– Я заказала на свой вкус. Ничего? – поинтересовалась она.
На столе стояла бутылка сухого вина и две украшенных зеленью и овощами тарелки с ракообразными.
– Лобстеры под белым соусом, – перехватив мой взгляд, пояснила она. – Здесь их готовят очень хорошо.
Я поблагодарил.
– Ешьте, не торопитесь, – сказала она. – Сегодня у нас достаточно времени.
Ракообразные, действительно, оказались замечательными.
– У меня возникла небольшая проблема, – сказал я. – С одной стороны, это вроде бы нам на руку, но с другой, может здорово помешать.
Я коротко обрисовал ей сложившуюся ситуацию и умолк.
Тишинская пожала плечами:
– А что вас, собственно, смущает? Мне кажется, все складывается отлично. Пока они будут считать, что вы работаете на них, мы можем спокойно заниматься своим проектом.
– А Климентьеву в это время будет искать ваша тётя?
– Положитесь в этом вопросе на нас.
– А если у вас не получится?
– Думаю, что к этому времени проблема Климентьевой уже никого не будет интересовать.
Я усмехнулся:
– А чья будет, моя?
Женщина посмотрела на меня в упор:
– Вчера вы казались смелее.
– Вчера я получил от вас задаток, – напомнил я, – и, как это ни странно, настроен получить и все остальное.
– Ну так и действуйте! – подбодрила она. – Ведь за просто так никто денежек вам не отвалит.
– Прежде чем действовать, я должен быть на сто процентов уверен, что никто не станет путаться у меня в ногах, – сказал я.
Женщина наклонилась ко мне:
– Вы это о чем?
– Думаете, Кондратьев будет сидеть сложа руки?
– С Кондратьевым мы все уладим. Выбросьте его из головы и займитесь объектом.
– Мне понадобится оптика, – сказал я.
Лицо Тишинской напряглось. Она поднесла к губам бокал и, чуть пригубив, поставила на место:
– Мы не занимаемся решением материально-технических проблем. Нас интересует только результат. И если вам вдруг показалось, что вы сможете обделывать за наш счёт свои делишки, то это очень непродуктивная идея.
Её проницательности можно было лишь позавидовать. Я равнодушно пожал плечами:
– Ну, если элементарную осмотрительность трактовать подобным образом, то мы вряд ли придём к консенсусу.
Выудив из пачки сигарету, Тишинская щёлкнула зажигалкой:
– Можете не сомневаться, что такое элементарная осторожность, я знаю не хуже вашего. Поэтому все ваши попытки затянуть время, мягко говоря, неосновательны. Да и потом, у вас просто нет выбора, и либо вы честно закончите дело, на которое подписались, либо… – что скрывается под вторым вариантом, она уточнять не стала. – Ведь по большому счету ни для чего другого вы не нужны ни нам, ни тем более Кондратьеву.
– Другими словами, – сказал я, – если что-то пойдёт не так, прикрывать меня вы не станете?
Стряхнув с сигареты пепел, она печально кивнула:
– Совершенно верно, у каждого должна быть своя зона ответственности.
– Где и когда я получу вторую половину?
– После проверки результата. В любом удобном для вас месте.
– А дальше?
– А дальше вам будет лучше исчезнуть.
– А если я захочу остаться в городе?
На лице женщины не дрогнул ни один мускул.
– Ну, вообще-то, у нас свободная страна.
В словоблудии Тишинская могла запросто потягаться с любым политическим деятелем. Впрочем, без умения выдавать желаемое за действительное люди до сих пор жили бы в пещерах.
– Исчерпывающий ответ, – похвалил её я. – Ждите звонка.
Я бросил на скатерть пять тысяч и поднялся. Тишинская протянула деньги обратно:
– Я уже заплатила.
– Бесплатно я не позволяю кормить себя даже родственникам, – сказал я.
– А мне вчера показалось, что мы с вами в некотором смысле даже больше, чем родственники, – улыбнулась она.
– А вы перекреститесь, – сказал я. – Иллюзия – штука прекрасная, но не в нашем же с вами деле.
Мой совет сделал её улыбку только шире:
– Если вы хотите стать независимым, то деньги надо копить, а не разбрасывать на подобного рода мероприятия. Впрочем, с такими принципами, как у вас, мне вряд ли удастся убедить вас в обратном.
Представляю, какое было бы у неё лицо, познакомься она с моими настоящими принципами.
Глава шестая
Утро выдалось на редкость тёплым и солнечным. Размяв суставы, я поработал со снарядами, потом принял душ, и лишь после этого, позавтракав яйцами всмятку, беконом и тёртой редькой со сметаной, позволил себе чашку кофе.
Теперь можно было подумать и о делах. Похоже, Кондратьев мне верил или делал вид, что верит. Ну что же: «надежды юношей питают». Я столько раз числился в благоразумных, что однажды, наверное, мог себе позволить в это не поверить.
Я оделся, достал с антресолей дорожный баул и спустился к машине. Полчаса пришлось потратить на то, чтобы заскочить в продуктовый и зоологический магазины. Других забот у меня на сегодня в городе намечено не было. В зеркале заднего вида было чисто, но я все-таки решил не рисковать. Оставив машину на платной автостоянке, поймал «шестёрку» и за пятьсот рублей уговорил хозяина скататься за город.
Загородная природа дышала покоем, и я позволил себе расслабиться. Луга, сосновые и берёзовые рощи, поля с подсолнечником и кукурузой действовали лучше любых транквилизаторов. Когда мелькнула излучина реки, а немного погодя и указатель «Большие Боярышники», я уже ощущал себя спокойней самого спокойствия.
Застроенные одно- и двухэтажными домами, Большие Боярышники располагались на пологом холме и одной из своих улиц вплотную подходили к реке. На околице посёлка, на холме, возвышаясь над зеленью берёз, сияли церковные купола. Мы доехали до центра и, свернув за магазином в переулок, через пару минут уткнулись в церковные ворота.
Небольшая калитка в чугунной ограде была приоткрыта. Я попросил у водителя полчаса и, пройдя за ограду, где по естественному газону деловито разгуливали куры, по выложенной плиткой дорожке направился к дому батюшки. Слабый южный ветерок доносил с поля запах только что скошенной травы. Из конуры вылез серый в рыжих подпалинах Лаврик и, дружелюбно виляя хвостом, заспешил мне навстречу. Я достал приготовленную для него кость и, потрепав по холке, почти насильно вложил в пасть. Что ж, понять животину было можно: после церковных харчей магазинная снедь могла вызвать вопросы даже у пса.
– Прости, дружище, но чем богаты, тем и рады. Батюшка дома?
– Дома, Саша, дома, проходи.
На высоком крыльце, улыбаясь, стоял отец Николай. Мы поздоровались. После мнимой демобилизации я прожил у него почти две недели, за которые мы успели с ним достроить баню и начать новый курятник.
На батюшке была матерчатая скуфья, коричневая ряса, зелёное трико и черные на липучках ботинки. Шестьдесят лет, которые он прожил на белом свете, ни на его крепкой фигуре, ни на его свежем, цветущем лице никак не сказались, хотя свои первые тридцать лет он провёл совсем не под церковной сенью.
Заметив у ворот незнакомую машину, он поинтересовался:
– За инструментами?
Я кивнул:
– Срочная работа.
Отец Николай поскучневшим взглядом скользнул по моему лицу:
– Ну да. Ну да. А я уж было обрадовался, думал, хоть денёк погостишь.
– Через недельку, – пообещал я ему. – Закончу проект и сразу к тебе.
Мы прошли в дом. Батюшка усадил меня за стол и, оставив один на один с дремавшим на подоконнике котом, ушёл за моим кейсом. На стене, напоминая о грядущих неприятностях, равнодушно постукивали старинные ходики с кукушкой.
Я выставил из баула на стол три бутылки водки, тушку сёмги и банку с рубиновыми меченосцами. Водку с сёмгой оставил на столе, а рыбок отнёс в спальню, где у батюшки стояли два аквариума. Рыбки и я являлись в этом доме единственными, кто не имел никакого отношения к религии.
Батюшка вернулся с моим рабочим кейсом и тяжёлым запотевшим кувшином. Кейс поставил в угол, а из кувшина наполнил пол-литровую керамическую кружку и, поставив передо мной, снова вышел, на этот раз чтобы принести отварной лосятины, бочковых огурчиков, помидоров и капустки. Заполнивший кухню аромат разносолов приятно защекотал ноздри.
Пока я потягивал берёзовый квасок, пытаясь отогнать от себя мысли о предстоящем деле, батюшка неторопливо поведал о начале строительства в Больших Боярышниках новой партии коттеджей. Известие о строительном буме меня приятно порадовало. Я подумал, что коттеджи – эта та часть России, которую она потеряла и которую до сих пор не очень-то активно пытается возродить. И, по-видимому, неспроста.
– Может, мне тоже прикупить здесь землицы? – спросил я.
– Чтобы было, где поиграть в гольф? – добродушно улыбнулся батюшка.
– А ты бы хотел, чтобы я начал с разведения африканских страусов, антилоп и павлинов?
– У человека, Саша, один советчик: собственное сердце. Что в нем родилось, то и правда. Другое дело, что эта правда часто не нравится ни нам, ни нашим ближним. Даже когда она один в один похожа на жар-птицу.
– Тогда у меня все в порядке: полная гармония между сознательным, подсознательным и внешней средой.
Батюшка бросил на меня ироничный взгляд:
– Ты так думаешь?
– Я так чувствую, – сказал я. – Так что подбирай участок.
Батюшка одобрительно хмыкнул:
– Смотри только, чтобы потом мне не пришлось ловить тебя на слове.
– Если вернусь, не придётся.
В этот момент где-то неподалёку, вероятно празднуя очередную победу над курицей, дурным голосом проорал петух.
Батюшка улыбнулся:
– Да нет, кажется, на этот раз ты и в самом деле говоришь правду.
– Говорить правду, попадая в деревню, уже становится для меня доброй традицией, – подтвердил я.
Когда мы выпили с батюшкой бутылку, я поблагодарил и поднялся из-за стола.
Пока я укладывал в багажник баул с инструментами, и батюшка и водитель о чем-то вполголоса переговаривались. Беседы были коньком отца Николая. Все это время где-то за околицей, захлёбываясь от натуги, надрывалась чья-то бензопила.
Глава седьмая
В город мы вернулись к полудню. Не доезжая до автостоянки, я попросил водителя остановиться. Похоже, мой загородный вояж остался для моих новых «друзей» незамеченным. Во всяком случае, я на это надеялся. Прячась от солнца в тени деревьев, я дошёл до автостоянки, сел в свою колесницу и, не забывая поглядывать в зеркало заднего вида, двинулся к приютившей господина Чугунова больнице.
Белое пятиэтажное здание, окружённое с четырёх сторон тополями, едва просматривалось. Я надел бейсболку, тёмные очки, взял пакет с инструментами и, оставив машину на стоянке, по тенистой аллее прошёл к главному входу.
У окна регистратуры было подозрительно безлюдно. Я оперся локтем на стойку и поинтересовался у сидевшей за столом женщины, в какой палате лежит Чугунов.
Бросив на меня быстрый взгляд, она протянула к окошку руку:
– Ваши документы, пожалуйста?
Этого я не ожидал.
– А это обязательно? – спросил я, не шелохнувшись.
– Для тех, кто появляется у нас в первый раз, обязательно.
Глаза женщины смотрели на меня без всякого выражения.
– Может, паспорт можно заменить… бумажкой с символом славного города Ярославля? – тонко намекнул я.
– Только не у нас.
Решительность женщины вызывала симпатию. Пока такие люди существуют, судьба государства не безнадёжна. Ситуация требовала новых подходов. Я нашёл на стене схему больничного комплекса и, зафиксировав в памяти, спустился во двор. От главного корпуса к другим корпусам можно было попасть двумя путями. Я обогнул здание главного корпуса и по выложенному плиткой тротуару направился к выкрашенному оранжевой краской одноэтажному сооружению. Висевшая рядом с металлическими дверями табличка подтверждала, что я пришёл туда, куда рано или поздно попадает каждый, у кого возникают проблемы с личными грехохранилищами. Правда, моя первая попытка проникнуть в морг без очереди вышла неудачной. Двери перевалочного пункта оказалась на запоре. Я нажал на звонок и, не убирая пальца, замер. Судя по расписанию, в морге был обед. С третьей попытки мне, кажется, удалось его прервать: за дверью щёлкнула задвижка. Молодой красивый парень в синем халате, быстро окинув взглядом меня и близлежащие окрестности, посторонился и гостеприимно предложил:
– Заныривай.
В комнате, в которую он меня привёл, стоял старый канцелярский стол, пара стульев и черно-белый телевизор на потрёпанной временем тумбочке.
– Пришёл навестить приятеля, – сказал я, – но без документов, назвать номер его палаты в регистратуре отказываются, не поможешь?
– Фамилия, имя, отчество?
– Чугунов Эдуард Алексеевич.
Парень фыркнул:
– Ты что, за лоха меня держишь? Друзья его палату наизусть знают.
Я достал бумажник:
– Сколько?
Парень возмущённо вскинул руки:
– Да ты что, мне жить, что ли, надоело?!
Я положил на плечо парню ладонь и легонько подтолкнул к стулу:
– Если не хочешь, чтобы однажды тебе ответили на этот вопрос утвердительно, старайся больше незнакомым людям его не задавать.
Оказавшись в положении сидя, парень занервничал. Я отошёл к окну, достал из пакета револьвер и пояснил:
– Это чтобы никто не мог утверждать, что ты сдал его добровольно.
Как ни странно, но вид оружия подействовал на него успокаивающе. Он глубоко вздохнул, потёр ладонями бедра и сипло выдохнул:
– Шестая… Отделение реанимации.
Мне оставалось лишь надеяться, что его ответ был навеян не школьной программой по литературе.
– Студент? – спросил я.
Он кивнул. Я отсчитал ему три бумажки по тысяче и, пожелав приятного аппетита, оставил размышлять над превратностями судьбы.
Широкие окна стационара выглядели безжизненными. Я на ходу поменял очки с бейсболкой на парик а-ля Стивен Сигал и, поправив на плече сумку с инструментами, направил свои стопы к соединявшемуся с административным корпусом галереей стационару.
В пустом предбаннике с красными пластмассовыми стульями и зелёными стенами стояла звонкая тишина. Я подошёл к двустворчатым дверям с надписью «Реанимационное отделение» и заглянул в небольшое стеклянное окошко.
Длинный мрачноватый коридор с многочисленными дверями проходил через весь стационар и заканчивался окном. Сразу за дверями, рядом с пожарным щитом, стоял стол с телефоном и пустой стул с переброшенным через спинку врачебным халатом. На всякий случай я подёргал дверную ручку. Заперто. Увы, но почему-то сегодня на все объекты я попадал в неурочное время.
Я поднялся этажом выше и, представившись медсестре наладчиком медоборудования, попросил проводить в реанимационное отделение. Решение оказалось удачным. Очутившись один на один с одетой в зелёный халатик медсестрой, я повеселел. Девица выглядела соблазнительно. Жаль, что в своё время я так и не подал документы в медицинский.
В палате, куда мы пришли, в полумраке можно было рассмотреть операционный стол и стоявшие неподалёку от него аппараты искусственных лёгких и сердца. Органов, без которых, как утверждают бывалые пациенты, нельзя обходиться даже в раю. Принимая во внимание название палаты, мы, видимо, находились ещё только в его предбаннике. Сестра раздвинула на окнах жалюзи, и я увидел за ширмой три пустых реанимационных кровати.
– Что-то не так? – спросила она у меня.
Вопрос был некорректным.
– В отделении много больных? – спросил я, стараясь не встречаться с ней взглядом.
– Двое. А что?
– Чугунов среди них есть?
– А вы ему кто?
– Да, в общем-то, никто. Корреспондент.
– Умер. Перед обедом перевезли в морг.
На этот раз я взглянул на неё самым пристальным образом. Лицо сестры выглядело по-рабочему будничным.
– Причину смерти установили?
– Предварительная версия – инсульт. Но точно можно будет сказать лишь после вскрытия.
Новость была не из приятных. Теперь я мог рассчитывать услышать откровения Чугунова лишь в видеозаписи.
– Где вас можно будет найти? – спросил я.
– В ординаторской.
Я подождал, когда она выйдет, и набрал номер Тишинской.