– О, – удивляется папа. – Хочешь добавить: вернуть монархию?
Ава пожимает плечами.
– Это меня не слишком волнует.
– А что до остального… Если следила за выборами, то знаешь, что моя партия придерживается той же позиции.
Я почувствовала себя зрителем теннисного матча – подать, отбить, снова подать.
– Значит, вы тоже миритесь с тем, что хотели бы изменить.
Папа искренне рассмеялся, и я поняла, что он от души наслаждается спором с Авой, и внутри шевельнулось чувство, похожее на зависть: он никогда не спрашивал моего мнения по этим вопросам.
Да и зачем? Я всегда на его стороне.
– Вы бы изменили ситуацию, если бы могли? – спрашивает Ава.
– Возможно. Но приходится разбираться с тем, что есть, а не фантазировать о том, что могло быть. В этом и разница между подростком в шестнадцать…
– Семнадцать.
– Пусть в семнадцать – и человеком, которого положение вынуждает принимать жизненно важные решения, а повлиять на ситуацию, которая привела к необходимости решений, он не может. Приходится пользоваться тем, что имеется.
– Например, формировать коалиционное правительство с реформаторами, несмотря на политические разногласия?
– Точно.
– А что вы думаете о нашем премьер-министре?
– А это я оставлю при себе.
И этим все сказано.
– А вы не думали, как могли бы сложиться события, если бы вы выбрали Партию закона и порядка Армстронга?
Папа удивленно усмехнулся. И до меня вдруг дошло: не затем ли приходила Астрид? Не об этом ли они говорили?
– Для человека свойственно сомневаться в своих решения, – наконец ответил папа. – И прежде всего я не политик, а человек.
Я нечаянно звякнула вилкой о тарелку, и папа обернулся, будто только вспомнил о моем существовании.
– И что же вы двое планируете на сегодня? Уроки?
– Пап! Я уже сделала английский, математику и естествознание на эту неделю. Школа точно завтра закрыта?
– Полагаю, что так.
– Значит, сегодня мы можем отдохнуть, – решила я. Шарлиз звала меня к себе, но я сомневалась. А тут вдруг резко решилась. – Мы идем к Шарлиз.
– Не думаю, что на улице безопасно.
– Это вопрос жизни и смерти!
– Что ж. В таком случае…
– Она живет всего лишь за углом. Мы можем поехать, если хочешь.
– Так будет лучше. Я договорюсь. На восемь?
– Да, хорошо.
18. Ава
Папа Сэм, сославшись на работу, не стал дожидаться пудинга. Глядя, как он идет к дверям, я вдруг подумала, что в личном общении он по-настоящему приятный человек. По телевизору об этом ни за что не догадаешься.
– У тебя классный папа, – замечаю я.
– Случается.
– Кажется, он не возражал, что я задаю так много вопросов – надеюсь, я не перегнула палку, – я внезапно забеспокоилась. – Но когда он заговорил о молодежи, я не смогла удержаться. Это не страшно?
– Поверь, Ава, он любит хороший спор – иначе зачем бы ушел в политику?
В словах угадывается раздражение, и я вдруг понимаю, что Сэм не принимала участия в разговоре. Наверное, почувствовала себя лишней.
– Тебе тоже стоило высказаться. При мне ты не стеснялась, почему сейчас промолчала?
– Он бы это оценил, пожалуй. Все в порядке, Ава. Ему не достался такой умный ребенок, как ты.
– Сэм! Перестань…
Дверь открылась, и я покачала головой, оборвав себя на полуслове. Внесли поднос со сладостями. Огромными кусками шоколадного торта.
– Мой любимый! Спасибо, – поблагодарила Сэм. – Можете отнести папе наверх вместе с чаем? И проверьте, заказал ли он машину для нас на восемь.
– Конечно, мисс.
Дверь закрылась, и Сэм откусила кусочек торта.
– Вкуснятина!
– Мы правда пойдем к Шарлиз?
– Ага.
– В смысле, к Шарлиз Лейтон?
К той самой, которая по популярности уступает разве что Сэм. Но Сэм куда приятнее Шарлиз. Такое слово к той вообще не применимо.
– Именно к ней.
– Слушай, она же твоя подруга, иди без меня. Я прекрасно проведу время за книгой. Необязательно брать меня с собой.
– Нет, обязательно. Я сделала естествознание, а мы договорились, что после я выберу нам занятие.
– Она знает, что я приду?
– Да, я предупредила.
– Она не возражает?
– Конечно же, нет.
– А что там за вопрос жизни и смерти?
– Никогда не угадаешь с Шарлиз. Будет жаловаться или на парней, или на сложности с выбором наряда. Можешь поучаствовать. – Она подмигнула, а я подумала, что она, наверное, не догадывается, как мало меня интересует то и другое.
Нам сообщили, что машина уже ждет.
Мы забрались в салон, проехали одни ворота, затем другие и выехали на дорогу. Водитель скоро повернул налево и миновал пару особняков – получилось не совсем «за углом», учитывая размер домов, но все же минутах в пяти ходьбы.
На въезде – камера. Ворота открываются, за ними – еще одни, и мы въезжаем во двор.
Дом Сэм даже меньше этого. Этот большой и более новый, современный. Водитель помогает нам выбраться.
– Когда возвращаетесь, мисс? – спрашивает он.
– Мы позвоним, – отвечает Сэм.
Главная дверь открывается.
– Сэм! – это Шарлиз, она обнимает Сэм. – А это Ава?
– Да. Привет.
– Входите. – Она буквально подпрыгивает от нетерпения, восторга и еще чего-то. Лицо Сэм принимает озадаченное выражение.
– Так в чем дело? – спрашивает Сэм.
– Ничего такого, правда. Просто хотела убедиться, что ты приедешь.
– Зачем?
– Идем же. – Шарлиз берет Сэм под руку и тянет по длинному коридору к двери. Оттуда доносятся смех и голоса – не мы одни прорвались за оцепление, или же все ее друзья попросту живут рядом.
За дверью оказалась огромная комната. Здесь повсюду были диваны, укромные уголки, столы со стульями, а в дальнем конце за барной стойкой стоял бармен. Собралось много народу, парней и девушек, некоторых я даже видела в школе. Но Сэм сразу выделяет взглядом одного парня: он развалился на диване в компании девочек, которые смотрят на него с жадным вниманием.
– Здесь Лукас? – удивляется она и, взглянув на Шарлиз, качает головой. – Что ты наделала?
Шарлиз смеется.
– В смысле «Ромео»? Просто скажи «спасибо».
– Шарлиз!
Лукас (видимо, это он) поднимается и подходит к нам. Высокий кудрявый парень, и мне кажется, будто я его где-то видела, хотя мы точно не встречались. «Ромео», сказала Шарлиз. Ах да. Вот почему он показался знакомым. Это его Сэм рисовала. Но то была намеренная карикатура, а живой Лукас воплощал почти идеального Ромео. Шарлиз наверняка видела рисунок Сэм и провела параллели.
Лукас улыбается одной Сэм, а она краснеет и стесняется. Он подходит вплотную, и она смотрит ему в глаза.
Ага, понятно. Значит, вот в чем дело.
Они хорошо смотрятся вместе: оба привлекательные, брюнет и блондинка.
Шарлиз берет меня под руку и, сказав, что просто обязана представить всем, уводит прочь, оставляя Лукаса и Сэм наедине.
Я послушно следую за ней, отвечаю, когда ко мне обращаются, стараюсь влиться в общение, но осознаю, что это место и эти люди мне чужие.
Хотя нет, все наоборот, верно? Это я чужая для них. Странная. И теперь, среди толпы, я чувствую себя еще более одинокой.
19. Сэм
– Я рад, что ты пришла, – говорит Лукас. – Надеялся вновь увидеться.
Я вижу, как уходят Шарлиз с Авой, и не могу подобрать слов.
– Это и есть твой репетитор? Та девушка, с которой ты пришла.
– Ава? Да, она помогает мне. Я отстаю по всем предметам, кроме рисования. Но Ава – друг, – говорю я и понимаю, что это правда. Не стоило ее заставлять приходить сюда сегодня: ей здесь будет не по душе. Да и мне тоже.
– Шарлиз показала мне твои рисунки. У тебя и правда талант.
Я напрягаю память. О каких рисунках идет речь? И внутри все сжимается. Платья. Она описывала, а я рисовала для портнихи.
Качаю головой.
– Это правда. Тебе не удалось переговорить с моим дядей на благотворительном ужине? Хочешь с ним встретиться? Посмотришь мастерскую, увидишь, что он сейчас вытворяет с краской.
Сначала я прихожу в восторг: «Ого! Попасть в мастерскую настоящего художника!» Но потом тяжело вздыхаю.
– Мне нелегко куда-то выбраться: вся эта суета с охраной и прочим. Ему вряд ли понравится.
– Хочешь выпить?
– Нет, больше никакого шампанского.
Хотя оно могло бы помочь не чувствовать себя социально не приспособленным существом.
Лукас ухмыльнулся.
– Понял. Что-нибудь безалкогольное?
– Давай. Имбирный эль.
Он отходит к бару, а я оглядываюсь в поисках Авы и нахожу ее на диване возле Энджи. Неплохой выбор – Энджи более дружелюбна к чужакам, чем остальные. Я направляюсь к ним.
– Потрясающий, – вздыхает Энджи.
Мне становится неловко.
– Нормальный. Не совсем в моем вкусе, так что можешь забирать, если хочешь.
– Шарлиз оторвет мне голову: ей столько пришлось сделать, чтобы вас свести.
– Кто он? – спрашивает Ава, но ответить я не успеваю – подходит Лукас с бокалом. Но тут же уходит, чтобы принести выпить девочкам.
– Почему Шарлиз пытается меня с кем-то свести? – спрашиваю я у Энджи.
– Она считает, что, как подруга, обязана найти тебе принца и наконец растопить сердце Снежной королевы.
– Ха, – кисло выдавила я и вновь почувствовала себя не в своей тарелке, что бывало всякий раз, когда поднимали такую тему. Мне еще просто не встретился парень, который вызвал бы подобные чувства. Да и вряд ли встретится. Но признаться в этом – все равно что бросить подругам вызов.
Энджи кинула взгляд в сторону двери.
– А вот и Рут, наконец-то, – произнесла она и исчезла, оставив нас с Авой, но сказать я ничего не успела – вернулся Лукас с минеральной водой.
Мы чокнулись с Авой бокалами, и я, обернувшись к Лукасу, сказала:
– Прости, тусовщицы из нас не очень. Поищи компанию поинтереснее.
– Ни за что. – Лукас сел на диван.
– Ава как раз спрашивала, кто ты такой. Я мало что знаю, может, сам расскажешь?
– Кто я? Ох. В отвлеченном или приземленном смысле? Я – Лукас-как-его-там.
Он усмехается.
– Ха!
– Я познакомился с Сэм на благотворительном вечере и напоил ее шампанским.
– Вот почему у тебя тогда болела голова, – догадалась Ава.
– Именно, – киваю я.
– Больше нечего рассказывать, – признается Лукас. – Перешел в шестой класс «Ист Лондон Колледж».
– Далековато отсюда, – заметила Ава. – Ты живешь в том районе?
– Да.
– Как же ты сюда попал? Ведь большинство дорог перекрыто, – удивляюсь я.
– Сначала ехал на автобусе докуда смог, а потом шел пешком.
– Долго же пришлось идти, учитывая, сколько дорог перекрыто.
– Шарлиз сказала, что вопрос жизни и смерти и я обязан прийти. – Лукас ухмыльнулся. – Я знаю, Сэм, что тебе не по душе сводничество. Мне тоже. Давай просто дружить, пусть позлится.
Я с облегчением улыбнулась.
– Думаю, с этим я справлюсь. Скажи, ты ведь был на улице, как там обстановка?
– Моросит. Молодая луна. Недовольство нарастает. Полиция ворвалась не в тот дом: мальчик побежал, и ему выстрелили в спину. Сейчас он в больнице.
– Что? – холодею от ужаса. – Хочешь сказать, они ошиблись? Выбрали не тот дом?
– Именно. Промахнулись на один.
– Но почему тогда этого не показали по новостям? – спрашивает Ава.
– А ты как думаешь? Власти все отрицают – утверждают, что семья, проживающая в этом доме, связана с А2. Чушь собачья.
– Откуда тебе все это известно?
Он вдруг стал страшно серьезным.
– Потому что я знаком с ним. С этим парнем. Мы друзья.
20. Ава
Мы вернулись к Сэм чуть за полночь.
Прошли парадным входом и стали подниматься по лестнице, но тут позади в окнах блеснул свет фар.
Сэм замерла и обернулась.
– Интересно, кто из родителей сегодня допоздна задержался?
Мы спустились в холл как раз вовремя – дверь открылась, и вошла мама Сэм.
Любопытно было увидеть ее вживую. Она часто по той или иной причине мелькает в прессе – прическа, платье, посещение мероприятия, – и вживую она выглядит еще красивее. Даже обворожительно в длинном платье и с гладко зачесанными наверх волосами. На шее, в ушах и волосах поблескивают бриллианты, по всей видимости настоящие. Сэм очень похожа на маму, только пониже ростом. И выглядят они почти ровесницами. Как будто сестры.
– Саманта, дорогая. – Миссис Грегори берет дочь за руки и целует, не касаясь щеки. – Представь мне свою подругу.
– Это Ава. Помнишь, я писала, что она поживет у нас? Она мой репетитор. Ей пришлось остаться, потому что все дороги перекрыты.
– Разумеется. Рада знакомству, Ава, – говорит миссис Грегори с улыбкой. И тоже целует меня, овевая ароматом духов. – Чем вы сегодня занимались, девочки? Почему еще не спите?
– Ждали тебя, разумеется, – отвечает Сэм и напускает на себя шутливо-строгий вид. – Который, по-твоему, час?
Зазвенел смех.
– Нас не выпускали из Альберт-холла. Не разрешали покинуть зал, пока не очистили дороги – какая суета. Ступай в кровать, детка. – Она гладит Сэм по щеке, и на меня наваливается тоска по материнской ласке.
Мы вместе поднимается по лестнице, но на нижней площадке, пожелав спокойной ночи, расходимся с миссис Грегори.
– Пенни сказала, что постелила тебе в гостевой комнате напротив моей, – сказала Сэм. – Там уже есть одежда, полотенца и прочее. Комната с ванной. – Мы прошли по коридору. – Вот, – дверь открылась, и щелкнул выключатель.
Комната не уступает по размерам спальне Сэм, только выглядит не такой обжитой – грандиозные апартаменты, которые скорее напоминают отель и могут, вероятно, вместить всю нашу двухкомнатную квартиру, да еще и место останется.
– Нравится? – спрашивает Сэм.
– Более чем. Спасибо.
Сэм замешкалась в дверях.
– Ты устала?
Я пожимаю плечами.
– Наверное, но не уверена, что сразу усну.
– И я. Давай поговорим?
Она приглашает меня в свою спальню. На столике у дивана ждет поднос с попкорном, чипсами и газировкой. И шоколадным тортом.
– М-м-м, полуночный пир! – радуется Сэм. – Повар наверняка умеет читать мысли.
Она насыпала попкорн в миску и жестом позвала меня сесть рядом.
– Ну и денек.
– Точно.
– Думаешь, Лукас сказал правду про своего друга?
– Не удивлюсь. Ошибки случаются, но такие ошибки… – Я передернула плечами. – Ответственные должны понести справедливое наказание, а не прикрываться ложью. – Я нахмурилась. – Но все же это странно.
– Что?
– Если друг Лукаса в больнице, то что он сам делал на вечеринке?
Сэм задумчиво склонила голову.
– Не знаю, – наконец сказала она. – Он не выглядел расстроенным, хотя, может, просто старается не думать об этом.
– Возможно, – это я способна понять. Самые тяжелые мысли я запираю внутри, не выпускаю. Но если так, зачем вообще об этом упоминать? Странно все это.
Некоторое время мы молча жуем, и, несмотря на темы, которые мы обсуждаем, я чувствую себя уютно и тепло рядом с Сэм в одежде ее мамы.
– У тебя очень красивая мама, – заметила я.
– Ха! Ну еще бы. Хорошо выглядеть – ее работа.
– Сэм!
– Правда. Больше ее ничего не интересует.
– Ты не должна так говорить о своей маме.
– Я ее, в отличие от тебя, хорошо знаю.
– Ты права. Но уверена, что она о тебе заботится. И у тебя хотя бы есть мама.
В резко наступившей тишине медленно оседало осознание сказанного.
– Прости, – пробормотала Сэм. – Я не знала. Что с ней случилось?
– Она ушла. Шесть лет назад, когда границы закрыли. Она из Швеции, решила вернуться назад, а не оказаться здесь взаперти. Решила оставить нас.
– Ужасно. Прости. От нее ничего не слышно с тех пор?
– Ничего. Ни одного электронного письма.
– Ох, Ава, – в глазах Сэм светится сочувствие, она тянется ко мне, и мы сплетаем пальцы.
– Хуже всего неизвестность. Все ли с ней в порядке? Может, что-то случилось и потому она не пишет? Как-то так. – Она пожала плечами. – Иногда я даже желаю, чтобы с ней что-то случилось. По крайней мере, это объясняет ее молчание. Но за такие мысли я себя ненавижу.
– Этот день назвали Днем расставаний: уехать или остаться – решай сейчас. Много людей пострадало.
– Сколько семей вроде моей раскололось. Но ей незачем было уходить. Ее не вынуждало незнание языка – она прекрасно говорила по-английски. Просто решила оставить нас с отцом.
– Какой она была?
– Милой. В голове не укладывается. В моих воспоминаниях живет теплая, удивительная женщина, которая заботится обо мне, поет песни и любит – такой и должна быть мать. И поэтому я не понимаю. И никогда не пойму. – Я склоняю голову к плечу и, глядя на Сэм, признаюсь: – Я редко рассказываю о маме.
И это правда. Почему же открылась Сэм?
Сэм во многом разрушила мои ожидания. Сначала я стеснялась в ее обществе, но потом разглядела за внешностью настоящую Сэм. На самом деле она забавная, талантливая и добрая.