Мы были готовы на все, потому что нам так хотелось заглянуть в будущее.
Гадали по-всякому: на яйце, на свечке. Потом на стаканчиках. Ольга достала из буфета маленькие стаканчики, и в каждый мы положили соль, сахар, колечко, кусочек хлеба, монетку, спичку.
Таня стала объяснять:
– Соль – к слезам, значит, печалиться, плакать. Сахар – к сладкой жизни, удаче. Хлеб – хлебная, сытая жизнь будет. Денежка – к богатству, чего тут не понять. Кольцо – замужество, скоро замуж выйдешь. А спичка – к ребенку.
Мы с Олей захохотали.
– Тише вы! Спугнете!
Перемешали стаканчики, тянули, смотрели – кому что досталось, охали, в общем, развлекались. А потом Татьяна предложила самое страшное гадание – на любовь. В памяти всплыли пушкинские строки:
На любовь гадать нужно, конечно, перед зеркалом, при свечах…
О выглядывании суженого в зеркале слышали все, некоторые даже это делали, но почему-то немногие рассказывают о том, что они увидали.
Дошла очередь и до меня. Девчонки расположились за моей спиной. Шепчутся, а мне смешно. Пытаюсь в зеркале что-то рассмотреть. Там темно, аж глаза заслезились. До сих пор помню, что меня поразила одна мысль: отражения линий в сочетании света и цвета могут производить помрачение сознания до онемения в руках и ногах.
Помнишь, как у Жуковского:
Все утихло… вьюги нет…
Слабо свечка тлится,
То прольет дрожащий свет,
То опять затмится…
И вдруг вижу: из зеркала прямо на меня смотрит человек. Взгляд выразительный и добрый. А еще усы. И одет странно. В зимней шапке с пятиконечной звездой. Форма какая-то, на вороте ромбики, значки непонятные. А потом словно ветер подул, и я без чувств упала. Девчонки мои перепугались, думали, я умерла. Это, наверное, обморок голодный был. Тогда все малокровием страдали. А после 25-го года всех нас судьба разбросала. Татьяну родители увезли в Москву и там выдали замуж за генерала. В Гражданскую генералами молодые становились. Ольгу, младшую сестру, сосватал агроном и увез в Вятку. Я поступила в медицинский и уже на втором курсе вышла замуж за студента-медика. Был он, Галин отец, совсем не похож на увиденного мной в зеркале усача.
Мой муж стал врачом. Помню его гладко выбритое белое лицо, пухлые губы, крупный с горбинкой нос. Обычно он сидел, согнув ногу треугольником, положив ее на колено другой. Он поддерживал свое бедро прекрасными матовыми руками хирурга и, улыбаясь, смотрел на меня, слегка снисходительно, своими умными серыми глазами.
Жили и жизни не чувствовали. Учились, работали. А она, жизнь, текла сквозь нас, как вода в роднике, пока есть, ее и не замечаешь.
Его арестовали ночью. Просто пришли, перерыли всю квартиру и забрали мужа. А потом назвали все это делом врачей. Меня с дочкой сразу не тронули, хотя каждую ночь ждали, что за нами придут. У двери всегда стоял чемоданчик с необходимыми вещами, чтоб долго не собираться. Потом уже поняла: нас оставили в покое только благодаря моему отцу, он до войны работал в Совнаркоме по линии Коминтерна. Галинка тогда еще совсем малюткой была. А от нашей квартиры на Кировском нам сохранили только одну комнату…
Я и забыла свое видение. А в декабре 1941 года шестилетняя Галя привела в дом усатого капитана с ромбиками в петличках и звездой на шапке. Сергей Леонидович спас нас во время Блокады. Вот как бывает, обезумевшая женщина, съевшая наши карточки, помогла мне найти моего суженого.
И тебя, моя внученька, назвали благодаря Жуковскому. И его слова – тебе охранная грамотка на всю жизнь.
Созвучие разных поколений всплывает в одном едином чувстве удивления этой жизнью. Случай и предназначение – две стези человеческого существования. Так устроен этот странный мир: человек не знает, что ждет его в будущем. Интригу составляет особое свойство – необратимость времени, то есть невозможность вернуться в прошлое и начать все сначала.
Когда я иду по моему городу, который носит имя Святого Петра, то вижу в нем черты бабушкиного Петрограда и маминого блокадного и послевоенного Ленинграда. И бабушка, и мама навсегда остались в этом городе, меняющем имя, но сохраняющем характер. Петроград – Ленинград – Петербург – три голоса разных поколений сливаются в один. И в шуме ветра звучит блокадная баллада. Судьба человека мерцает далеким светом маяка в истории города и истории страны.
Январь – март 2018, Санкт-Петербург
Андрей БУРОВСКИЙ
МИСТИКА И БЛОКАДА
Теневой Петербург
Атеисты и записные «материалисты» могут протестовать, но в каждом городе есть своя «теневая» сторона. Город – явление более чем материальное, но назовите мне не то, что город… назовите мне крохотную деревушку, в которое не происходит ничего загадочного. В любом месте, где живет человек, происходят явления, которые мы не в силах объяснить рационально.
Возможно, дело в слабости нашего рационального знания: наверняка есть в мире много такого, что мы еще не знаем и не понимаем. Возможно, мир вообще устроен совсем не так, как мы привыкли думать. Возможно, в нем действуют силы, которые не имеют никакого отношения к материальному.
В любом случае по ту сторону прозаических площадей, проспектов, домов и водопроводов таится НЕЧТО. Это НЕЧТО мало понятно для нас, но мы постоянно сталкиваемся со странными, загадочными явлениями. Это происходит во всех населенных пунктах, – везде, где постоянно живут люди. У всех деревень и городов есть «та сторона» – но у Петербурга некая «темная сторона» намного сильнее обычного.
В Петербурге есть много удивительных мест, где постоянно нарушаются привычные законы природы. В Петербурге постоянно провозглашаются предсказания – и что самое невероятное, хотя бы некоторые из них сбываются. В Петербурге постоянно встречают тех, кого уже нет в нашем мире. Так не должно быть, согласно нашим представлениям – но так есть.
Петербург – самый «привиденческий» город России. Во всей громадной России, где живет 14 миллионов людей, за год, десятилетие, за век происходит меньше встреч (или «встреч»? ) с привидениями всех видов, чем в одном Петербурге с его 5 миллионами населения. Шанс столкнуться с Неведомым у петербуржца в десятки раз выше, чем у обитателя любого другого города в любом другом регионе России, и больше, чем в любой точке Европы. Даже в Лондоне с его 10 миллионами населения привидений не больше.
Это мифы? Да! Мне на раз доводилось писать о том, что Санкт-Петербург – не просто город исключительный. Это город – миф. Мифологизировано его создание, обстоятельства его возникновения и роста, даже петербургский климат, даже цвет его домов, его краски.
Петербуржцы традиционно любят мифы о своем городе: мифы о создании города на пустом месте, его ужасном климате, чудовищных наводнениях, о построении города на костях его строителей…
Исторические мифы возвеличивали жителей Санкт-Петербурга и как стойких, сильных людей. И как причастных к рукотворному чуду. Государство охотно поддерживало эти мифы: ведь Россия построила город на месте пустого финского болота; совершила немыслимое, невозможное. Чем правдивее истории про гиблое пустое место, бывшее здесь до Петербурга, чем больше людей пришлось погубить в борьбе с болотами и наводнениями – тем больше чести могучей Российской империи.
«Небываемое бывает» – велел выбить на памятной медали Петр Первый на медали, выпущенной по случаю «никогда бываемой виктории». Виктория состояла в том, что 5 мая 1703 два шведских корабля – десятипушечный бот «Гедан» и восьмипушечная шнява «Астриль» – были захвачены не военными судами, а лодками с русскими пехотинцами.
Так на территории будущего Петербурга начало происходить всяческое «небываемое».
И при его закладке Петербург начался с «Небываемого.
Легенда гласит, что 16 мая 1703 года Петр Первый установил на Заячьем острове подобие ворот будущего города. И тут же «неизвестно откуда взявшийся орел опустился на перекладину. Петр взял его, посадил на руку и вошел в еще несуществующий город»15.
Иногда проводятся даже очень конкретные, и потому особенно красочные детали. Например, что сбил орла выстрелом из ружья ефрейтор Одинцов, и что Петр перед тем, как посадить орла на руку, перевязал ему ноги своим платком16.
Вообще-то Петра на Заячьем острове не было с 11 по 20 мая, и при закладке острова он не участвовал. Вообще-то орлы в устье Невы не появлялись. Никогда.
Но это, конечно же, чистой воды скучная проза. Подумаешь, был там Петр, или не был, был там орел, или его придумали. Разбирайся тут, да и зачем разбираться?! Легенда гласит о «небываемом» – на то и легенда.
Исторические и географические мифы Петербурга жили… по сути дела, жили на протяжении всей его истории. Их до сих пор преподают в школе, печатают в книгах, считают непререкаемой истиной. А параллельно с мифами имперской истории рассказывались и другие истории, попроще. В Петербурге все время происходит что-то «небываемое».
«Небываемое» случается самого разного рода; общее только одно – уже четвертое столетие в Петербурге устно и письменно передают множество историй о столкновениях человека с Неведомым.
Кроме исторических мифов, в Петербурге выросло множество мифов бытовых. У Петербурга есть особенности, благодаря которым в городе всегда будут видеть привидения, а законы природы будут нарушаться. Если привидений «не бывает», в Петербурге их все равно будут встречать. Если известные нам законы природы никогда не нарушаются, в Петербурге все равно будут сообщать об их нарушении – и найдется множество свидетелей. В Петербурге постоянно проявляют себя какие-то таинственные силы…
Возможно, в Петербурге мир иной почему-то оказывается ближе к миру людей, чем в других местах.
Возможно, на севере, в зоне шаманского комплекса у человека по-другому работает воображение.
В любом случае тут постоянно говорят о столкновениях человека с явлениями, которые он не в силах объяснить средствами рационального знания, средствами современной науки. Рациональный подход – единственный способ, данный нам для понимания окружающего. Наш ум слаб, накопленных знаний всегда не хватает, любая модель не полностью отражает изучаемый феномен, что-то всегда остается непостижимым. Все так. Но все, что мы можем применить, пытаясь понять окружающий нас мир – это свой ум, применение научных методик, накопленный опыт. Других инструментов у нас нет.
Блокада: материализация мифа
Давно известно, что своих желаний надо бояться: не всегда, но все же бывает – они реализуются. По-видимому, надо бояться и исторических мифов: они могут материализоваться.
Миф о «городе на костях» очень дорог сознанию петербуржцев. Народная память хранила места массовых захоронений. Еще в первой половине ХХ века жители города указывали на места свальных могил строителей Города.
В 1950-х годах археолог Александр Данилович Грач (1928—1981) стал родоначальником археологии Петербурга: он первым начал систематические раскопки мест, которые народная легенда указывала как места массового захоронения «жертв царизма». Но Грач обнаружил не братские могилы, а огромные выгребные ямы, в которые закапывались пищевые отходы, в основном кости коров, свиней и баранов, которыми кормили строителей новой столицы.17
Недавно археологом Петром Сорокиным, который ведет раскопки в Петербурге, проверена еще одна история: в 1726 году Обри де ла Мотрэ рассказывал, что при строительстве дома английского купца Г. Эванса на углу Невского проспекта и Фонтанки «было найдено множество черепов тех несчастных людей, что погибли при рытье этого протока».
Сама история про то, что русло реки Фонтанки прорыли некие «несчастные» – уже фантастика. Но именно в этом месте Петр Сорокин обнаружил кладбище XV – XVI веков. Не свидетельство массовой гибели строителей Петербурга, а доказательство того, что русские живут здесь давно, задолго до XVIII века.
Если мы о реальности – число строителей, погибших между 1703 и 1717 годами называют разное, но мало вероятно, чтобы погибло больше 4—5 тысяч.
Смертность становится выше средней, когда А. Меншиков сообщал А. Макарову: «В Петергофе и Стрельне в работниках больных зело много и умирают беспрестанно, нынешним летом больше тысячи человек померло». Это произошло в 1716 при строительстве Ораниенбаума: тогда от эпидемии погибло несколько сотен человек за сезон18.
Это все. При строительстве Версаля погибло больше рабочих, чем при возведении намного большего по размерам Петербурга. Но миф-то дожил до наших дней!
Блокада Ленинграда, когда за два года умерло больше трети населения города – материализация мифа. Петербург не был «городом на костях», но он им стал. Неужели сами накликали!?
Сама по себе блокада продолжалась 872 дня: с 8 сентября 1941 по 27 января 1944. Блокада унесла жизни примерно 1.2—1.5 млн человек – 40% тогдашнего населения города. Официальная точка зрения с 1941 по настоящий момент: Блокада была «неизбежностью». Прорвать кольцо блокады было нельзя, доставить продовольствие в город нельзя, сдать город тоже нельзя, вывезти его жителей – опять же нельзя.
Долгое время сам факт Блокады замалчивался. 13 сентября газета «Ленинградская правда» опубликовала сообщение Совинформбюро: «Утверждение немцев, что им удалось перерезать все железные дороги, связывающие Ленинград с Советским Союзом, является обычным для немецкого командования преувеличением».
Людям, которые получали командировки в Ленинград зимой 1941 и 1942 годов, «не советовали» рассказывать то, что они видели. Слухи ходили, конечно, но власти старались, чтобы известно было поменьше.
После снятия блокады в 1944 году сводить воедино и тем более обнародовать данные о смертности в Ленинграде было строжайше запрещено.
Впервые «точные данные» о количестве погибших появились в книге Дмитрия Васильевича Павлова, который в 1941—1942 годах был уполномоченным Государственного Комитета по Обороне по продовольствию в Ленинграде и ленинградской области. Он сообщал, что умерло 641 803 человека19. Эта информация вплоть до 90-х годов считалась «единственно правильной».
Книга выдержала шесть изданий, написал Павлов и другие творения20
Судя по всему, Павловым были очень довольны: в 1942—1946 годах он уже начальник Управления продовольственного снабжения всей Красной Армии. После войны занимал министерские посты. С 1972 года – персональный пенсионер, умер в 1991 году, в возрасте 86 лет.
Конечно же, книги этого человека, ставшие основой официальной советской «правды» о Блокаде, совершенно лживы. Конечно же, Павлов ничего не писал о том, как в блокадном Ленинграде в 1941—42 ленинградским управлением НКВД было арестовано от 200 до 300 сотрудников ленинградских высших учебных заведений и членов их семей – по обвинению в проведении «антисоветской, контрреволюционной, изменнической деятельности».
По итогам нескольких состоявшихся судебных процессов Военным трибуналом войск Ленинградского фронта и войск НКВД Ленинградского округа было присуждено к смертной казни 32 высококвалифицированных специалиста. Четверо были расстреляны, остальным мера «наказания» была заменена на различные сроки исправительно-трудовых лагерей. Многие арестованные ученые погибли уже в следственной тюрьме и лагерях. В 1954—55 годах осужденные были реабилитированы, а против сотрудников НКВД возбуждено уголовное дело21