– Пойдем в душ, ― произнес он тихим голосом, ― бабушка и дедушка спят. Вернее, они в забытьи.
Они вышли из комнаты, и только теперь Нелли увидела двух стариков. Вернее, осознала это. Она их видела, но мысли были о другом. А вот теперь ее взору предстала грустная картина.
– Им очень плохо? – спросила она Яна, даже забыв о том, что она в одном только нижнем белье.
– Тапереча нет, ― вдруг прохрипел старческий голос, ― Таперя все хорошо. Ты не одинок. Какая хорошая девочка с тобой.
Эта была Серафима. Не открывая, глаз она видела все. Нелли забылась и подойдя к старушке спросила:
– Бабушка, Вы как себя чувствуете? Что-нибудь принести?
– Спасибо тебе, девонька, спасибо, ― ответила Серафима, ― главное, что вы вместе. Более ничаво не нужно. Все хорошо.
– Да мы с Серафимой ишо день, два и тамо встретимся, ― проговорил дед Антон. ― А вы тока живите мирнее. А мы рады за вас. Подойди ко мне, дочка, я хоть взгляну на тебя.
Нелли как есть подошла к деду Антону. Многие бы могли возмутиться: «Хоть прикрылась бы, позорница! К старому человеку подходишь в таком виде! Как не стыдно современной молодежи!» То многие, но только не дед Антон, переживший столько много! Знающий цену жизни, что ОНА, ЖИЗНЬ, БЕСЦЕННА!!! Именно ЖИЗНЬ, а не существование! Своими, полупотухшими для всего земного глазами, он одарил Нелли, подошедшую к нему, таким полным любови взглядом, каким не могут одарить изысканные красавцы мира сего! Она даже немного всплакнула от умиления, глядя на этого умирающего старика.
– Наклонись ко мне, доченька, ― произнес дед Антон, ― поцалуй меня в щеку, да и я дам табе прощальное свое целование.
Нелли была так растрогана, что не могла держать слез. Они потекли по ее щекам. Она нагнулась и поцеловала деда в щетинистую щеку, а он приложил свои губы к ее щеке. Снова выпрямившись, Нелли вдруг поняла, что это было его благословение для нее и Яна.
– Ну, хорошо, ― молвил дед Антон, ― таперя ступайте любить друг друга. Любите крепко на всею жизнь.
После этих слов дед опять ушел в забытье. Нелли подошла к Яну. Оба взглянули на бабу Серафиму. Ее сознание тоже было далеко от бренного тела. Ян обнял Нелли:
– Пойдем в душ, ― произнес он ей, ― я очень хочу тебя.
Нелли буквально валилась с ног от накатившего вожделения. Сладострастный комок еще сильнее стал душить ее, когда она увидела Яна обнаженным.
– Ян! Помоги мне снять лифчик и трусики, ― еле проговорила она, ― поддержи меня, я падаю. Ноги не слушаются меня.
Ян быстро разрешил ее изнемогающее от вожделения тело от последнего белья.
– Надо помыться, Нелли, ― проговорил он, беря ее чуть ли не под мышки и унося под душ.
– Ян! Я не могу больше терпеть! Возьми меня прямо здесь! Прошу тебя!
Ян понимал, что девушке вот-вот может стать даже дурно и потому старался очень аккуратно и в тоже время быстро мыть ее.
– Нелли, миленькая, потерпи, ведь ты девственница. Здесь тебе станет больно. Сейчас, уже все.
Наконец водные процедуры были окончены. Надо было выйти из ванной комнаты, но Нелли даже и слышать не хотела об этом, так как нужно было разжать объятия. Только ей этого не хватало! Что тут поделаешь? Так и вышел Ян с Нелли из ванной комнаты, неся ее на руках. А она буквально повисла на нем, обвив при этом руками и ногами. Зайдя в свою комнату, он аккуратно лег в кровать.
Ян вожделел увидеть ее девство, и он увидел его. Нежное и ласковое, которое манило его к себе. Вкуснее всего на свете, слаще меда, пьянее любого вина! Сколько соков любви источало оно! Ян знал, что эту чашу он выпьет до дна! И вот их тела слились в единое целое. Открылось путешествие в страну для двоих. Нелли стонала, прогибалась всем телом, поднимая пред взором Яна свои красивые упругие налитые соками любви груди. Твердыми сосками они стремились ввысь. Наконец, пик любви взорвал комнату ее криком от экстаза. И их тела, покрытые крупными каплями пота, успокоились.
Действие семнадцатое
Уже вечерело, когда Степан Алексеевич вел машину по загородной местности. Ехал к сестре на дачный участок. Конференция не далась ему с большим трудом, скорее наоборот: это его и настораживало. Он привык трудиться, а здесь все просто. Было даже немного непривычно. Но его мучил один вопрос: «Столько лет прошло, а Система как будто дремлет. Ведь совершенно ясно, что она уже давно вступила с нами в контакт. Все, что я узнал от сестры, все, что слышал от матери, говорит только об одном – пришло время Системы. Остерн, Рудольф, Ричард, Альфред Росс, Александр Павлович Нечаев. Все они вышли на логику второго порядка. А главное – на алгоритм! Алгоритмизированная структура. Иммунологическая система. Уже были иммунологические андроиды. Лия, Стэлла. А Стэлла вообще человек будущего. И вдруг на столько лет все замерло. Что опять не так? Что не предусмотрели? Может, ошибка Остерна причина того, что происходит? Все может быть. Одно ясно – пути назад нет. Какое-то затишье. Может перед грозой?»
Как только он это подумал, вдруг действительно откуда ни возьмись появилась туча. Тяжелая, иссиня-черная грозовая. Она действительно грозно смотрелась. Тяжелые облака по краям окаймляли бездонную «пасть».
– Откуда же ты только взялась, такая красавица? – произнес вслух Степан Алексеевич.
И словно в ответ ему яркая молния резанула пространство. И буквально через секунды раздался раздирающий уши грохот. Степан Алексеевич даже прищурился.
– Ну извини, извини за такой глупый и неуместный вопрос, ― произнес он, ― сам-то вон с конференции еду. Вот и разважничался. Больше не буду.
И словно в ответ на его извинения начался ливень. Сначала по капоту машины ударили крупные капли, а секунд через пять пространство вокруг даже не было видно. «Во как!» снова подумал Степан Алексеевич, «Заодно и машину помоет». Однако, совсем рядом, буквально метрах в тридцати, прямо в землю, со страшным оглушающим скрежетом, ударила молния, рассыпавшись на искры.
– Да чтоб тебя! – произнес Степан Алексеевич. – Этак, чего доброго, и убьешь к шутам!
И снова такая же молния ударила, только с другой стороны. На сей раз Степан Алексеевич испугался не на шутку. «Чего делать-то?» растерялся он, осматриваясь по сторонам. Но за ливнем ничего не было видно. Впереди поле, простор. Степан Алексеевич знал, что такие ливни кратковременны. Он стал всматриваться в даль. Там, далеко впереди, абсолютно вертикально, сверкнула молния. «Далеко», подумал Степан Алексеевич. Но что такое? Молния не исчезала. Она продолжала вибрировать и, более того, к ней добавилась еще одна молния, а затем еще и еще! Вскоре целый пучок из молний беззвучно вибрировал в пространстве. У Степана Алексеевича даже челюсть отвисла при виде такого чуда природы! «Не может быть», подумал он, «Уж не НЛО ли зависло там, за тучей?» И вот тут произошло нечто совершенно удивительное. Молнии по середине начали расходиться в стороны, а их концы при этом, оставались на месте. Начиналось необъяснимое взаимодействие с пространством. Степан Алексеевич со страхом наблюдал за происходящим. Потом он начал понимать, что наблюдает далеко не природный процесс спонтанного характера, а действие разумной Силы. Более того! «Уж не со мной ли вступает эта Сила в контакт?» этот вопрос, или даже догадка, покрыла все тело Степана Алексеевича крупными мурашками. У него чуть волосы дыбом не встали! Он наблюдал за происходящим, и легкая испарина выступила у него по всему телу. «Наука», подумал он, «К шутам всю науку, когда тут ТАКОЕ!» Далее началось такое, от чего несмотря на непрекращающийся ливень, он вылез из машины.
Действие восемнадцатое
Надежда Алексеевна знала, что брат приедет к ней на дачу и готовила ужин. Уже кипели в кастрюле морковь и лук. Стояла другая кастрюля с толченой картошкой. А Надежда Алексеевна накладывала в миску квашеную капусту, как раздался звонок. Надежда Алексеевна взяла мобильный телефон:
– Алло! Привет, Леночка! Что? Сильная гроза? А я за стряпней и не заметила. Сейчас гляну, ― и Надежда Алексеевна выглянула в окно, – Да, ты права. Ой, какая туча! Как же Степка-то там? А я вот кислые щи ему варю. Он их любит. Причем без мяса.
– А что так? Он же вроде как не вегетарианец? – спросила Елена.
– Да дело не в этом. Конечно, нет. Просто считает, что мясные щи тяжелы для его желудка. А так ничего. Мясо трескает. Да ты сама знаешь, какую экзотику он предпочитает.
– Да уж! – произнесла Елена. – Уж чего-чего, а это у него за ним не заржавеет. Так он чего, сейчас в дороге?
– Да в этом-то вся и беда! – молвила Надежда Алексеевна. ― Вот только пусть на пороге появится, я этому засранцу покажу!
– Ой, да ладно тебе, Надюша! Не переживай ты так за него! Все будет хорошо. Доедет он, никуда не денется. Я тебе лучше вот что скажу. Кажется, я знаю, что такое вегетарианское блюдо!
– Ну это же всем давным-давно известно! – удивилась Надежда Алексеевна, – Ну ясен пень! Ну, растительная пища. Чего тут особенного?
– Э нет, Надежда, это не совсем так! Ну почему они едят растительною пищу? Клыки-то в наших челюстях, тоже существуют. А нам все говорят, что, мол, тавровый принцип строения зубов наших. Резцы да коренные. Про клыки как-то не упоминают. А это говорит только о том, что мы всеядны.
– Ну и ладно.
– Ну а ты сама-то хочешь услышать это от меня? Или как?
– Ну говори! Ну слушаю, слушаю, – в голосе Надежды Алексеевны слышалось легкое раздражение.
А про себя она подумала: «Блин! И так все достали! А тут еще она лезет со своими учениями!»
– Надь, а можно тебе вопрос задать? – послышалось из мобильника.
«Ну вот только этого еще не хватало», подумала Надежда Алексеевна и произнесла, «Ну задавай.»
– Так вот, Надь. Как ты думаешь, в чем главная разница между животной пищей и растительной?
– Ну как это в чем? Во-первых, большая разница между клетками. Есть растительная, а есть животная.
– И в чем разница?
– Слушай, мне чего тебе, сейчас всю морфологию рассказывать? Ну вон возьми учебник и почитай.
– Ну правильно, так вы всем и говорите. А без всякого учебника, навскидку! – в голосе Елены чувствовался некий азарт. Стремление познать природу не по учебникам всегда присутствовало в ней и вызывало некоторое раздражение у Надежды Алексеевны, которая как раз очень любила читать.
– Ну что? Ну не знаю я, – ответила она Елене.
– Ну а узнать-то хочешь?
– Ну говори, ну слушаю.
– Скажи, ― вновь спросила Елена, ― в каких живых существах мы начинаем наблюдать наличие крови?
– Ну прежде всего это кольчатые черви, – ответила Надежда Алексеевна, – она в них первых появляется.
– Ну, а теперь просто подумай логично. Включи логику, – в голосе Елены прослушивались нотки нетерпения.
– Лен, ну давай, ну говори. А то я тут готовлю понимаешь. Брата жду. Ну, говори уже.
– Да ладно, не сердись. Это я так. Хотела, чтобы ты сама додумалась, – голос Елены немного погрустнел.
– Ну говори же, говори! Вот блин!
– Да все очень просто, Надя, в растениях отсутствует кровь. Вот и весь секрет.
Действительно все очень просто. Надежда Алексеевна задумалась. Молчание в трубке говорило о том, что она действительно поняла это. И мало того, это ей не безразлично. Ведь основной факт, – отсутствия крови в растениях – говорит сам за себя. «Ну Ленка! Ну читать не читала. Да и читать-то не заставишь, а догадалась. Причем действительно все просто.» ― подумала Надежда Алексеевна, и добавила вслух:
– Ну хорошо. Ладно.
– В общем ты поняла?
– Да поняла, поняла. Ладно, надо дальше готовить. Давай пока.
– Пока, – и Елена положила трубку.
А за окном уже лил дождь. Бульон в кастрюле во всю кипел, ожидая картофельное пюре и квашеную капусту.
***
– Мам, а можно я с ребятами погуляю? – раздался детский, слегка плаксивый голос.
Ребенок лет десяти умоляюще смотрел на мать.
– Нет, я сказала! – приказной, угнетающий тон матери делал свое дело. Ребенку ничего не оставалось, кроме как подчиниться, и из огорода, чуть не плача, наблюдать за смеющимися и радующимися детьми. А те вовсю играли на мостках небольшого деревенского прудика-лягушатника. Им было весело и хорошо, что нельзя было сказать о ребенке, наблюдавшим за ними из-за изгороди, как из-за колючей проволоки. Но в данном случае этой страшной колючей проволокой была его мать. Владислав издали смотрел на играющих детей и завидовал им. Слезы текли по его щекам, да кого волнует чужое горе? А заступника у него не было. Летний день в самом разгаре. Хотелось купаться. А еще более, хотелось веселиться с детьми, но мама не разрешала. Бывали, конечно, случаи, когда каким-то чудом она давала согласие на то, чтобы сын мог плавать с ребятами, но тогда и сама присутствовала при этом. Для Владислава это был праздник! Который, к сожалению, длился недолго. Маленькому мальчику было невдомек, что таким образом мама «жалела» его. Ибо пруд, видите ли, грязный, мало ли что «прицепится» к нежной коже. Опять матери ночь не спать да слезы лить! Вот так и «жалела» она своего ребенка изо дня в день, даже не осознавая, какие душевные травмы ему наносит. Да, в конце концов, плевать ей было на эти травмы, ведь мама всегда права! Бабушка тоже помогала вовсю. Уж кто-кто, а бабушка как никто другой будет следить за своим внучком! Бедная бабушка, она даже и не ведала то, что таким образом буквально «сломает» жизнь своему внуку. Как-то Владислав провинился. То ли на карьеры просился отпустить его вместе с ребятами, то ли снова на пруд. Сам того не ожидал, как разозлил мать. Ростом, чуть выше ее колена, хлюпик от роду, он оказался в крепких материнских руках! А далее – страшно!
– Я тебя породила – я тебя и убью! – орала мать, схватив его и с силой тыкая носом в постель стоящей во дворе деревенского дома. – А ну говори – «мама, прости!»
– Я больше не буду! – задыхаясь от боли и от тряски рук матери кричал Владислав.
– Нет! – орала мать еще сильнее истязая его. – Говори «прости!»
– Аааа! – завизжал ребенок. – Мама! Я не буду больше! Аааа!
– Аля, Алефтина! Что ты делаешь? Оставь Владика! – это услышав вопли своего внука вбежала «скорая помощь» – бабушка. – Не бей Владика!
Еле вырвав из рук своей дочери-извергини внука, бабушка тут же увела его подальше от беды. А озверевшая мать все еще продолжала изрыгать ругань и брызгать слюной. Можно было представить, что произошло, когда Владик, наслушавшись взрослых речей, нечаянно произнес нецензурное слово при матери! Для него это было совершенно непонятное слово, которому он не придавал никакого значения, впоследствии стало хуже смертной казни. Тогда он чуть ли не весь день простоял в углу, наказанный фактически ни за что. Для него стало диким не то, что случайно произнести его, даже услышать от кого-то! А ведь когда-то мать действительно любила его. С криком:
– Мама! – он, когда был совсем еще малышом, ухватил ее своими ручонками за шею и уже более не отпускал. И это тогда, когда она пришла за ним в больницу, чтобы забрать его из такого страшного заведения. Так и одевала она его. А он ни за что не хотел отпускать ее, свою родную маму. Как дни и ночи не спала она, меняя водочные компрессы на его ножке, которую едва не изуродовали в той больнице. Ну разве можно было забыть тот случай, когда она буквально орала в трубку телефона уже ночью:
– Девушка, миленькая, не бросайте только трубку, помогите! Сын умирает!
И это тогда, когда Владик, до смерти боящийся зубной боли и зубных врачей, утаил от родителей огромный десенный флюс уже иссиня-черного цвета. Сама врач потом удивлялась количеству вышедшего оттуда гноя. И это когда Владика, фактически уже в бессознательном состоянии, привезли в больницу, без очереди усадили в кресло зубного врача и удалили больной зуб. Вот такова его мать!
А сколько лекарств перепил он! Как только жив остался? Впоследствии, когда уже стал взрослым, и стал понимать что и к чему, многие, издеваясь, говорили ему, будто сквернословили: