Она выпустила мою руку и потянулась за куском шоколадного торта. Мы отдалились всего лишь на какие-нибудь пару дюймов, но преодолеть это расстояние невозможно.
Остается надеяться, что она не разглядела, как я тянулась к ней и в то же время жаждала оказаться подальше, как хотела ее презирать. Не вышло, и все еще больше запуталось.
Она заговорила о Лукасе и призналась, что рисовала Ромео с него.
– Это твой настоящий Ромео? – Я подтруниваю над ней, но в то же время хочу услышать ответ.
Она качает головой, но я понимаю, что он занимает ее мысли.
Я улыбаюсь. Мне радостно и вместе с тем грустно. Я рада, что она доверяет мне и дружит со мной, – рядом с ней я не чувствую себя одинокой. Но в то же время мне грустно.
21. Сэм
На следующий день я смотрю, как исчезает за воротами такси Авы. Полиция уладила ситуацию на дорогах, и она вернулась домой.
Почти всю ночь, много часов подряд, мы проболтали. И с трудом встали к ланчу.
Хоть мы и знакомы недавно, я отчего-то ей доверяю. И я была собой: говорила что думаю, не скрывала чувств и не взвешивала каждое слово. Я ощущала себя освобожденной… если можно так сказать. И я уже ждала новой встречи.
Грустно было узнать о ее маме, поэтому я решила помочь.
Вечером, я постучала к папе в кабинет.
– Входите.
Я приоткрыла дверь и заглянула в комнату.
– Здравствуй, Саманта. – Он сгорбился за столом, хмуро сдвинув брови – явно устал и напряжен. Не лучшее время для просьбы, и я неуверенно отступила.
– Все хорошо, входи, – подбодрил папа. – Мне не помешает перерыв.
– Как скажешь. Хочешь чаю?
– Неплохая мысль.
– Закажем или сделаем?
– Сами справимся. – Он встает, и мы идем в маленькую кухню. Я ставлю чайник.
– Что-то случилось?
– Как обычно. Не волнуйся.
– Ты всегда так говоришь.
– А ты всегда много волнуешься.
– Ха. – Я разлила чай по кружкам и вспомнила, о чем еще хотела спросить. – Это как-то связано со вчерашним визитом Астрид Коннор?
Он помедлил с ответом, помешивая молоко.
– Без комментариев.
Я закатила глаза. Обычно я отступала, но не в этот раз – любопытство победило.
– Не каждый день заместитель премьер-министра встречается с известным представителем оппозиции. Решила на ходу переобуться?
– Без комментариев.
Я внимательно его разглядываю.
– Нет, дело точно не в этом. Хм.
– Будто на «Время вопросов» попал. Дурное влияние Авы? Откуда такой внезапный интерес к политике?
Меня задели такие слова.
– Ничего внезапного – наследственная тяга.
– Не лезь в это, Сэм. Политика – это грязь.
– Значит, ты думаешь, мне это не по зубам?
– Просто пытаюсь тебя защитить. Мне нужно работать. Ты что-то хотела?
– Вообще-то хотела просить об одолжении для Авы.
– Каком?
– Ее мама уехала в Швецию в День расставаний, и с тех пор о ней ничего не слышно.
Папа покачал головой.
– Бедная девочка.
– Ава считает, что в отъезде не было смысла. Будто за этим что-то кроется. И дело тут не в законе против всего неанглийского. Ава говорит, ее мама хорошо владела английским.
– И ты просишь меня узнать что-нибудь?
– Да. Поможешь?
Он поколебался, затем достал телефон из кармана.
– Напомни мне полное имя Авы.
– Ава Николлс. – Папа сделал заметку в блокноте. – Спасибо, пап.
– Ничего не обещаю, может, и выяснять нечего. А теперь иди спать. Завтра в школу.
Я улеглась в кровать и стала таращиться в потолок в ожидании сна. Вчера засиделась допоздна, сегодня проспала полдня – кажется, мои биологические часы сбились.
А еще меня кое-что беспокоило. Почему меня так разозлил разговор об Астрид?
Папа не слушает – вот почему. Не понимает, что я чем-то интересуюсь и имею свое мнение. Вчера за ужином он совсем не так вел себя с Авой. Может быть, это просто дань вежливости и желание заполучить будущего избирателя, но дело вряд ли только в этом. У него сложился идеальный образ дочери, которому я должна соответствовать и от которого не смею отступать – отвратительно. Я никогда не выходила за рамки и делала, что велят. Неужели он уже не примет другую дочь?
Наконец я задремала. В голове мелькали обрывки прошедшего дня – Ава, Лукас, – но тут на столе завибрировал телефон. Кто-то звонит?
Я велела себе не обращать внимания, но, увы, сон уже ускользнул. Придется ответить. Я нашарила телефон, полагая, что звонок уже перешел в голосовую почту, нажала «Ответить» и только после поняла, что номер незнакомый. В полночь?
– Да?
– Сэм? Это Лукас.
– А, привет.
– Шарлиз дала твой номер. Прости, что так поздно.
Голос звучит странно, непривычно… прерывается от волнения.
– Что-то случилось?
– Да. Наверное, не стоило звонить. Не знаю, зачем я это сделал. Ты спрашивала о том, что вчера случилось… и…
– Просто скажи. В чем дело?
– Мой друг, о котором я тебе говорил.
– Которому выстрелили в спину?
– Да. Его зовут… звали… Кензи. Он умер в больнице.
22. Ава
По дороге я вновь читаю сообщение Сэм.
Надо поговорить. В библиотеке, в обед. Ты умеешь хранить секреты?
Когда я пришла, она сидела на стуле и притворялась, что читает. Держа книгу вверх тормашками.
– Что случилось? – спрашиваю я.
Она утягивает меня в дальний угол библиотеки и проверяет проходы между книжными полками – никого.
– Помнишь друга Лукаса, которого застрелили? Умер вчера.
Я смотрю на нее сперва с изумлением, а потом с подозрением. К чему все это?
– Друзья и семья сегодня собираются устроить протест – скорее даже пикет. Лукас участвует. Просит меня тоже пойти.
– И что ты думаешь?
– Не знаю.
– В чем суть?
– Возьмутся за руки и растянутся на милю в районе Боу, неподалеку от дома Кензи. Участвуют разные группы – они требуют мира, ответов и чтобы пришел конец насилию, – взгляд полон решимости, голос звучит увлеченно, живо, раньше я ее такой не видела.
– Ты хочешь пойти.
– Хочу. Но боюсь. Придется ускользнуть от охраны – это легко сделать в школе. Но папа… – Она качает головой. – Как думаешь, что мне делать?
Я медлю с ответом. Лучше сказать: не ходи, не рискуй. Но ведь не этого она сейчас хочет.
– Хорошенько подумай. Ты недавно говорила, что имеешь право на собственное мнение. Так и есть. Но одно дело говорить и думать, а другое – делать то, что может отразиться на твоем отце.
– В кои-то веки его это не касается. Мне хочется сделать это. Я хочу принять участие в том, что происходит снаружи.
Ей это действительно нужно. Я вижу, но внутри все обрывается: а если с ней что-нибудь случится?
– Я пойду с тобой, не против? – слова вырвались, не успела я их осознать. Дело может принять серьезный оборот: если в школе узнают о моем участии в чем-то недозволенном, то лишат стипендии. Я уже готова отказаться.
– Ты правда мне поможешь?
Глаза Сэм сияют, и сомнения исчезают.
– Конечно, – говорю я.
– Спасибо!
23. Сэм
Все проще простого. У всех шестиклассников есть код от черного входа. После уроков мы задержались на дополнительные занятия, но через полчаса уже ускользнули. Я отослала водителя, сказав, что поеду с Шарлиз и останусь у нее после школы. Если ей позвонят с расспросами, она меня прикроет – я сказала, что встречаюсь с Лукасом. И не обманула, но заниматься мы будем вовсе не тем, о чем она думает.
Я знаю, что мой поступок может отразиться на папе, но сегодня я – это я, а не его дочь, поэтому меня не должны узнать. Ава помогла мне замаскироваться: позаимствовала в театральном кружке очки с прозрачными стеклами, спрятала мои волосы под шарф и заставила сменить форму на джинсы и уродливый черный джемпер, забытый кем-то. Он оказался слишком велик и так отличался от привычных вещей, что меня и мама бы не узнала.
Мы идем по улице. Смеркается. Внутри все бурлит. Вот что чувствуешь, когда можешь самостоятельно ходить по улице в любое время. В свете фонарей ветер гоняет по дорогам поздние осенние листья, оранжевые и красные.
– Ты уверена? – спрашивает Ава.
– Да. А ты? Можешь не ходить. Я и одна не пропаду, – вру я, но тут ближайший фонарь мигает и гаснет. Накатывает непрошеный ужас. Я жмусь к Аве и вцепляюсь в ее руку. Другие фонари вверх по улице горят и разгоняют мрак, но, как ни убеждаю себя, не могу избавиться от страха. Я ускоряю шаг и тяну Аву за собой.
– Ты в порядке? – волнуется Ава.
– Нет. В смысле да, просто не люблю темноту, – признаюсь я.
Обычно я такого вслух не говорю. И, когда мы подходим к другому фонарю и дыхание выравнивается, я жалею о сказанном.
– Я заметила.
– Что?
– Что ты боишься темноты. Догадалась по твоему поведению, когда в школе отключили электричество.
Я удивлена. Она заметила? Мне казалось, я хорошо скрываю чувства – больше никто не обратил внимания.
– Да, наверное. Немного. Но это нестрашно. – Мы дошли до поворота оживленной дороги, залитой светом магазинов и ресторанов, и хватка страха ослабла.
– Почему? Есть какая-то причина или просто так?
Я помедлила и ответила коротко:
– В детстве меня надолго заперли в темноте. С тех пор я ее не люблю.
– Заперли? В смысле специально? Надеюсь, не твои родители?
– Ну, конечно же, нет. – Я вижу вопрос в ее взгляде, но не хочу вдаваться в подробности, точно не сейчас. – Слушай, это долгая история, оставим для другого раза, – говорю я и не верю, что другой раз наступит.
– Хорошо. Мы пришли, – сказала Ава.
Мы спускаемся в подземку, оставляем сумки на сканере, а сами проходим через рамочный металлоискатель.
У многих людей проездные, как у Авы, а мне приходится покупать билет. И то и другое нужно прикладывать к считывающему устройству. Вокруг полно людей.
Последний раз я ездила в метро пару лет назад, до выборов. Но и тогда меня сопровождали, и не один друг, как сейчас. Было это до того, как здесь ввели проверки, как в аэропортах.
Я с любопытством разглядываю людей вокруг, но Ава шепчет в самое ухо:
– Не пялься. Людям это не нравится.
Теперь я смотрю на свои туфли, стены и не могу решить, куда деть взгляд.
– Расслабься, – говорит Ава.
Пять станций, затем пересадка на другую линию. Я насчитываю еще шесть станций, потом мы сходим и поднимаемся по лестнице.
Примечания
1
Спи, маленькая ива, еще не кончилась зима.
2
Солнце смотрит на тебя и качает на коленях.