Р.Марко
Мир, который ее принял
Глава 1. Буря
После двухдневного вояжа по просторам водораздельного хребта мы оказались в километре от цели. Это было так близко – рукой подать. Но с каждым шагом расстояние как будто увеличивалось. Когда я смотрела на пик, мне казалось, что он становится дальше. Снежинки оседали на моей шапке и лице, мгновенно таяли, и я то и дело вытирала капли с подносового желобка. Черт, терпеть не могу это отвратное слово: «же-ло-бок». И зачем вообще мне бабушка рассказала, как эта часть лица называется? Теперь вот засело в мозгах – не отвяжешься.
Плетемся вереницей друг за другом, то и дело поднимаю голову, чтоб зацепится взглядом за затылок впереди идущей. Трос временами стягивает талию, если сбавляешь темп или кто-то позади начинает плестись, еле волоча ноги; и только кратковременный звон карабинов разбавляет хруст снега. В группе нас девять разновозрастных девушек и женщин – точно клуб феминисток. В голове группы уверенно шла инструктор, за ней по цепочке – остальные. У меня не было желания вырываться вперед, поэтому я держалась в замыкающих. Поход организовывал один небезызвестный турклуб «Возрождение». Объявление о наборе желающих отправиться в очередной поход я увидела в интернете. Впечатлил текст рекламного сообщения: «Марафон нового поколения! Перезагрузим вас без тренингов, коучинга, психологов. Только для сильных характером женщин!» Я уж думала, что нас всех окончательно затянуло в интернет, но вот появилась надежда, что все-таки мы еще можем общаться и развиваться вне поля влияния мониторов и фитнес-марафонов в Инстаграме. Меня всегда тянуло на адреналин, завидую тем людям, у которых он начинает зашкаливать даже при разговоре с незнакомым человеком или перед выступлением на большую аудиторию. У меня все иначе: я ловлю кайф только в экстремальных ситуациях, каждый раз бросая себе вызов.
Привал, как долго я тебя ждала! Мы делали остановку между переходами каждые два-три часа. Под стоянкой я подразумеваю – бросить свой двадцатипятикилограмовый мешок на снег и тяжелым, уставшим балластом упасть туда же, лежа ловить снежинки ртом, рассматривать ясное небо, чуть подернутое облаками. Приходилось наблюдать, как спутницы пытаются делать ангелочков, лежа на снегу: взмахивать ручками, ножками вверх и вниз – ой, какая радость. Посмотришь и задумаешься, что я вообще делаю среди них?
– Клэ-эр, смотри как миленько! Не хочешь присоединиться? – прокричала Даша – моя соседка по палатке.
– Нет, cпасибо, как-нибудь обойдусь. Фр-р!
Лежу, вспоминаю, какой был мандраж накануне поездки, а сейчас вот в полном отупении, и уже ничего не надо – ни селфи на фоне пика, за которым я, собственно, приехала, никаких других достижений, которыми я так хотела блеснуть среди своих.
Одна мечта – только бы больше не взваливать на спину тяжеленный рюкзак. И какого рожна я притащила с собой всю эту дребедень!
Отец пытался меня переубедить, говорил, что будет более чем предостаточно в четырехдневное путешествие взять лишь часть моего списка. Но мне казалось, что я обязательно должна положить с собой раскладной стульчик, пару книг, дабы в дороге с умным видом посматривать в окно, а потом опять в книгу, тем самым создавая поездную романтику. Кстати, не положить ли мне еще пару банок провизии… Итак, мы имеем: термобелье, флисовый тепляк, новый костюмчик The North face – купила накануне – казалось, что именно так должен выглядеть настоящий альпинист…
– Подъем! Хорош загорать. – Окрик инструктора вывел меня из плавающего состояния. – Это тебе не на шезлонге валяться бегемотиком на «все включено». Рюкзак на плечи! И лопату свою не забудь! – Распоряжалась неумолимая Марго.
О, как же она меня достала своей нарочитой бодростью и тягой к подхалимажу. Поднимаюсь, скрипя своими «кошками», забрасываю рюкзак на спину и, негромко матерясь, хватаю лопату. Откуда у меня появился этот внезапный инструмент? Сама до сих пор в изумлении. Как-то на одном из переходов, отстав от группы, я увидела торчащую из земли рукоятку, которую черт знает зачем дернуло проверить: а чего это она там стоит, да и кто ее мог туда поставить? Приблизясь, я поняла, что это лопата. Степень моего изумления была безгранична. Я крикнула:
– Ребята! Здесь лопата!
Все смеялись и говорили:
– Да-а Клэр, только ты могла ее найти в безлюдной местности.
Инструктор остановилась и заявила, что это знак свыше и мне нести это бремя с собой. Теперь мы с ним – знаком и бременем – неразлучны. Хоть бы одна сволочь помогла!
Маршрут у нас был сложный. Приходилось карабкаться по крутым склонам, брести по горной долине или на выдохе, рысью спускаться вниз по ущелью. Между делом, когда мой мозг начинал генерировать мысли, в голове пульсировало: «Так как же я буду отмечать свой фурор по возвращении домой? Соберу человек десять в ресторане, после полетим в клуб или на дачу к друзьям…» И тут над ухом инструктор взвизгивала:
– Фантастика!
Сволочь, с мысли сбила. Приходилось повторять свою изначальную версию, бубнить, как мантру: «Я здесь, чтоб дойти до пика и кайфануть, что смогла это сделать. А эта безумная Марго – временное явление».
Спустя некоторое время после преодоления основного пути у меня как будто прошла перестройка всех систем, шаг становился все увереннее, ощущение, что вот-вот мы это сделаем, играло и подзадоривало. На очередном перевале я зависла, наблюдая, как на вершине пика вьюжит, закручивает маленьким вихрем снег. И он так переливается, что дух захватывает – словно камни Swarovski в витрине «ДЛТ». Подобного природного явления я ранее не наблюдала, но в памяти всплыло, что говорили мне некогда родители: «Снег играет в горах перед бурей». Девушки в нашей группе не обратили на это особого внимания, да и я подумала, что уж инструктору виднее.
К вечеру разбили лагерь на небольшой возвышенности, у самого подножья горы. Тишина на высоте, ужин в котелке, и по стопке коньяка с копченым салом. У костра тем вечером было очень по-семейному. За эти дни мы все сблизились: разговоры о вечном, прекрасном, о планах на следующие завоевания под багровеющим закатом и все такое. Как по мне, закат упорядочивает человеческие мысли и слегка навевает грусть. Но это приятная грусть, которая пробуждает особые чувства: предвкушение, воспоминания, мечты, надежды и многое другое. Я люблю смотреть на закат, в эти минуты совершается откровение между тобой и небом, оно словно снимает с себя одежду – яркие ткани, одну за другой, и ты становишься свидетелем особого таинства. Закат тем вечером мне напомнил недавний отпуск, который мы проводили с семьей на острове Корфу в Греции.
Все же интересно выдумала природа: пестрые краски багрового заката так похожи, хотя континенты, времена года, обстоятельства – абсолютно разные. Морской закат вбирает в себя дуновение соленого ветра, шум волны, теплые тона прячущихся за горизонтом облаков, крик восторженных чаек, ласкает взор бархатом уходящего солнца. В горах все иначе. Краски уже не такие теплые, новичка пугают силуэты горных хребтов. Размышляя, я успевала играть в одну увлекательную игру. Глядя на хребет, пыталась высмотреть в нем фигуру животного или человека. Мне повезло: вдруг показалась голова ястреба, нарисовалась шляпа почтенного мужчины. В горах темнеет рано, поэтому на приветствие и прощание с закатом остается не так много времени. Ночь падает темным покрывалом внезапно, стоит солнцу спрятаться за вершиной. Пора спать. Мы были утеплены в три слоя, но все же хотелось скорее нырнуть с головой в свой спальный мешок, спрятать нос рукой, согреться и заснуть, ведь впереди великий день по захвату высоты. Подъем предполагается не позднее шести утра, так как нужно успеть сходить на ледник, набрать в котелок ледышек и сварить на талой воде кашу на всех девчат. Мне нравится быть дежурной по полевой кухне: приятное чувство, когда лагерь спит и спит еще природа, и только ты в тиши, не торопясь готовишься встречать рассвет и сонных сподвижников.
На девятерых мы разбили скромный лагерь из двух палаток. В первой разместилась Марго и еще четверо добровольцев, во второй палатке – я с остальными амазонками. Палатка стояла на четырех кольях, этого всегда было достаточно, чтоб устойчиво закрепить наш шатер. Четыре тела в мешках расположились тесно друг к другу ногами к выходу. В менее энергозатратных путешествиях остаются силы, чтоб посплетничать на сон грядущий, в этот раз, увы, не сложилось. Раз, два – и слышен мерный свист рядом лежащей. Под этот свист я, немного вздрагивая, потихоньку отъезжаю в мир морфея.
Глава 2. Под завалом
Хлопок, еще один! Вздрагиваю от сильнейших вибраций, лицо соприкасается с брезентом, который хлещет пощечины, и тут понимаю, что все крепежи разлетелись к чертовой матери по сторонам. Но как?! Мы продолжаем лежать, начинается внутренняя паника, слышно, как тонны снега с вершин падают и разбиваются о скалы. Как током по телу сработал импульс: «Буря!» От этого еще страшнее – спирает дыхание, мы на вершине, выйти нельзя – снесет мощнейшим порывом ветра или завалит, не успеешь опомнится. Грохот такой, что мы не слышим друг друга, только пару раз доносились отдаленные голоса и ревущий возглас Марго:
– Вы живы?!
Каждая из нас что есть мочи орала в ответ:
– Мы живы!
Хотя не знаю, зачем мы это делали, это же за нами не команда спасателей на голубом вертолете прилетела, а такие же беспомощные, которым приходится только ждать – повезет или нет. Засыплет совсем или останется доступ к кислороду.
Сейчас уже трудно сказать, сколько времени прошло между тем, как мы заснули и проснулись под звуки падения лавин – возможно, час или два.
Глубокая ночь. Мы лежим, снег все также с грохотом падает вниз, ветер запорошил нас окончательно, брезент уже не хлопает перед лицом, дышать все тяжелее. Снежная буря – одно из самых опасных явлений в горах, при ветре большой силы с резкими порывами сложно выйти из пучины снега, вернее, невозможно. Мы оказались в опасной зоне, словно в красной комнате или на арене перед быком, но без тореадора и опыта управляться с животным. При таком раскладе взбешенный бык уничтожит тебя за считанные минуты. Мы находились на открытом выступе, здесь буря себя вела еще более предательски. Чем больше высота, чем ниже температура воздуха – тем сильнее буря и выше степень опасности.
Мы потихоньку начали соединять мешки, прижимались тесно и грея друг друга телами. В снежную бурю не выжить поодиночке, на открытом пространстве, без теплых вещей и без веры в себя. В такой ситуации главное – сохранять хладнокровие и трезвость ума.
Мы начали молиться: «Боженька, спаси и сохрани! Неужели это все?! Разве так я должна покинуть этот мир? Такова цена расплаты за тщеславие?»
Горячие слезы ручьями катились по холодным щекам. От страха в голове начали путаться мысли: «Отче наш, иже еси на небеси, да святится время Твое! Какое время, блин, нет, Имя Твое…» – и все заново. Было ощущение, что нужно скорее прочесть молитву, дабы защитить себя и нарисовать спасительный круг, очерчивая палатку от стихии, как сделал Хома Брут в романе «Вий» у Гоголя. Возможно, не самое удачное сравнение, но все же.
А кислорода все меньше, дышать тяжелее, и в голове суматошно мечется мысль: «Хоть бы умирать было не больно, чтоб раз – и все, последний вздох, закрыть глаза, тепло по телу, легкое головокружение, тишина в сознании». Сознание постепенно затухает, погружаешься в полудрему, но что-то опять тебя пробуждает, и снова слезы из глаз. Они соленые, теплые, и хочется, чтоб они всегда оставались такими. И ты повторяешь: «Господи! Как верили в меня мои родители, сколько вкладывали в меня теплоты, любви, заботы, не разлучай меня с ними, я еще не готова. А если так надо, если мой час пришел, то пожалуйста, Боже, приснись моим родителям и скажи, что мне было совсем не больно».
Сейчас я точно помню, чем больше мы находились там, в зоне бедствия, тем увереннее и глубже понималось смирение: ты бессильна, тебе остается только ждать.
Я чувствую, как ко мне все теснее прижимается Даша – одна из амазонок. Мы познакомились с ней в поезде и особо не питали друг к другу теплых чувств. Но в тот момент мы казались друг другу такими близкими, роднее сиамских близнецов. Даша, всхлипывая, пытается что-то мне сказать, но гул бури настолько силен, что мне едва удается разбирать слова. И тут я понимаю, что она говорит: «Я беременна». Меня накрывает второй волной панической атаки. Не думала, что когда-то я окажусь в роли папаши, который должен узнать благую весть. Я интуитивно прижимаю ее к себе, чтоб согреть своим теплом.
Мы лежали под снегом в горах, со стороны, наверно, жалкая кучка занесенного тряпья, а может, уже и не видно нас было, никто бы, взглянув сверху, и не понял, что здесь лежат девять жизней, точнее, десять, как выяснилось.
В памяти всплыла история про американских подростков из группы Томаса Гомана. Ведь они собирались в непростое путешествие на гору Худ, будучи полностью уверенными в своем проводнике. Среди подростков у него была репутация героя – предводителя стаи волчат, жаждущих впечатлений на всю жизнь; Томас – так его звали – нередко ради воодушевления своих учеников шел на рискованные шаги. Как сказал бы участник того трагического похода мистер К.: «Это идеальная снежная буря для ошибок». Вот и наш случай оказался именно таким «идеальным», но нам, несомненно, повезло больше. Только теперь у меня доверия нет к проводнику. «Почему!? Почему она не повернула назад, ведь за ее плечами сотни походов и восхождений, ведь наверняка она знала, что тот коварный снег на вершине играл неспроста. Ах, что же ты наделала, Марго!»
Мы продолжали бороться со страхом, я гнала все мысли прочь. Мы с Дашей лежали в коконе из спальных мешков, ее ощутимо трясло, а я почувствовала, как рядом со мной теперь билось два сердца. Я держала ее руки и понимала, что она сейчас вдвойне в отчаянии, значит, на мне двойной груз ответственности. Мне казалось, что сейчас я должна быть сильной, во что бы то ни стало помочь Дашиному малышу выжить, пусть даже ценой своей жизни. Я была готова на все.
Эта ночь тянулась бесконечно. С каждым часом приближалась точка невозврата. Вы когда-нибудь в детстве играли в страшную игру «душегубка»? Пожалуй, все дети девяностых в нее успели сыграть. Суть игры: сделать пять-шесть глубоких вдохов-выдохов, на последнем выдохнуть так, чтоб осталось только легкие выплюнуть, затем прижаться к стене, а напарник должен сдавить твое горло какой-нибудь тряпкой, да покрепче. После чего твое тело становится ватным, сознание тускнеет, следует легкое головокружение, хочется спать, и самое главное – наступает полное безразличие. Так и в ту ночь, оказавшись под лавиной, мы с каждым часом все послушнее принимали свою участь.
Сейчас я понимаю, что это проявление слабости спасло наши жизни. Если бы хоть кто-нибудь из нас начал бороться, попробовал выползти из палатки и начать предпринимать отчаянные шаги по спасению, мы, как жалкая горстка соплей, растеклись бы по склону и погибли поодиночке.
Спустя пять часов я могла думать только о том крохе, который оказался с нами. Один вопрос: «Почему она здесь?»
Спустя некоторое время у Дашки случилась истерика, она пыталась выбраться из палатки, горько плача, что-то несла в бреду. Для нее это путешествие должно было стать красивым воспоминанием перед длительными декретными днями.
Пытаюсь ее успокоить, прижимаю к земле. Честно, хочется врезать и сказать:
– Раньше нужно было думать, а не строить сейчас из себя жертву обстоятельств!
Придя в себя от слез, она все же открывает секрет, нет, не в оправдание, наоборот: