– Хорошо, пусть будет так. Внимание, вопрос: а, как они объяснили ночное присутствие в лесном массиве, удалённом от населенного пункта и расположенном вдали от проезжей части? Выходит, их с чистой совестью можно начинать подозревать как основные лица, причастные к совершению особо тяжкого преступления?
– Всё вроде правильно… – нехотя согласился руководитель местного отделения, выдавая и шкурный, и существенный интерес, – но ребята, нерадивые, утверждают, дескать, отправились в лес с отдохнове́нной ночёвкой, дабы насладиться апрельской природой, а заодно и отдалиться от мирско́й суеты и насущных житейских сложностей.
– Вот оно, простое и логичное объяснение, – от души рассмеялся компетентный эксперт, отчётливо понимавший, что сведущему человеку (вот так просто!) получится уйти от любой, и даже вполне очевидной, ответственности.
Больше сказать никто ничего не успел: участникам полицейской процессии вынужденно пришлось замолчать, потому что они приблизились к лесной окраине, где их терпеливо поджидали два человека, мирно сидевшие на ими же сваленном древесном стволе. Касаясь их одинаковой внешности, следует указать, что оба оделись в пятнистую военную форму, что и тот и другой имели тучную, непривлекательную комплекцию и что выглядели они схожими по сорокатрёхлетнему возрастному пределу. Различались они мясистыми лицами: первое казалось потолще и понаглее; второе – поуже и попугливее. Завидев приближавшихся полицейских, они почтительно приподня́лись, для вида хорошенечко отряхнулись и выдвинулись навстречу.
– Показывайте, где находится убитое тело, – не скрывая негативного отношения, холодно распорядилась влиятельная сотрудница, – я, Гришевич Олеся Сергеевна, являюсь старшей оперативно-следственной группы. Касательно вас? Вначале Вы укажете, где располагается место ужасного происшествия, поучаствуете в подробном осмотре, а потом проедете в районный отдел, где дадите правдивые показания – это понятно?
Последний вопрос настырная девушка задавала, чтобы присутствовавшие люди сразу же уяснили, кто именно здесь является главным. Увидев молчаливое, тупое согласие, она махнула правой рукой, изображая известный жест, не требующий дополнительных объяснений и предлагающий, чтобы провожатые сопроводили всех к жуткому трупу.
С почтительной готовностью (всё же изрядно наигранной), сельские жители изобразили законопослушных граждан, и, не пускаясь в пустую поле́мику, послушно развернулись в лесистую сторону; они последовательно углубились в непроглядную, страшную чащу. Общей процессии пришлось отдалиться на добрую сотню метров, пока угодливые селяне не застыли как вкопанные, словно бы находясь в глубоких раздумьях, а следует ли им двигаться дальше?
– Чего «заморозились»? – осознав, что возражений ей, убедительных, не последует, грубо промолвила едкая следователь.
– Вон она лежит, – проговорил первый, лицо которого казалось круглее, – вы нас извините, но повторно разглядывать отвратные мерзости, брр! лично нам бы не захотелось – не существует обострённого интереса. Вы тут осматривайте, как вам, походу, надо; мы же подождём вас на небольшом отдалении. Понадобимся? Вы всегда нас сможете скорёхонько отыскать.
– Хорошо, – согласилась белокурая девушка, выражая барскую милость (она прекрасно осознавала, что от их непременного присутствия либо временного отсутствия ничего уже не изменится), – только, смотрите, сидите на месте, чтобы мне ещё и вас впоследствии не искать.
Второй раз предлагать никому не потребовалось, и оба чудны́х охотника торопливым шагом засеменили обратно, к облюбованному ими древесному возвышению. Оперативная группа, ведомая и Гришевич, и неотступным Карелиным, двинулась дальше – осматривать, что же в нынешнее утро взбудоражило весь местный полицейский личный состав. Им пришлось пройти ещё не меньше пятнадцати метров, прежде чем сотрудники оперативной группы все разом не замерли – они наткнулись на нечто невообразимое, не подлежавшее никакому словесному описанию. Участники выездной бригады, впадая в кратковременный ступор, наполнились и бессильным негодованием, и нескрываемым отвращением, и непритворным испугом (никто из нормальных людей никогда бы не свыкся с чем-то подобным).
Что же так озадачило опытных, служивых людей? На первый взгляд, казалось бы, им представился обыкновенный человеческий труп, принадлежавший молодой пышногрудой девушке, одетой в модную, но и дешёвую одежонку (она подражала прославленным заграничным брендам), где особенно выделялись яркая красная куртка, излишне короткая юбка и сетчатые колготки (обуви не было). Некогда красивое одеяние мало того что виделось полностью окровавленным, так оно ещё и находилось в изрядно потрёпанном состоянии, как будто убитая мученица подверглась остервенелому нападению бешенных псов, нещадно рвавших предметы нескромного одеяния, да и нежную телесную кожу тоже; на руках, на ногах, да и на всём, когда-то привлекательном, туловище, присутствовали следы ужасных укусов, оставленных человеческими зубами, ярко выраженными и поглубже входившими внутрь; некоторыми местами, далеко не единственными, наблюдались изрядные нарушения подкожной мышечной массы. Становилось очевидно, прежде чем умереть, измученная жертва терпела долговременные страдания; окончательно жестокие пытки закончились (не исключается, насильственным половым сношением), лишь когда она впала в бесчувственное изнеможение. Но и это было ещё не всё! Вдоволь «наизмывавшись» и закончив глумиться, маниакальный преступник вырезал тёплое де́вичье сердце и отделил от окровавленного туловища беспечную юную голову. Ничего из перечисленных останков не виделось ни рядом, ни где-то поблизости, что давало весомое основание полагать, что бесчеловечный злоумышленник унёс их с собой.
Только сейчас, основываясь на трепетной дрожи, неприятной и неестественной, ранее незнакомой, Градов воочию убедился, что же так сильно встревожило многоопытного руководителя, и тёртого, и бывалого. Изувеченный труп был изгрызен настолько, насколько на нём не оставалось ни одного здорового места. Как уже упоминалось, следы зубов, что в огромном количестве виднелись на всём истерзанном туловище, не принадлежали никакому известному представителю животного мира – они являлись исключительно человечьими. От лицезрения жуткого, ужасного зрелища на душе у любого, кто воочию видел изъеденный стан, возникало горестное смятение, больше напоминавшее суеверный, сверхъестественный страх.
– Кто, спрашивается – такое! – способен сделать? – раздышавшись от резкого спазма, промямлила представительница прекрасного пола, старшая опергруппы. – Это не поддается никакому нормальному восприятию!..
Денис тоже сумел подавить тот неописуемый, если и не панический ужас, что инстинктивно будоражил взволнованный разум, и при́нялся внимательно разглядывать ближайшую местность. От непонятного ощущения немного кружилась смятенная голова; но всё же он нашёл в себе силы собраться и, напрягая затуманенный взгляд, скрупулёзно изучал прилегавшую вплотную подзольную почву. Обладая сметливым умом и юношеским вниманием, молодой человек разглядел отчётливый обувной отпечаток, равнявшийся сорок второму мужскому размеру; его оставил некий грубый, похоже солдатский, ботинок, на удивление ровный и совершенно не имевший рифлёной подошвы. Что странно? Совсем не виделось ни свежей, ни высохшей крови.
– Не понимаю?.. – пробормотал он вслух сумбурные размышления. – Видимо, её убивали не здесь, а где-то поодаль; сюда же принесли лишь изуродованные останки.
– Действительно, – поднаторелый эксперт, немного справившийся с первоначальным волнением, приступил к прямым должностным обязанностям и пустился в подробные изучения, – определённо, девушку пытали и умерщвляли где угодно, но только не где-то поблизости.
– Вероятно?.. – озадаченно промолвила девушка-капитан, непреднамеренно излучая дрожащие нотки. – Однако непонятно, зачем он проделывал продолжительный, трудный путь и перенёс умерщвлённое тело в несообра́зную даль? Гораздо удобнее выбросить изувеченный труп в боковую обочину, прямиком у безлюдной дороги.
– Удобнее избавиться – проще найти, – вставил начальник местного отделения [в любой ситуации он пытался показывать личную значимость, (что не всегда у него получалось)], – нажрался кровожадный «упырь» наркоты, поганой и мерзкой, либо винища, дешевого и креплённого, гормоны рья́ные заиграли – вот он и пустился в ни с чем не сравнимое буйство. Потом убогий выродок протрезвел – глядь?! – наделал страшных «делов», и сразу же решил преступные следы получше запрятать. А где их лучше всего сокрыть? Конечно, в отдалённом лесу, где его дикое зверьё мал-помалу сожрёт, а растерзанные останки постепенно повсюду растащит.
Мысль являлась абсурдной, да и попросту глупой, но, отлично зная взрывной характер неумного человека, указать ему на объективную несостоятельность приведённого рассуждения никто не отважился; впрочем, отворачиваясь по разные стороны, районные сотрудники не преминули презрительно ухмыльнуться. И лишь, единственно, Градов, не набравшийся нужного опыта и считавший руководителя бывалым, и даже авторитетным, пустился обсуждать заведомо несостоятельную теорию:
– Странно, но до какой же степени надо напиться, чтобы полностью потерять человеческий облик, и уподобиться хищному зверю, и разрывать на мелкие части совсем ещё юное тело? И куда, интересно, делись выдранное сердце и отделённая голова? Как-то не вяжется с временным одурманиванием людского рассудка: здесь явно орудовал чокнутый человек, хотя и психически ненормальный, но отчетливо представлявший, что он конкретно делает.
Карелину, которому всегда являлось опричь души, когда кто-то оспаривал прочно устоявшееся личное мнение, потребовались лишь доли секунды, чтобы окончательно потерять душевное равновесие. Разразившись отборнейшей матерщиной и заверещав, словно резанный поросенок, он поставил молодого сотрудника на положенное заурядное место:
– Ты откуда здесь взялся?! Слишком умный?! Я что тебе велел делать?! Проводить поквартирный, подворный обход! Ты же чем занимаешься?! Нарушаешь однозначный приказ непосредственного, прямого начальника?! Или ты, «молочный щенок», хочешь мне сейчас рассказать, что обошёл уже каждые дом и квартиру – доподлинно установил всех случайных, «живых» очевидцев?! Конечно же, нет! В общем, нерадивые работники и вовсе мне не нужны, а завтра я напишу разъяснительный рапорт, чтобы тебя скорее уволили! Сейчас же – раз уж припёрся – марш искать понятых! И чтобы через полчаса они были на месте!
Не первый раз сталкиваясь с проявлением неординарного буйства, присутствующим у самодура-руководителя, но так и не умея с ними нормально мириться, Градов впал в некий шоковый ступор; можно сказать, он ни сном ни духом не понимал, чем же вызвал негативное, едва ли не злобное отношение (ведь ежели он чего-то и сделал, то всецело справедливое наблюдение). Опытные сотрудники, прекрасно осведомленные о заносчивой, высокомерной натуре, существовавшей у деспотичного подполковника, сочувственно поглядели на неопе́рившегося юнца, но, опять же, многозначительно промолчали, никак не выдавая устойчивой антипатии, возникшей к несправедливой, поистине предвзятой, враждебности. Понуро опустив повинную голову, Денис неспешно пошёл обратно, на ближнюю проезжую трассу.
– Чего плетёшься, словно в штаны «наложил»? – вдогонку прикрикнул кичливый руководитель, продолжая показывать непревзойденное самодурство. – Шевели худыми «батонами»! Не на прогулку отправился – тебя почтенные люди ждут!
В действительности, в случаях значительной удаленности, можно осматривать места происшествий и без присутствия понятых, а, например, лишь с грамотным применением видео- фотосъемки; но остальные члены оперативной группы хорошо себе понимали, что, удаляя, Карелин желает показать подчиненному оперативнику лишь личное немалое превосходство. Пока он шёл, в Градове боролись две разные сущности: с одной стороны, ему хотелось своенравному мерзавцу чего-нибудь нагрубить; с другой, он отчетливо понимал, что именно от напыщенного руководителя и зависит впоследствии, сможет ли он дальше служить или же нет. Ему очень нравилась сыскная работа и совсем не хотелось расставаться с бескрайне полюбившимся делом. Ничего не отвечая, раздосадованный парень засунул мужскую гордость «куда подальше» и поплёлся, унылый, исполнять негеройское, да и совсем ненужное, дело.
От тревожных размышлений он сумел оторваться, когда очутился на двухполосной проезжей части и когда потребовалось активно включаться в порученную работу (останавливать проезжающий транспорт). Как уже сказано, Градов оделся в «гражданскую форму» и ничем не выдавал уполномоченной принадлежности к сотруднику внутренних органов. Осуществив семь-восемь неудачных попыток, не остановивших ни одну из курсировавших машин, он охватился несвойственным гневом, сопряженным со стыдливыми, конфузными ощущениями. Памятуя о злобной угрозе непременного увольнения, Денис уже ни о чём не думал и больше не осторожничал – он желал побыстрее выполнить бесцельное, но однозначное поручение. Итак, находясь в непривычном, излишне взволнованном, состоянии, обуревший парень вдруг выскочил на середину дороги, повернулся к мчавшейся легковой иномарке, широко расставил обе ноги́, извлёк служебное удостоверение, выхватил табельный пистолет (из специальной кобуры, прикреплённой к поясному ремню) и, демонстрируя перечисленные предметы на вытянутых руках, отчаянно замер; он выдавал и беспредельную решимость, и непоколебимую душевную твёрдость.
По понятным причинам приближавшийся водитель воспри́нял благие намерения, по сути, неправильно – он резко затормозил и остановился, не доезжая до полицейского примерного расстояния, не превышавшего двадцати пяти метров. Не стоит удивляться, что ошалевший незнакомец непонимающе замер, что он наполнился мучительным страхом и что, по-видимому, ожидал наступления наиболее ужасных последствий. Каким же случилось его дикое удивление, когда молодой человек, убирая воронёное оружие и раскрывая «красные корочки», неторопливо приблизился и сосредоточенно объявил, что всего-навсего воспользовался приоритетным законным правом, предоставляемым полицейским, дабы задействовать любого гражданина в качестве беспристрастного понятого. Стараясь казаться вежливым, взволнованный оперативник говорил почтительно, но и немножечко грубовато:
– Уважаемый участник дорожного движения, выйдите, пожалуйста, из машины и проследуйте поучаствовать в недолгом следственном действии.
Сорокалетний мужчина, представлявшийся невысоким и умеренно тучным, облегченно вздохнул: ему-то напросился вполне естественный довод, что нетипичное явление станет последним, какое доведётся видеть перед скорой и неминуемой гибелью (он даже мысленно попрощался с жизнью, совсем не ожидая благоприятного окончания). На удачу, он оказался не одинок – с ним ехала молодая, красивая девушка, выделявшаяся изумительно сложённой фигурой, подчёркнутой плотно облегавшим красивым нарядом (как впоследствии выяснилось, она приходилась невезучему водителю родненькой дочкой). Ей точно так же не оставлялось иного выбора, как согласится проследовать в лесистую местность – напрямую к страшному происшествию. В отличии от зрелого родственника, обутого в удобные плоские туфли, идти у недовольной красавицы получалось с немалым трудом: высокие каблуки то утопали в рыхлой земле, то зацеплялись за различные кочки и камни (что сильно замедляло их общее продвижение). Денис, отошедший от недавних переживаний, чувствовал себя несколько неуютно и начинал испытывать нормальные угрызения; однако, делать нечего, незавидное служебное поручение необходимо всё-таки исполнять.