты гораздо меньше отличаются от интернациональных, чем хотелось бы и тем, и другим.
Привидения Блокады и Войны
Совершенно невероятно, чтобы трагические события 1940-х годов не оставили своих призраков. Поразительно, что в Петербурге почти нет фольклора о призраках воевавших и погибших советских и не только советских солдатах и офицерах. Не говоря ни о чем другом, еще в 1980-е в непосредственных окрестностях Ленинграда оставались непогребенные останки военнослужащих.
Еще более поразительно, что почти не говорят о жертвах блокады.
Причина, скорее всего в том, что тема табуирована не только политически, но и психологически. Есть вещи, которые скорее стараются забыть, вытеснить в самые дальние уголки сознания. Они слишком болезненны.
Помимо индивидуальных психологических причин или не замечать явления, или, по крайней мере, не распространяться (по возможности – и не думать) о нем, есть и общественные установки.
Если умерший в блокаду или погибший на Невском пятачке человек появляется в 1970-е годы или появился в наше время, неизвестно, как отнесутся к таким сообщениям окружающие. Вас могут поднять на смех, а могут счесть такие сообщения попыткой оскорбления памяти павших, едва ли не кощунством.
Наконец, тема Блокады всегда была в разной степени табуирована, и остается в значительной степени табуированной – хотя и не так, как в советское время. Читатель вряд ли удивится, что мне много раз рассказывали о Блокаде то, что нисколько не соответствовало официальным версиям. Что в этих историях истина, что нет – трудно судить.
Призраки умерших в Блокаду почему-то не появляются в исторической части Санкт-Петербурга, в «императорском» городе, существовавшем до конца правления Александра II. Исключение – призрак почетного Председателя Императорского Русского Технического Общества в 1892—1917 годах, Его Императорского Высочества великого князя Александра Михайловича (1866—1933) … но он умер не в блокаду и вообще не в Петербурге.
Внук Николая I, друг детства императора Николая II, которому он приходился двоюродным дядей, он в 1894 году женился на своей двоюродной племяннице Ксении Александровне – старшей дочери Императора Александра III, родной сестре Николая II.
Судя по всему, Александр Михайлович был человек исключительного ума. Убежденный сторонник прогресса, он сам водил машину, умел летать на самолете. У себя на даче он поставил одну из первых батарей парового отопления, не раз жертвовал деньги на проведение промышленных выставок и проведение экспериментов, активно развивал воздухоплавание.
Александр Михайлович предсказал неизбежность войны с Японией, и был сторонником «концепции Бадмаева» – контролировать и присоединять к Российской империи Центральную Азию, патронировать Китай. Он не был тогда услышан: другим великим князьям слишком хотелось зарабатывать деньги на лесных концессиях в Корее.
Он остался в живых потому, что вовремя уехал из России – осенью 1918, после поражения Германии. Он активно убеждал союзников помочь Белому делу, и не его вина – не удалось.
Кстати, верил в существование привидений (ну что вы хотите? Феодал… Дикий, средневековый тип…). Сохранилась его фраза, произнесенная в последние годы жизни, уже во Франции:
– Все равно я в Россию вернусь живой или мертвый.
Долгое время я считал, что Александр Михайлович первый раз появился только в 1992 году – видимо, не хотел помогать коммунистам, и до падения советской власти оставался не здесь. В 1992—2009 годах его несколько раз видели в здании Музея прикладных знаний, по улице Пестеля, 2. В его времена здесь находились выставочные залы Русского технического общества, стремившего всемерно содействовать развитию техники и промышленности в России.
По словам наблюдавших его, «этот полупрозрачный худой» с интересом рассматривал экспонаты на выставке; при попытке подойти к Александру Михайловичу он превратился в туманное облако и растворился.
История появления Александра Михайловича в январе 1942 года была рассказана мне совсем недавно. Мой информатор, в 1942 – десятилетний мальчик, нес ведро воды с Фонтанки. Мальчик поскользнулся, и, по его словам, «прилег». Задыхался, зелень в глазах, встать трудно.
«Вдруг появился» некто «высокий, худой», и с очень знакомым лицом. Этот «высокий худой» подхватил ведро, донес его до арки и входа во двор. Парень встал и засеменил за своим спасителем, а тот в полутьме арки поставил ведро и исчез так же неожиданно, как появился. Портрет великого князя парень увидел спустя несколько лет в запасниках Музея, и сразу узнал незнакомца.
С одной стороны, это единственный случай появления призрака во время Блокады. С другой стороны – почему Блокада должна была стать причиной не появляться уже давно появляющимся привидениям? Возможно, они и появлялись, да некому стало рассказать.
Впрочем, это не призрак умершего в Блокаду, а именно такие привидения в «императорской» части города мне не известны. Призраки военного времени появляются:
– на Петроградской стороне, в зданиях, возведенных между 1903 и 1917 годами;
– в новостройках Калининского района;
– в дачных районах.
В зданиях Петроградской стороны
Автор сих строк лично встречался с некими своеобразными сущностями, появлявшимися (а возможно, появляющимися и сейчас) в доме по улице Профессора Попова, 2.
Призрак человека, умершего от голода в 1942 году, прошел мимо меня около 2 часов ночи в январе 1987 года. Я заметил его, проходя по основному коридору в туалет. Света не зажигал, но в этом месте лунный свет падал с улицы из другого коридора, ведущего на балкон. Призрак шел в противоположную мне сторону. Сделав свое дело, я вернулся и стал искать – куда он мог деваться?! Вышел на парадную лестницу. Здесь серый полусвет позволил увидеть прозрачную фигуру метрах в четырех от меня. Человек с грустным лицом стоял, опираясь на перила широкого пролета. Сквозь него была хорошо различима противоположная стена. При моем появлении человек повернул лицо в мою сторону. Ничего демонического – очень худое, изможденное лицо. Было очевидно, что общаться ему не хочется, я тут лишний. Заговорить я не решился… постоял и ушел. Страшно стало только в своей комнате, спал я при свете настольной лампы.