Дона Фирмина перебрала в памяти события вчерашнего вечера, стараясь вспомнить, не появлялся ли на балу какой-нибудь незнакомец, в которого Аурелия могла бы влюбиться с первого взгляда. Но подобный юноша ей не вспомнился, и она решила, что по необъяснимой причине сердце Аурелии покорилось одному из ее давних поклонников, над которым раньше она лишь насмехалась.
Будучи не в силах сдержать свое любопытство, вдова, рискуя рассердить девушку, обратилась к ней, чтобы начать разговор, а потом направить его в нужное русло и узнать то, что интересовало ее больше всего.
– Вы сегодня необыкновенно красивы и веселы, Аурелия! Не знаю, возможно ли это, но вы превосходите саму себя!
– Может быть, и так!
– Я говорю как есть. Послушайте, Аурелия, девушки прихорашиваются, когда готовятся к балу, на котором хотят встретить кого-то особенного. Вы же сегодня красивее, чем на любом балу. Прежде я никогда не видела вас столь прекрасной. В этом точно есть какая-то тайна…
– Хотите узнать ее? – спросила Аурелия, улыбаясь.
– Я не настолько любопытна, – сказала вдова, заметив ироничную улыбку Аурелии.
– Я решила уйти в монастырь.
– Воля ваша!
– Но моим монастырем будет не что иное, как свет, к которому мы с вами принадлежим, потому что ни в одном другом монастыре от меня не станут так строго требовать самоотречения и усмирения чувств.
Опровергнув серьезность своих слов звонким смехом, Аурелия покинула столовую, оставив одну дону Фирмину, пораженную тем, что столь богатую и красивую девушку, которая является предметом всеобщего обожания, посещают такие мысли и что она высказывает их, пусть даже в шутку.
Аурелия села за письменный стол из дерева арариба19, украшенный позолоченной бронзой, и написала письмо в несколько строк. Она сложила исписанный лист бумаги, поместила его в конверт, расплавила сургуч и запечатала письмо, намеренно делая все это очень аккуратно и сосредоточенно. Либо ее письмо предназначалось тому, кто был ей особенно дорог, либо, проявляя подобную старательность, она стремилась заглушить сомнения, охватившие ее, когда она выполняла свое намерение, в котором прежде была уверена. Написав адрес на конверте, девушка достала из потайного ящика стола сандаловую шкатулку, инкрустированную слоновой костью.
В ней среди писем и засушенных цветов Аурелия нашла визитную карточку, пожелтевшую от времени. Девушка достала ее и убрала в бархатный бумажник, который положила в карман платья.
Она зазвонила в колокольчик, и тотчас в комнату вошел слуга. Аурелия с непринужденным видом передала ему письмо, сказав коротко и резко, словно боясь отступить от принятого решения в последний момент:
– К сеньору Лемосу! Срочно!
Отдав это распоряжение, Аурелия почувствовала такое спокойствие, которое наступает в душе, когда в ней унимаются бури. Наконец она решила вопрос, от которого зависела ее жизнь; не полагаясь на волю случая и не позволяя водовороту светской суеты увлечь себя, она нашла в себе душевные силы, чтобы взять происходящие события под свой контроль и распорядиться собственным будущим так, как она считала нужным.
Именно поэтому Аурелия обрела спокойствие, вновь придавшее ее красоте нежное выражение смиренной печали.
Дона Фирмина, как это обыкновенно бывало, ждала решения Аурелии относительно того, как они проведут утро. В обязанности доны Фирмины не входило ничего, кроме как угождать девушке, составлять ей компанию и выполнять любые ее пожелания и капризы. За это компаньонка, помимо уважительного к ней отношения, ежемесячно получала неплохое жалование, которое откладывала на тот случай, если для нее снова наступят трудные времена, подобные тем, что ей пришлось пережить после смерти мужа.
– Аурелия, сегодня вы предпочитаете остаться дома?
– Может быть. Но, если у вас другие планы, я не желаю, чтобы вы отказывались от них из-за меня.
– Вы хотите побыть одна?
– Мне есть чем занять время. У меня появилось одно серьезное дело! – ответила девушка с улыбкой.
– Вы уже решили исполнить какой-нибудь обет?
– Нет. Скорее это мой постриг.
Аурелия засмеялась, и как раз в тот момент слуга объявил о приезде сеньора Лемоса, которого он тотчас пригласил в комнату.
– Ваше послание застало меня в пути – я ехал в Ботафого20; Жозе остановил меня, когда я был на проспекте Машадо. И вот я к вашим услугам, Аурелия.
Сеньор Лемос, невысокий старик, чрезмерной тучностью не отличался, но был круглобоким, словно китайская ваза. Несмотря на полноту, ему были свойственны живость, резвость и подвижность, которые подчеркивали неутомимый задор, читавшийся в его маленьких блестящих глазках. В нем сразу можно было узнать одного из тех весельчаков, которые никогда не прочь от души посмеяться.
После того как Лемос, приходившийся Аурелии дядей, получил в суде официальное право опеки над ней, произошел один примечательный случай, который определил, какими будут отношения между опекуном и подопечной. Старик хотел, чтобы девушка жила вместе с его семьей. Однако Аурелия не согласилась и заявила, что будет жить в собственном доме с компаньонкой доной Фирминой Маскареньяс.
– Учтите, дорогая, что вы еще не достигли совершеннолетия.
– Мне восемнадцать лет.
– Только по достижении двадцати одного года вы получите право самостоятельно принимать решения и распоряжаться своим будущим.
– Вы так считаете? Что ж, тогда я обращусь в суд, и мне назначат другого опекуна, который будет более сговорчив.
– Как вы намереваетесь этого добиться?
– Я найду аргументы, которые заставят судью прислушаться ко мне.
Принимая во внимание решительность, с которой девушка произнесла эти слова, Лемос подумал, что с его стороны будет благоразумнее не идти против ее воли. Мысль о том, что Аурелия обратится в суд с просьбой о назначении ей другого опекуна, Лемосу нисколько не нравилась. Он понимал, что у богатых и красивых девушек быстро появляются влиятельные покровители.
Поприветствовав Лемоса, дона Фирмина сразу ушла, оставляя Аурелию наедине с ее опекуном. Как бы ни хотелось компаньонке присутствовать на встречах, во время которых Лемос отчитывался перед Аурелией об управлении ее имуществом, это было невозможно, потому что, проявляя крайнюю осмотрительность, девушка никого не посвящала в то, что она называла «своими делами».
– Прошу вас, дядюшка! – сказала Аурелия, открывая створку двери, ведущей в элегантно обставленный кабинет. В центре него располагался овальный стол из клена, покрытый синей тканью с алой бахромой. На столе стоял серебряный поднос, на котором находились чернильница и прочие письменные принадлежности.
Когда Аурелия вслед за дядей хотела зайти в кабинет, у входа в столовую появилась Бернардина, старушка, которую девушка поддерживала деньгами. Бернардина скромно стояла в дверях и ждала, пока Аурелия позволит ей войти.
Заметив ее, Аурелия с вопросительным взглядом приблизилась к ней.
– Я хотела заглянуть вчера, – шепнула старушка. – Но меня разобрал ревматизм… Мне нужно сказать вам, что приехал тот, кого вы ждали.
– Я уже знаю!
– Ах! Кто же вам рассказал? Он вернулся вчера около полудня.
– Проходите! – Аурелия оборвала разговор, указывая старушке на коридор, ведущий во внутренние залы. Сама же она вошла в кабинет и изнутри закрыла за собой дверь. Лемос заметил это и, судя по серьезному виду Аурелии, понял, что их встреча имеет особое значение.
«Что же она задумала на этот раз?» – подумал Лемос.
Аурелия села за стол и предложила дяде расположиться в кресле напротив.
IV
Любой, кто посмотрел бы на Аурелию в тот момент, заметил бы, что ее прекрасное лицо приобрело новое выражение и что весь ее облик изменился.
Это выражение, ледяное, невозмутимое и непоколебимое, придавало ее красоте холодность мраморной статуи. Однако взгляд ее больших карих глаз отражал сияние ума. В ней происходила разительная перемена: переставая прислушиваться к сердцу, в котором сосредоточена вся сущность женщины, она отдавала предпочтение разуму, доводами которого обычно руководствуются мужчины. В подобные моменты ее ум приобретал необыкновенную остроту, что поражало Лемоса до мозга костей, добраться до которого было непросто в силу природной тучности старика.
Если говорить серьезно, всех, кто мало знал Аурелию, удивляли, а ее опекуна – пугали проницательность, с которой юная девушка решала самые непростые вопросы, обширность ее познаний в финансовой науке и способность производить сложнейшие математические расчеты, нередко делая вычисления в уме.
Однако в Аурелии не было и тени нелепого дилетантизма, присущего девушкам, которые, пролистав несколько серьезных книг и получив поверхностное представление о том, что в них изложено, принимаются рассуждать обо всем на свете.
Она не выставляла своих знаний напоказ, применяя их, только когда это действительно требовалось для достижения ее целей. В противном случае никто не слышал, чтобы она обсуждала финансовые сделки или высказывала свое мнение о чем-либо, что обычно не входит в круг интересов молодой незамужней девушки.
Лемос чувствовал себя не в своей тарелке, он утратил свой безудержный задор, придававший ему вид легкомысленного весельчака. По тому, насколько серьезным был тон начинавшейся встречи, Лемос, как человек, умудренный опытом, догадался, что ее последствия могут быть очень значительны.
Он весь обратился в слух, не упуская ни единого слова Аурелии.
– Простите, что я потревожила вас, дядюшка, но мне необходимо обсудить с вами один вопрос, для меня очень важный.
– Очень важный? – повторил Лемос, качая головой.
– Да. Вопрос о моем замужестве! – ответила Аурелия, приняв наиболее холодный и равнодушный вид.
Старик подскочил в кресле, точно резиновый мяч. Желая скрыть свое смятение, он быстро потер одну руку о другую; такой жест он делал всегда, когда был крайне взволнован.
– Вы считаете, что мне еще рано задумываться об этом? – спросила девушка.
– Отнюдь. Вам уже восемнадцать лет…
– Девятнадцать.
– Как? Девятнадцать? Разве вам уже исполнилось девятнадцать?.. Многие выходят замуж в этом возрасте, а некоторые и раньше. Но это когда матушка или батюшка подбирают им хорошего жениха и отваживают от них всяких проходимцев. Девушке, не имеющей жизненного опыта, сироте, я не советовал бы выходить замуж прежде, чем она достигнет совершеннолетия и лучше узнает мир…
– Я уже слишком хорошо его знаю, – ответила девушка все тем же серьезным тоном.
– Так, значит, вы уверены в своем решении?
– Настолько уверена, что сегодня пригласила вас на эту встречу.
– Понимаю! Вы хотите, чтобы я подобрал вам подходящего жениха… Хм… Непросто найти молодого человека, который будет под стать такой девушке, как вы, Аурелия. Что ж, придется мне постараться!
– В этом у вас нет необходимости. Я уже сделала свой выбор!
Для Лемоса это стало еще одним ударом, от которого он вновь подскочил в кресле.
– Как же так? У вас есть кто-то на примете?
– Простите, дядюшка, я не понимаю вашей фигуры речи. Я хотела сказать, что выбрала мужчину, за которого должна выйти замуж.
– Ясно. Но не забывайте, что я ваш опекун и что вам необходимо мое согласие.
– Конечно, я это знаю; но ведь вы не будете ко мне жестоки и не откажете мне в нем? Иначе я буду вынуждена обратиться в суд, и вас лишат права опеки надо мной.
– В суд? И как такие мысли приходят к вам в голову?
– Сеньор Лемос, – сказала девушка с расстановкой, бросая ледяной взгляд на удивленное лицо старика. – Мне исполнилось девятнадцать лет. Я могу обратиться в суд с просьбой о досрочном признании моей дееспособности, доказав которую я, несмотря на ваше несогласие, получу разрешение выйти замуж за того, за кого сочту нужным. Если этих юридических аргументов вам недостаточно, я приведу еще один, личного характера.
– В чем же он заключается? – спросил старик, чтобы нарушить гнетущую тишину.
– Такова моя воля. Вы не знаете, чего мне стоит это решение, но клянусь вам, чтобы осуществить его, я могла бы пожертвовать всем наследством, доставшимся мне от деда.
– Подобные мысли свойственны людям вашего возраста! Так рассуждают разве что в девятнадцать лет, и то в наше время далеко не все.
– Вы забываете, что из этих девятнадцати лет восемнадцать я прожила в крайней бедности, а один в роскоши, в которую окунулась так внезапно. Мир преподал мне два больших урока: урок нищеты и урок богатства. Когда-то деньги представлялись мне властелином, теперь они – мой послушный раб. В этом смысле я старше вас, потому что вы никогда не знали ни такой бедности, в которой я жила, ни такого богатства, которое принадлежит мне теперь.
Лемос удивленно смотрел на девушку, когда та говорила ему об уроках этого мира, исполненных неизвестной ему философии.
– Мое богатство было бы бесполезным, – продолжила Аурелия, если бы оно не давало мне возможности выйти замуж за своего избранника, тем более если для этого надо всего-навсего расстаться с несколькими ничтожными конто.
– В этом и кроется вся сложность, – сказал Лемос, который давно уже обдумывал возможные возражения. – Конечно же, вам хорошо известно, что как ваш опекун я не могу потратить ни одного винтена21 без согласия суда.
– Кажется, вы не хотите меня понять, дорогой опекун, – ответила девушка, и в ее голосе зазвучали нотки раздражения. – Помимо того, о чем вы говорите, мне известно и многое другое, хотя об этом мало кто догадывается. Например, я знаю, какие дивиденды приносят акции, каковы ныне банковские ставки и биржевые котировки, а еще я могу вычислить сложный процент с безошибочной точностью.
У Лемоса голова пошла кругом.
– И наконец, мне известно, что все, чем владел мой дед, теперь принадлежит мне, как указано в его завещании, которое он передал мне собственноручно.
Теперь лицо старика Лемоса из багрового сделалось белым, что было пугающим признаком, учитывая его толстокожесть и тучность, от которой на нем едва сходился его черный фрак.
– А это означает, что если мой опекун будет чинить мне препятствия и вызывать мое неудовольствие, то по достижении совершеннолетия я не выдам ему чек на получение положенной ему суммы, пока не сделаю проверки счетов, которыми он распоряжался от моего имени. Поверьте, для этого у меня найдется и адвокат, и бухгалтер.
– Да, сеньора. Вы имеете на это полное право, – ответил сокрушенный Лемос.
– Что же, значит, мне повезло, что у меня такой замечательный опекун, который всегда готов пойти мне навстречу. Не так ли, дядюшка?
– Именно так! Совершенно верно!
– В таком случае, чтобы не тратить даром времени и не докучать вам юридическими и финансовыми вопросами, предлагаю считать, что мы друг друга поняли. Кроме того, вы ничего не получаете за опеку надо мной. Это неправильно, если у подопечной более чем достаточно средств, чтобы вознаградить труд опекуна.
– Нет-нет, Аурелия. В этом я с вами не соглашусь. Опека над вами – мой священный долг, который я исполняю в память о моей незабвенной сестре!
Лемос смахнул слезинку, которую ему удалось из себя выдавить, хотя казалось, будто он плакал искренне. При упоминании о матери Аурелия резко встала и подошла к окну, словно желая посмотреть, что за ним происходит.
Когда она вернулась на свое место, Лемос уже успел оправиться от пережитых потрясений: он вновь выглядел непринужденно, свежо, бодро и весело.
– Так, значит, мы договорились? – спросила девушка с неизменной серьезностью, с которой вела весь этот диалог.