– Но Вы же сказали, – произнёс разочарованный полицейский, не понимая, чем же был вызван тот жутковатый страх, на крохотное мгновение охвативший не робкую (в общем-то) душу, – что вроде бы разглядели?..
– Я и не отрицаю, – согласилась старая женщина с ранними утверждениями, – я его увидела; но кто он такой – доподлинно неизвестно.
В критические моменты, когда, казалось бы, преступная дичь уже поймана, но и когда ты неожиданно понимаешь, что гнался по ложному следу, в душе любого оперативника происходит внутреннее опустошение – теряется сыскной интерес, чтобы и дальше продолжить следовать неправильно выбранным направлением. Принимая во внимание острую служебную необходимость, требующую детально изучать внезапно проявляющиеся моменты, Градов снова спросил, но, говоря по совести, без всякого интереса:
– Екатерина Афанасьевна, Вы хоть внешность-то его, злодейскую, помните – описать её сможете?
– Чего же про неё особо распространяться?.. – с явной опаской, но и уверенным говором промолвила старая женщина. – Я отведённый век уже отжила – и бояться мне нечего!
– Не понял? – удивился насторожённый оперативник. – Что Вы хотите сказать?
– Только то… – немного смутившись, но принимая горделивую позу, отвечала Аникина, – говоришь, тебе необходимо описание басурманской наружности?.. Посмотрись в зеркальное отражение и увидишь того убивца, какой нынешней ночью шёл по продольной шоссейной дороге.
– Что Вы «несёте»?! – не выдержал полицейский и непомерной, и неожиданной наглости; он резко подскочил с им занятой табуретки. – Как – именно я! – могу к нему относится?
– То, сынок неуёмный, мне нисколько не ведомо, – съёжившись, а затем отшатнувшись, промолвила сморщенная старуха, – ты спросил, как выглядел кровавый убийца, – вот я честно тебе и ответила. Если то был не ты, то жуткий парень виделся твоей натуральной копией – только вот и всего… Я сказала, что сама уличила собственными глазами.
– Странно? – еле слышно пробурчал озадаченный полицейский, основательно начинавший предполагать, что ничего другого, более дельного, в старушечьей квартире выяснить не получится; он громогласно провозгласил: – Спасибо, добрая очевидица, вы очень нам помогли! Если вспомните что-то ещё – более чем конкретное! – сразу позвоните по моему мобильному номеру, обозначенному на личной визитке, – он достал картонную карточку и протянул ее хозяйке квартиры; в тот момент, когда она её приняла, о чём-то вспомнив, решил уточнить: – А почему – Вы! – видя явное противоправное действие, не позвонили в полицию и не подня́ли сплошную тревогу?
– Легко тебе, голубок «бойко́й», говорить, – дребезжавшим голосом проговорила язвительная старушка, – ты вона какой молодой да не в меру сильный! Я же одинокая старая женщина – разве, думаешь, мне в тот жутковатый момент не сделалось страшно? Тем более что и телефона-то у меня никакого нет – мне давно уже больше чем девяносто лет. До сих пор я прожила́ без новомодных мобильников, поверь, и дальше мне они тоже ни к чему не понадобятся: родных у меня нет, звонить мне особо некому. Если бы ты, случаем, не зашёл, то я бы ни с кем не говорила чуть менее полугода.
«Как же она покупает продукты питания?» – хотя у Градова определённый интерес и возник, но всё-таки он решил поберечь эффективное рабочее время и немедленно устремился на улицу. Прямо перед подъездом он столкнулся с участковым уполномоченным, как и он, посланным проводить поквартирный обход, подробный опрос. Шаро́нов Игорь Васильевич, немолодой уже человек, давно уже достиг сорокалетнего возраста. Раньше он работал на должности начальника отдела по борьбе с экономическими преступлениями; однако там у него получилась какая-то неприятная ситуация, и высшее руководство, единственно, чем ему помогло, – сослало дорабатывать до пенсионной выслуги в самое глубокое захолустье. Несмотря на значительный возраст, выглядел он стройно, подтянуто: сказывались постоянные тренинги, за долгую службу ставшие неотъемлемой, едва ли не стойкой привычкой. Говоря о приятном лице, оно представлялось по-мальчишески худощавым и отличалось серыми глазами, огромным орлиным носом, а также густыми усами, как и короткие волосы, значительно поседевшими. Считаясь сотрудником уличной службы, оделся второй сослуживец в форменное обмундирование старшего офицера, дослужившегося до звания майора полиции. Он аккурат заходил, когда младший оперуполномоченный, находившийся в страшном смятении, лётом выбегал от одинокой, ежели не одичалой старухи, вдобавок ещё и до крайности необычной.
– Ты чего несёшься словно бы угорелый? – спросил Шаронов встревоженного коллегу. – Ты случайно не у полоумной старухи сейчас побывал?
– Да, – утвердительно кивнул молодой человек, всё ещё находясь под неосознанным впечатлением; он моментально уловил то «нужное» слово и счёл необходимым просветиться более основательно: – А она что, действительно «не в себе»?
– Уже последние лет эдак двадцать, – усмехнулся опытный, бывалый сотрудник, – у неё давно не осталось ни родных, ни знакомых, ни отличных друзей, ни близких подруг. Живёт она как затворница, из квартирных пределов практически не выходит. Продукты ей раз в неделю приносит работница социальной защиты и побыстрее уходит, чтобы – не дай-то Бог! – не попасть под мнимое подозрение…
Договорить Игорь Васильевич не успел, потому как вмешался крайне озабоченный юноша, обязательно пожелавший выяснить ту поведенческую причину, какая проявилась у престарелой жительницы, давно уже выжившей из ума.
– В смысле, под подозрение?
– В прямом, – старослужащий майор исказился злорадной ухмылкой, – как раз потому-то с ней никто и не хочет общается, что всякого, кто тем или иным способом пересекается совместным путём, она обвиняет в несуществующих, неприятных, а иногда и преступных вещах, прескверных проблемах. В прошлом году – ты тогда ещё не работал – она и меня, когда я пришёл разбирать очередную никчёмную кляузу, заподозрила в позорном хищении накопленных капиталов. Слава Богу, они потом благополучно нашлись в самом «дальнем» углу, заваленные вонючим хламом и засунутые в протухший войлочный валенок; старая «ведьма» основательно их завернула в десяток грязных пакетов. Эх! И неприятностей же я тогда, нешуточных, натерпелся, пока не нашлась та денежная пропажа, якобы мною похищенная! До чего тогда полоумная «дура» додумалась? Она соизволила нажаловаться на меня напрямую районному прокурору – написала уродливое письмо, мол, я её бессовестно обокрал. Ха-ха! А там только того и ждут, как бы соорудить очередное уголовное дело, возбу́жденное на нерадивого полицейского. Ох, и «потаскали» же меня везде! Пока мой бравый напарник – пусть он будет всегда здоровым! – не отыскал её злосчастные гро́ши, заявленные как мною украденные. Вот так-то, любезный братец… К чему я веду? Не надо верить всему, о чём тебе говорят, а наоборот, необходимо тысячу раз проверить и сотню перепроверить… так что, говоришь, она там «нарассказала»?
– Ничего, что заслуживает вдумчивого внимания, – отмахнулся смутившийся сыщик, не пожелавший обозначать надуманные моменты, и щекотливые, и крайне неловкие; ну, а чтобы перевести неприятную тему в другое русло, он озадачился встречным, наиболее ему интересным, вопросом: – Ты лучше скажи, товарищ майор, как продвигаются следственные дела на месте обнаружения жуткого трупа? Оперативная группа приехала? Они начали осматривать мёртвое тело?
– Нет, – уточнил поднаторелый сотрудник, – они ещё в пути, но вот-вот должны уже подъезжать. Когда с ними связывался Карелин, ему отвечали, что осталось доехать километров примерно пятнадцать – это было десять минут назад…
– А труп, убитый? Как он? – поинтересовался молодцеватый оперативник, зажигаясь сыскным задором и напрочь позабыв о неприятном разговоре, произошедшем чуть раньше с Аникиной, – Ты его уже видел? Почему начальник выглядит излишне взволнованным? Что там произошло необычного?
– Знаешь, – в очередной раз усмехнулся бывалый майор, выдавая безразличное отношение ко всему полицейскому делу, – если оставаться до конца откровенным, мне давно уже «по барабану», что происходит вокруг. До моего блаженного пенсиона осталось всего три месяца – а дальше? – только меня и видели. Успешное раскрытие ну́жно вам, молодым, поэтому «копайте», ищите! Я своё отслужил и благополучно собираюсь отправиться на долгожданный, заслуженный отдых. Это вон Карелину больше всех надо: ему неограниченную власть подавай. Лично я её с недавних пор вообще вовсю презираю. Служебные обязанности я исполняю справно, переживать же за общее дело – как, скажем, несколько раньше? – я больше не собираюсь.
После откровенных, а главное безрадостных, слов Градов отчётливо уяснил, что участковому случившееся происшествие нисколько не интересно. Не желая пускаться в губительную полемику, он заспешил с подробным докладом, искренне надеясь поучаствовать в последовательном осмотре «подозрительного», неестественно странного, трупа.
Глава II. Суздальская трясина
В то же самое утро, примерно в аналогичное время, на территории Суздальского района, расположенного неподалёку от поселкового образования Нерша, по дремучим лесам, раскинувшимся и без конца и без края, восседая на собственном «квадроцикле», продвигался привлекательный молодой человек. Сзади него, крепко обняв за гибкую талию и плотно прижавшись, сидела неописуемо красивая девушка. По их нежному отношению и умилённым физиономиям, нетрудно предположить, что двое поистине счастливых людей являются не только обыкновенными, простыми знакомыми, но и божественными созданиями, безумно друг в друг влюбленными. Кто же они такие?
Неотразимая красавица (как, наверное, стало ясно?) – это та маленькая Наташа, которую милосердно оставили жить (в далёком 1998 году) и которую сострадательно пощадил огромный преступный громила. Теперь она выросла, вся расцвела и превратилась в очаровательную особу, ни с кем не сравнимую и сказочно бесподобную; ей давно уже исполнилось двадцать шесть лет, и она вовсю блистала непревзойдёнными внешними данными. Елисе́ева Наталья Дмитриевна (а именно такое имя досталось ей от рождения) выделялась необыкновенными, изумрудного цвета, глазами (она ими попросту ослепляла) и обладала шикарными белокурыми локонами. Худощавое (как и изумительная фигура) лицо представлялось продолговатым; оно выглядело и милым, и восхитительным. Особенно на нём выделяются следующие примечательные особенности: удивительный ровный нос, выдающий благородную натуру и твёрдый характер; нежные, немного припухлые губы, приятным оттенком схожие с морскими кораллами; тонкие, без малых изъянов, дугообразные брови, передающие впечатлительный темперамент; загорелую кожу, гладкую и румяную, не требующую современной косметики; аккуратные уши, хотя и чуть оттопыренные, но удачно скрывающиеся за пышными блондинистыми кудря́ми. Вот такой прелестной красавицей и предстала та маленькая запуганная девчушка, какая сумела выжить в давнишней кровавой разборке.
Возвращаясь к давнему прошлому, когда она потеряла обоих родителей, волей-неволей Наташеньке пришлось воспитываться в государственном детском учреждении. Помимо всего прочего, там она подчерпнула жизненно необходимые качества: сугубо положительные – несгибаемую стойкость, повышенную выносливость и общую уверенность в нескончаемых силах; немножечко негативные – соразмерную нагловатость, непослушное своеволие и упрямую непримиримость к мнению, шедшему вразрез с её собственным. Можно без прикрас утверждать, что за время детдомовского существования, сначала маленькой девочке, а потом и юной девушке пришлось столкнуться со многими непомерными трудностями – а это, между прочим, помогло закалить не по-женски мужественную натуру и выработать неустрашимую, сильную волю. Впрочем, не чу́жды ей были и нежная ласка, и весёлое дружелюбие, и стеснительная застенчивость, что могло проявляться исключительно к близким людям. Как раз таким молодым человеком, к которому Елисеева прониклась самыми тёплыми чувствами, оказался американский предприниматель Майкл (или Майки) О'Доннелл.
Познакомились они на одном литературном брифинге, где Наташа презентовала новую книгу. Вопреки незавидному прошлому, она успешно закончила филологический факультет Шуйского педагогического университета и непринужденно занималась свободным фрилансом, включавшим в себя и рерайтинг и копирайтинг; все остальное свободное время она посвящала необузданной фантазии, беспрестанно роившейся бесконечными творческими замыслами, которые она аккуратно документировала в домашнем компьютере. У Елисеевой получались совсем неплохие произведения, мгновенно расходившиеся среди почитавшей аудитории, искренне полюбившей сентиментальные романы, выходившие из-под умелой, изрядно поднаторевшей, руки. Именно благодаря её увлечённому хобби, и появилась та редкостная возможность, какая позволила познакомиться с успешным штатовским бизнесменом, случайно оказавшимся в Ивановской области, а с томительной скуки забредшим на региональную презентацию писательского таланта.
Едва достигнув тридцатипятилетнего возраста, мужчина виделся отлично сложённым – выделялся могучим, развитым телом, приятной наружностью и природной мужской привлекательностью; ростом он выдался чуть выше среднего и имел атлетическую фигуру, где особое впечатление создавали широкие, сильные плечи. Приятное лицо представлялось книзу чуть вытянутым и включало в себя приятно закоренелые очертания: серые, немного голубые, глаза светились аналитическим разумом, но и не исключали молодцеватой игривости, задорной веселости; нос – в основном прямой, посередине украшался едва заметной горбинкой, выдававшей некоторую принадлежность к итальянской национальности (что особенно подчеркивалось смугловатым оттенком кожи); губы выглядели еле-еле припухлыми, что передавало общее, беззлобное добродушие; волевые скулы существенно выпирали и указывали на очевидное присутствие несгибаемой мужеской воли, а заодно и твёрдой, едва ли не упрямой решительности; волосы укладывались короткой прической, имели пепельно-сероватый оттенок и вообще не скрывали округлых ушей, и небольших, и плотно прижатых.
Неудивительно, что два и внешне и внутренне одинаковых человека то́тчас же поняли, что созданы одна для другого. В тот день молодой кавалер дождался окончания просветительского мероприятия, и осмелился подойти к бесподобной красавице, и пригласил её отужинать в приличном ивановском ресторане. Недолго думая, Наташа, с затаённой радостью, тут же и согласилась. Впоследствии между ними завязались отношения гораздо более тесные, нежели обыкновенная сердечная дружба.
С того удивительного момента минуло почти полтора года – и вот настало долгожданное время, когда маленькая девчушка, выжившая в сложной, практически безвыходной, ситуации, решилась найти то спрятанное сокровище, из-за которого в далёкие девяностые годы покойный родитель и поплатился молодой, внезапно оборвавшейся жизнью. Нетрудно догадаться, поисковые мероприятия взвалил на себя благонадёжный иноземный поклонник, взявшийся оплатить немаленькие расходы, направленные на приобретение походной амуниции и средств передвижения по непролазной, а где-то болотистой местности.