Девочки становятся в дверях, избавляясь от перчаток, перемазанных краской. На их лицах натянута ткань футболки на вид маски, особенно странно смотрится хрупкая Уиллоу: одежда настолько велика, что полностью закрывает ее от нас. Она подходит к Ханту, упирается лбом в его потную спину. Он тут же наклоняется, подставляет ухо, и она что-то шепчет. Три глубокие линии разрезают лоб Хантера, расширив глаза, он кивает на Винни, потом пожимает плечами.
– Вы не вытаскивали спальные мешки из машины с прошлого турпохода? – спрашивает Хантер у Винни.
Меня будто окатывает ревностью, они уехали из дома, вместе ездят отдыхать, а я мало того, что охраняю недвижимость, так еще и в одиночку. Может показаться, что это офигенно, ведь вся территория принадлежит мне. Может, если бы мама была жива или отец, – все было бы иначе. Но остаться одному похоже на веревку, привязанную к шее, – на другом конце камень, утягивающий тебя в ил. Вот так я ощущаю себя без них.
– Мы приехали слишком поздно, чтоб разбирать вещи, – отвечает Винни, затем поворачивается ко мне. – Ты не против, если мы занесем мешки?
– Против, они слишком тяжелые для вас. Я позже сам это сделаю. – Мне становится неловко, будто я выгнал их из дома и установил свои правила, избавившись от того, что принадлежало им. – Хотел купить что-то к вашему приезду, но возникли непредвиденные трудности, – намекаю на то, что они тоже хороши.
– Мы звонили, Чейз, – обиженно произносит Винни. – Хотя ты прав, это не оправдывает.
– Да прекращай, ты все правильно сделал. – Хантер смекает что к чему. – Расстояние – странная штука, кажется, что один звонок может решить миллион проблем. – Расстроенно он вытирает пот со лба, затем обращается к девушкам: – Малышка, может, на скорую руку что-то придумаете?
Девушки проходят мимо нас, переобуваясь в домашние тапочки, принадлежащие им. Слежу боковым взглядом за их передвижением и тем, как уютно они обе смотрятся в футболках моих братьев. Никогда не был завистливым, но сейчас…
– Заканчивай пялиться на наших девочек, – усмехается Терренс, – надо прекращать затворничество.
– Понятия не имею, о чем ты. Да что я там не видел? Сцена в ванне с твоей женой до сих пор заставляет возвращаться в тот день, – дерзко отвечаю ему, сначала он напрягается, но потом начинает смеяться моей шутке с бородой.
Беру ведро с мутной водой и несу за двери, выливая все содержимое в яму, вырытую заранее.
Парни начинают между собой переговариваться, и мне кажется, у них есть что скрывать. Прислушиваюсь к разговору, отрывки странных фраз намекают на нечто, связанное со мной. Набираю новую воду, снимаю тряпку с трубы и тянусь за шваброй. Странно, что приходится прибегать к их помощи и утруждать девчонок. Запах свежей краски привлекает мое внимание к заборчику, разукрашенному в веселой мозаике. Уиллоу сделала нечто, не поддающееся воображению, заставив сверкать наш сад, а Винни превзошла саму себя, добавив свою творческую нотку в идеальное завершение уличного ремонта. Все окружающее меня теперь обновленное. Дело не в ремонте, а в тех, кто сейчас рядом. Душа радуется, наблюдая, как преобразился этот неказистый и потрепанный временем дом, теперь остались штрихи с новой мебелью, на которую у меня нет денег. И в ближайшем будущем и не светит ее приобрести.
Захожу домой, первая комната – это бывшая родительская, вымываю в ней пол, хотя он и так чистый. Никто здесь не находился долгое время. Затем остальные комнаты. В кухне девчонки тут же ставят стулья на стол, переворачивая их сидениями вниз, сами залезают на широкий подоконник, освободив ноги от тапочек. С наслаждением вдыхаю запах жареного бекона и каких-то овощей. Все оживает, стоит этим двум появиться здесь и щебетать, как птички. Хантер собирает пустые бумажные пакеты, засовывает один в другой и выносит на улицу. Размахивая тряпкой на пороге, я снова сталкиваюсь со старшим братом.
– Ты очень постарался над всем этим. – Он забирает у меня ведро, выливает его. – Я правда думаю, что родители очень гордятся тобой. Столько работы в одиночку, не хватит слов, чтобы описать все эмоции и отблагодарить за очередное напоминание, что я плохой старший брат. Ведь я бы спился, оставь меня в одиночку в доме, напичканным нашими призрачными воспоминаниями. Мы будто бежали отсюда, как последние трусы. И теперь хотим загладить свою вину. – Он сжимает мое голое плечо. – Ты вправе злиться на нас за такой большой перерыв между встречами. Мы обязаны были поехать к тебе, а не ждать звонка, как лопухи.
– Сентиментально, Хант. Ты будто извиняешься за то, что бросил меня, как и все остальные? Хотел выдавить из меня слезы, добиться рыданий и, как следствие, прощения? Зря. – Он хмурится. – Мы все остались без родителей, именно так ты всегда говорил другим. Вам было тяжело, как и мне. С той разницей, что у вас была поддержка, которой не было у меня. Никто из вас не остался один на один в доме родителей, с этими альбомами и воспоминаниями… Я пережил, забыто, – прекращаю бесполезный разговор.
– Мальчики. – За моей спиной появляется малышка Уиллоу, заправляет длинную белокурую прядь за ухо, заламывая пальцы. – Все готово, пойдемте к столу?
Она уходит так же беззвучно, как и появилась, чувствую себя смущенно, девушка слышала мои обвинения.
– Я звонил тебе постоянно, пока ты избегал нас. Просил соседей посмотреть, горит ли свет в твоих окнах!
Мой старший брат, пожалуй, самый ответственный среди нас, и чувство долга в нем развито в разы сильней. Он сжал челюсть, лицо побледнело, глаза предательски заблестели. Мне перестала нравиться моя маленькая победа на вкус.
– Хватить оправдываться, все так, как есть. Ты стал слишком чувствителен. – Хлопаю его по плечу, затем крепко обнимаю, думаю, он должен понять, что мой топор войны зарыт, а все произошедшее говорит только о том, что я очень по ним соскучился. – В отличие от вас, придурков, я все еще свободен. Укрощение строптивых обернулось тем, что вы стали слишком нудными. Еще бы понять, девчонка так тебя выдрессировала или ты ее. Не узнаю вас, ребятки, – шучу, разряжая обстановку.
– Ой, да заткнись, – устало говорит Хант, прекрасно понимая, к чему мы пришли. – Я, блин, сентиментальный! – восклицает он, направляясь в кухню. – Эй, Уиллоу, я, мать вашу, реально стал слюнявым нытиком? – Бас моего брата смешивается с писклявым смехом его любимой, затем эти беспощадные поцелуйчики и объятия. Она висит на его плечах, он прячет свое лицо в ее тоненькую шею за густыми длинными волосами. И я, блин, так хочу быть на его месте, но недостаточно хорош!
Глава 2
Хейли
Наш огромный дом отсчитывал шаги прислуги, проглатывая звуки. Высокие потолки, колонны и пошлые помпезные люстры сверкали, как алмазы, от чистящего средства, стоящего баснословную цену. Картины, безусловно, все оригиналы – куда деваться, в доме живут ценители прекрасного. Глубокий синий цвет гостиной напоминает похоронное бюро, с этими белыми стульями, покрытыми резным узором и позолотой. Императорские задницы, не иначе. В распахнутые двери заходит наш шеф-повар в настиранной униформе и следом за ним несколько женщин, кажется, это те самые новенькие горничные. Странно, что он решил сменить состав своей чемпионской сборной, приватность прежде всего. Кто на это раз? Кубинки? Как он, интересно, преодолевает языковой барьер? Хотя лучше набрать эмигрантов, забрать документы, хорошенько пригрозив, и будут молчать до самого гроба.
Убираю руки с белоснежной скатерти, девушка застилает синюю салфетку под тарелку. Передо мной появляется фарфор и сияющие чистотой столовые приборы. Тканевая салфетка, затянутая посередине, напоминает крылья бабочки. С правой от меня стороны располагаются две ложки и нож, с левой – вилки, одна из них с тремя зубцами. Беру ее в руки, мое отражение сливается с блеском, даже это прекрасное серебро не скрывает мои несовершенства.
Огромный стол подразумевает полноценную семью или родственников, но не в нашем случае. Я уже привыкла сидеть напротив моего опекуна на гигантском расстоянии. И только, наверное, благодаря эху мы слышим, о чем идет речь на очередной повестке дня.
Вот и он идет медленной походкой, поправляя галстук и лацканы пиджака. Темный костюм, как всегда, безупречно отглажен, в запонках сверкают драгоценные камни, а выбритое лицо обильно помазано лосьоном, отчего выглядит ухоженным и сияющим.
Горничные, разносившие посуду, останавливаются в панике, потупив взгляд в пол, складывают руки вдоль тела и замирают. Единожды прицыкнув, мужчина недовольно оглядывает ненавистных для него свидетелей, но тут же натыкается на меня. Мой тяжелый взгляд исподлобья сменяется детским натянутым восторгом, спасать, наверное, надо меня, а не персонал. С другой стороны, с меня уже нечего взять.
– Что у нас сегодня на обед? – традиционный вопрос, заданный в воздух, все в курсе, что он не ведет разговоры с челядью.
Из кухни выходит еще одна порция марионеток, с бесшумной походкой мгновенно завершающие сервировку, и как солдатики, выстроившись в шеренгу, они ожидают, когда повар донесет, что именно приготовил. Удивляюсь, как человеку удается держать лицо и ни разу не скривиться.
– Мистер Линдеман, трюфель с картофельным пюре для вас. – Он мешкает, прежде чем сообщить о том, что сегодня в моем меню. Мой опекун, довольно хмыкнув, втягивает в себя запах, похожий на раздевалку, наполненную голыми потными телами после отличной игры по выбиванию дерьма друг из друга, затем, наконец, сосредотачивается на металлической выпуклой крышке напротив меня. – А мисс Линдеман пожелала…
Возможно, мне было бы жаль этого человека – седина в волосах, бледное лицо, он слишком устал от своей работы, но категорически не хочет уступать место другим по одной простой причине – огромные деньги, которые ему платят за готовку. И, естественно, ощущать себя королем Вселенной, постоянно издеваясь над девчонками, бесконечно оттирающими срач, оставленный им. Подпираю подбородок ладонью и не без удовольствия ожидаю, когда же он расскажет, что я натворила сегодня, и его сморщенное лицо разгладится от морщин в лживой гримасе.
– Мне что, из вас клещами тащить слова? – резко рявкает Питер Линдеман. – Открой крышку, дорогая.
Дорогая… Теперь наступает мой черед заставить всех думать, что меня здесь нет. И это очень просто: достаточно произнести кодовое слово этим мерзким тоном. Дорогая… Лениво вытаскиваю изо рта жевательную резинку, предварительно растянув ее в длинную нить, накручиваю на палец и размазываю по салфетке. Мир блекнет, как и все находящиеся здесь, отвлекаясь от обыденности своих будней, все становится черно-белым. Ради сохранения хоть какой-то стабильности и отрешённости. Откусываю сэндвич под вопли моего опекуна, мычание повара и топот маленьких ножек горничных. Я люблю представлять в такие моменты мир в серых тонах, все покрыто клеткой, как в игре «Морской бой». Самостоятельно и неожиданно выставляю ладью и ожидаю, когда она подорвется, покалечив не только меня, но и его. Минное поле вокруг, всплески звуков и моя стойкость. Все остальное не имеет значения.
Куски застревают, когда я проталкиваю остатки хлеба, тут же вставшего комком в горле. Стучу себя между грудей, запивая при этом томатным соком. Ставлю пустой бокал на стол с громким стуком и вытираю губы салфеткой, скомкав ее в состояние горошины.
– Это такая подготовка к студенческому образу жизни? – Мужчина, сидящий передо мной, проглатывает вонючий гриб с особым наслаждением.
– Нищебродскому, имеешь в виду? – отвечаю ему мягко, не травмируя ранимую душу.
Аккуратно сминает салфетку, едва касается губ и отодвигает от себя тарелку с недоеденным деликатесом. Тысячи долларов ради одного укуса.
– Ведь так ты назвал мое желание жить в общежитии при университете? – По его улыбке могу сказать, что он проигнорирует мои слова.
– Я надеюсь, ты будешь скучать по дому… по отцу? И ты же знаешь, я бываю резок, но это не со зла. Я хочу знать, ты будешь скучать по мне? – Он не сводит с меня глаз, шарик салфетки, который я катала ладонью по скатерти, падает под стол, и я тут же использую эту возможность уйти от ответа. – Оставь его. – Повелительный знакомый тон возвращает меня в исходное положение. – Так сложно ответить на простой вопрос?
Облизываю пересохшие губы, выдохнув весь воздух из легких, приготовившись к очередному вранью, преследующему меня с того момента, как меня удочерили. Моя жизнь состоит из маленьких разбитых кусочков лжи, они сверкающие и яркие, похожие на крошечные бриллианты и самоцветы. Я калейдоскоп, подстраивающийся под мнение каждого, и только в спокойном состоянии могу быть собой. Обычным куском битого бутылочного стекла, валяющегося в каждой подворотне.
– Конечно, буду, – еле проговариваю я.
– Как же быстро взрослеют дети. Раньше ты с удовольствием сидела на моих коленях и говорила, как любишь. Время нас не щадит, – растроганно произносит он, поднимаясь. В ушах начинает звенеть от звука отодвигаемого стула по паркету, затем то, как туфли из кожи тюленя соприкасаются с дубом. Он подходит ко мне вплотную, прижимает голову к своему животу и мягко поглаживает по волосам. – Мне очень жаль, что мы поссорились в прошлый раз. Жаль, что ты не до конца прошла лечение и отказалась от услуг Ари. По поводу выбора университета я хотел донести, что ты можешь быть лучшей, достигать невиданные высоты, пользуясь положением в Лиге Плюща, а вот с образованием выбранного тобой университета придется брать взятки. Общежитие, на мой взгляд, – крысятник, каждый так и норовит влезть в твои дела.
– Все могло быть иначе, но ты продал наш дом.
– Ты и так сидела в нем безвылазно до нашего отъезда. Я не могу постоянно мотаться.
– Хорошо. Выбор сделан, ты всегда учил все взвешивать и не отступать, – откашливаюсь, уж слишком он сжимает мою шею. – Вступлю во взрослую жизнь самостоятельно. – Отодвигаюсь, встаю напротив него. Долгое созерцание друг друга, моя непоколебимость заставляет отступить мужчину.
– Скажи правду, тот паренек Портер стал причиной переезда? – Твердым захватом пальцев на моем подбородке он снова доказывает, что не потерпит конкуренции.
– Я ошиблась в своем выборе. – Холодные глаза скользят по моему лицу. – Больше не встречались. Выбор университета никак не влияет на географию расположения такового.
Он отпускает меня, сделав вид, что поверил, точно так же, как и я, надев маску и скрывая истинные мысли.
– Я знал, что он недостойный моей девочки, фальшивка. Ты забываешь о том, кто я и кем вырастил тебя. Это слишком далеко от дома, значит, будешь появляться нечасто. – Задвигая один стул за другим, вызывает у меня оскому.
Вот об этом как раз я никогда не забуду, особенно кем он является.
– Ты сам говорил, надо получить высшее образование, оправдать надежды. – Обхожу стол с другой стороны, пока он не ловит меня, заграждая дорогу к двери. – Мне надоело затворничество, я больше не нуждаюсь в домашнем обучении после травмы. Прости, пора собирать вещи.
– Твой дядя провел со мной несколько сеансов гипноза, успокоил меня, что с тобой будет все замечательно. Я поддержу во всем, главное, чтобы тебе было комфортно. – Его глаза начинают странно блестеть. – Если тебе хорошо, тогда и мне хорошо. Береги себя и свое здоровье.
Я опускаю голову, сдаваясь под его напором. Влажные губы касаются моего лба. Меня тошнит от чувств, которые он вызывает во мне. Быстрей бы исчезнуть из этого дома и запереться в своей темнушке.
– Ты покрылась гусиной кожей. – Мужчина сжимает мои плечи и притягивает к себе. – Я чего-то не знаю? Или снова нужен психиатр? Давай попрошу Ари приехать?