Всем нам известный факт, что у родителей, страдающих аллергией, почти с девяностопроцентной точностью родится ребёнок-аллергик. На эту закономерность указали Саре и Джону, которые пришли за объяснениями к врачам Центра исследований мутаций. Сара, покрывавшаяся сыпью от цитрусовых, а Джон, страдающий сильной реакцией на пыльцу, узнав, о причине недовольства своих улиток, вначале выразили удивление, а потом благодарность паразиту. Они рассмеялись и очень мило попрощались друг с другом, пожелав удачи в поисках нового партнёра.
Тяжелее было тем, кто был действительно влюблён и не боялся возможности наследственной болезни у потомков.
– С чего вы взяли, что мы хотим детей? – резко парировали они и врачам, и паразитам.
Последние округляли глаза и недоуменно качали головой, словно хотели спросить:
– А для чего ты вообще живёшь?
– Для себя! – раздраженно отвечали влюблённые. – Жизнь должна быть удовольствием, наслаждением.
На их страстные высказывания существа презрительно фыркали и закатывали глаза в потолок, словно хотели сказать:
– Какое же эгоистичное создание этот человек!
Через несколько дней после исследования заголовки всех мировых печатных изданий пестрили заголовками: «Паразиты-генетики!», «Существа-врачи!». Журналист газеты «Positive News»8, описав исследование и выводы, закончил статью восторженными словами: «Это же поразительно! Вам не нужно посещать генетика перед зачатием. Всю работу за него выполнит ваша улитка. Ах! Что за прелесть этот паразит! Личный врач у себя в теле! Представьте себе, мой милый читатель, пройдёт ещё немного времени, и необходимость посещать докторов исчезнет. Да здравствует паразитизм!». На свет была вытащена, забытая всеми, наука евгеника – наука о рождении лучших.
– Что это за учение о наследственном здоровье человека? – задавался вопросом корреспондент известного французского журнала «Экспресс» и сам же на него отвечал:
– Мы связываем слово «евгеника» с девятнадцатым веком, когда оно впервые прозвучало в речи английского исследователя Фрэнсиса Гальтона. Но корни этой науки уходят в дохристианскую эпоху. Ещё сам Платон, древнегреческий философ, в своих работах предлагал государству заниматься улучшением человеческой популяции и подбирать пары здоровых супругов, чтобы на свет появлялись физически крепкие дети.
В конце восемнадцатого – начале двадцатого века эта наука была популярной. Любой селекционер знает, для того, чтобы получить высокое качество, слабые (в нашем случае безнравственные и больные) особи не должны участвовать в размножении. Таким образом, во многих странах Европы и Америки, были стерилизованы умственно неполноценные люди, пьяницы и проститутки. Но так увлеклись, что стали стерилизовать и просто бедных людей – нечего нищету плодить! Гитлер пошёл ещё дальше. Он захотел вывести идеальных людей из своей нации, другим же национальностям в совершенном мире он не оставил места. Фюрер тоже был очень увлечённым человеком, он захотел применить селекцию к человеку, и в конце тридцатых годов двадцатого века в Германии стали исчезать инвалиды, престарелые и душевнобольные. Как слабые колоски пшеницы, эти люди не смогли пройти отбор, и должны были быть выброшены в мусор, в случае фюрера – в топку. И поэтому, в пику немецкому политическому лидеру, после Второй мировой войны евгенику как нечто ужасное и постыдное поспешили забыть.
Но сейчас настало время посмотреть на науку евгенику другими глазами и забыть прошлое. Нам не нужно бояться, что вновь зажгутся печи и больные люди полетят в них, словно дровишки, по одной простой причине: для паразита любая человеческая жизнь – драгоценность, потому как своя собственная – тоже! Для существа нет ничего важнее своего здоровья! И не удивительно, что в существах заложена программа поиска путей увеличения продолжительности жизни в будущем. Один из них – подыскивать людям в партнёры здоровых людей. И, возможно, уже наши дети будут преодолевать столетний рубеж не дряхлыми стариками, а полными физических и умственных сил людьми! Примерно в таком же духе расписывали преимущества обнаруженных свойств паразитов и другие средства массовой информации, внушая людям мысли о поисках лучшего партнёра: «Лучше потратить время на поиски сейчас, чем деньги и нервы на лечение потом!». И второе поколение смирилось, что суженого ему будет искать улитка.
Лена Луиза в свои неполные двадцать шесть лет была девственницей по одной простой причине: ещё ни один из претендентов на её сердце не был одобрен паразитом. Чувствуя учащенное биение сердца и дрожь, слыша мужской голос, улитка вылезала из раковины и оценивающе присматривалась к парню. Сталкивалась глазами с другим паразитом, хмурилась и начинала улюкать до тех пор, пока Лена не обращала на неё внимание. В самом начале Ле-Лу это невыносимо раздражало, но просто не обращать внимание на паразита было тяжело. Два паразита вступали в перепалку, стараясь переулюкать друг друга. Попробуй поцелуйся с молодым человеком, когда паразит на твоей руке насмешничает или дразнится с улиткой парня.
Самым первым, не одобренным существом был Кевин Фишер, её одноклассник. Лена познакомилась с Кевином, когда переехала к отцу в Бремен и пошла в новую школу. Её сосед по парте, рыжеволосый и всегда улыбающийся паренёк помог ей освоиться в классе, подтянул по математике и научил кататься на скейтборде. В то время Ленина улитка была благодарна ему за хозяйку и выражала свою признательность тихим улюканием. Но стоило детям подрасти, поведение паразита стало настороженным. Лена Луиза и Кев, сами не заметили, что их дружба переросла в нечто другое. Они стали чаще, чем обычно, предаваться мечтам, думать друг о друге. Существа не оставили без внимания учащенное сердцебиение, приливы крови к лицу, изменение голоса при общении. Они стали тщательнее следить за молодыми людьми и переглядываться друг с другом. Когда прощаясь, Кевин, краснея, коснулся губами Лениного полуоткрытого рта, обе улитки предупреждающе пискнули. Подростки недоуменно уставились на своих существ, а те покачали головой. И если Лена шокировано отступила назад, то Кевин взорвался и сердито обругал свою улитку. Ле-Лу помнила, как щеки стали пунцовыми уже не от смущения, а от стыда. Она развернулась и убежала. На следующий день Фишер попросил у неё прощения. Они помирились, но общение стало каким-то неловким. Лена, неуверенная в своих первых чувствах (влюбленность в ней только проснулась и не успела окрепнуть), бессознательно заняла сторону существа, доверяя ему, как лучшему другу. Зато на Кевина было больно смотреть. Он страдал от Лениной отчуждённости, стал пропускать уроки, грубить своему паразиту. После летних каникул Лена перешла в гимназию. Они с папой перебрались в район Каттентурм, и больше никогда их пути с Кевином не пересекались. Учиться было сложнее, девушке приходилось прилагать много усилий, чтобы не отстать в учёбе. Она все реже и реже вспоминала о Фишере.
Лена Луиза, пережив много неудачных свиданий, не потеряла надежду, жила в розовых мечтах о принце, и судьба за столько лет ожиданий преподнесла ей «подарок» в виде длинного, ушастого полковника.
– Спасибо тебе! – вырвалось у Лены.
Она шла домой в самом мрачном расположении духа и пинала внезапно выпавший снег. Улитка виновато пискнула. Шарик, описав круг, остановился возле лица хозяйки, закрывая его наполовину, словно паразит захотел спрятаться от гнева своей хозяйки.
* * *
Её раздражало в нем всё! Начиная с того, как он держал нож в правой руке (жилочки проступали сквозь белую кожу), медленно резал мясо, потом подносил кусочек ко рту, челюсти двигались вниз и вверх, большие смешные уши почему-то тоже шевелились. Ле-Лу отворачивалась от его лица, переводила взгляд на окно, но он спрашивал её о чём-то, ей приходилось снова смотреть в его бесцветные глаза и видеть, как кадык ходит туда-сюда. Ощущение тошноты приходило снова. Он очень аккуратно лил соус на кусок говядины. А Лене так хотелось, чтобы капли коричневой жирной подливки брызнули на его белоснежные манжеты. Но ни единой капельки! Она глубоко вздохнула и, заставляя себя быть любезной, спросила:
– Как вам наш город?
Они сидели в ресторане, построенном на крыше бывшего пивного завода «Beck», реконструированного в развлекательный центр. Красивая овальная панорама открывала вид на реку Везер и старинные улочки Бремена.
– Я люблю Бремен! – восторженно сказал полковник. – После шумной столицы здесь так уютно и прекрасно!
– Я люблю Бремен, – мысленно передразнила его Лена. – Как будто ты ездишь сюда каждые полгода в отпуск.
Словно прочитав её мысли, Ханс, добавил:
– Теперь я надеюсь, буду чаше приезжать в мой любимый город.
– Приехали, – раздраженно подумала Лена, – и город уже стал любимым.
Чтобы отвлечься, она стала наблюдать за семьёй, сидящей за соседним столом. Мужчина африканской внешности, жестикулируя, рассказывал какую-то историю. Его жена слушала его, слегка улыбаясь, а дочка, маленькая, очаровательная девочка с торчащими в стороны косичками, глядела в окно, засунув в рот десертную ложку. Выговорившись, отец девочки принялся уплетать тирамису. Девочка стала размешивать в вазочке мороженое. Она подняла глаза и посмотрела на мамины губы, на которых таяла сливочная сладость, потом вздохнула. Женщина, заметив грусть в лице дочки, спросила:
– Элиза, солнышко, почему ты не ешь мороженое? – и ласково погладила дочь по щеке.
– Лиза больше не хочет, – сказала малышка, поглаживая пальчиком свою улитку. – Я думаю, она считает, что в нем много сахара.
Фрау Витт улыбнулась этой милой сценке, не обратив внимания на недоуменно переглянувшихся родителей Элизы.
– Очаровательно! Она дала существу имя, – умилилась Ле-Лу и, услышав покашливание, повернула голову в сторону полковника.
Тот предлагал ей выбрать десерт. Лена отказалась. Они вышли прогуляться по набережной, постояли на мосту, глядя на протекающую внизу реку Везер, потом пешком прошлись по улице Schlachte.
Фрау Витт еле дождалась, когда они наконец-то дойдут до её дома. При прощании полковник поцеловал её в щёчку. Внезапно его губы соскользнули к губам. Лена ощутила слюнявое причмокивание, а потом чужой язык ворвался в рот. Волна гадливости поднялась в ней. Она оттолкнула полковника.
– Прошу прощения, – он отстранился и старомодно поцеловал ей руку.
После произошедшего это выглядело нелепо. Лена, справившись с негодованием и антипатией, не прощаясь, вошла в подъезд.
Ночью, лёжа без сна, она все время думала о своём влечении к однокласснику и физическом отвращении к полковнику: не могла поверить, что симпатичный рыжий молодой человек генетически ей не подходит, что от него могут родиться нездоровые дети, а от Ханса, с которым целоваться-то было противно (ощущение, словно тебя облизала собака! Брр! Брр!), обеспечено здоровое потомство.
– Черт знает что! А знаешь что? – говорила она сама с собой. – Он ведь не последний. В мире определённо есть и другие мне подходящие. Будем искать! Просто будем дальше искать. Начнём путешествовать и знакомиться с мужчинами. И найдём!
Она успокоилась, мысли снова вернулись к Кевину: «Как он живет? А что если попробовать с ним встретиться? И посмотреть, какая будет в этот раз реакция паразита. А что если мы меняемся с возрастом, пахнем по-другому? Может, от Кева будут исходить другие флюиды, и паразит обманется?». Лена решила найти свою первую любовь. И вот только тогда смогла спокойно заснуть.
На следующий день, после работы, она поехала в район Арстен, где раньше жила с отцом. В те годы Кевин жил с родителями в многоквартирном доме, недалёко от спортивной площадки. Дом она нашла сразу, он нисколько не изменился, хотя его перекрасили в симпатичный желтый цвет. На кнопке звонке значилась его фамилия, значит они ещё живут здесь. Она расслабилась и позвонила. Никто не ответил. Лена позвонила ещё раз и снова никакого ответа. К подъезду подошла женщина с большим пакетом продуктов в руках. Девушка узнала в ней соседку Кевина по площадке, но та скользнула по ней равнодушным взглядом, не признав в молодой особе прыщавого подростка, приходившего к семье Фишер несколько лет тому назад. Женщина была слегка полновата; грубое лицо отливало жирным блеском. Она удивилась, когда Лена обратилась к ней с вопросом:
– Добрый вечер, Кевин Фишер ещё живет здесь?
– Давно не живет, – быстро ответила соседка и внимательно посмотрела на Лену.
– А зачем тебе? Ты кто? – симпатичная девушка бессознательно вызвала у неё враждебность.
– Я его школьная подруга. У нас встреча одноклассников… Я… У меня нет его телефона. Он, наверное, давно сменил номер. В социальных сетях его тоже не нашла. Хотела у родителей спросить.
– Фишеры в отпуске. А Кевин лет пять не живет здесь. Приходил пару раз. Видела его. Он странный какой-то, бледный, ходит неровно. Болеет что ли чем-то. Не поймёшь.
– Не здоров? Болен?.. А чем?
– А мне откуда знать? – грубо ответила женщина, ещё раз окидывая взглядом тоненькую фигурку девушки и локоны, выбившиеся из под шапочки. – Я ему мамка что ли? У него, чай, существо есть, чтобы о нём беспокоиться, – и отвернувшись, вошла в подъезд.
Лена, оставшись ни с чем, посмотрела на закрытую дверь, вздохнула и, сев на скамейку, нажала кнопку на своих ботинках. Ролики на правой ноге появились сразу, на второй заклинило. Девушка раздраженно стала разуваться, чертыхаясь и беспокоямь, что ботинок сломался и ей придётся идти пешком. Вечерний моцион никто не отменял, но шагать более часа при такой мерзкой погоде ей совершенно не хотелось. Поднявшийся ветер нагнал сизые тяжелые тучи. Они мрачно нависли над ней, не обещая ничего хорошего и, как в подтверждение своих намерений, стали капать на Лену мелким дождиком. К счастью, ботинок выплюнул из себя лезвие с колесиками и Лена, обувшись, поехала домой. Сильный дождь застал её возле дома, промочив насквозь её светлое пальто. Паразиту тоже досталось, и он стал недовольно улюкать на высоких тонах. Лена бережно вытерла его, соглашаясь с его жалобами:
– Да, да, конечно! Мне следовало надеть дождевик. Да, я смотрела прогноз погоды. Да, ты совершенно прав, мне хотелось просто хорошо выглядеть. Ты всегда прав! Ну, конечно, ты прав, – последние слова она произнесла насмешливым тоном.
Улитка втянула губы и обиженно посмотрела на неё. Лена не смогла выдержать этот взгляд – взгляд надутого ребёнка, и примирительно сказала:
– Мы сейчас с тобой выпьем чай с лимоном и имбирём, наденем тёплые шерстяные носки, разожжём огонь в камине и почитаем книгу. Хорошо? – Лена стала поглаживать головку существа.
Тот тепло улыбнулся ей в ответ.
На следующий день, после работы, она открыла ноутбук и стала искать в социальных сетях сестру Кевина Селену. Найдя, написала ей сообщение. Селена ответила не сразу и тоже как-то туманно написала о том, что брат изменился, с родными общаться не хочет, поселился на старой ферме, доставшейся в наследство от тетки, с тех пор не хочет ни с кем общаться; она видела его пару лет назад на Рождество.
– Но если у тебя есть желание, – писала она, – вот его адрес. Я думаю, тебе он будет рад.