– Знаешь, я оказалась здесь от полного отчаяния: отец ребенка узнал о малыше перед тем, как я отправилась сюда, попросил сделать аборт. Ему я с ребенком не нужна. Не знаю, как мне жить с этим. Меня посещали самые страшные мысли, по возвращении я собиралась пойти на этот страшный шаг и избавиться от малыша, но сейчас я чувствую всем сердцем, что он должен жить. Это из-за меня на нас обрушилась буря, это мое наказание.
Самое паршивое, в тот момент казалось, что мы с Дашей одни в палатке, так как две наши соседки забились, как серые мыши, и затихли, были напуганы, и им было плевать, у кого какое бремя, они думали только о себе. Уверена, если бы в тот момент прилетел вертолет и в нем было только одно место, они покалечили бы друг друга, чтоб оказаться на борту, никто из них не подумал бы о матери со чадом.
Снова крик из палатки Марго:
– Вы живы?
– Да! Живы! – кричим в ответ.
– Мы начинаем выбираться. Буря стихла. Надо валить! – приказывает Марго.
Понимаем – это наш шанс. Мы начинаем что есть мочи раскачивать собой гору снега, завалившую палатку. Я командую: «Раз-два, раз-два, влево-вправо». После того как сбросили основную часть завала, я повернула к предбаннику и начала расстегивать полог в палатке. Руки сводит от холода, но я не чувствую боли, судорожно срываю молнию – в лицо обрушивается куча снега. В предбаннике на ощупь нахожу лопату, выталкиваю ее наружу, лопата проделывает дыру в снежной стене. Поднимаю голову и вижу протянутую руку Марго. Мы обмениваемся взглядами и понимаем друг друга без слов – медлить нет времени. Марго помогает остальным выбираться из нашего бункера. Я пытаюсь той самой лопатой выкопать хоть какие-то остатки вещей.
Ветер сильный, все сносит, и нам едва удается оставаться в вертикальном положении. Выдергиваем из предбанника полупустые рюкзаки с надеждой хоть что-то забрать. Одну из палаток навсегда пришлось оставить. Темнота, остатки снежных лавин в отдалении продолжают с грохотом падать вниз. Мы в связке с трудом передвигаем ноги, когда не хватает сил держать баланс, начинаем ползти по-пластунски.
Тяжелее всего приходилось Ингриде Платоновне – самой старшей из нас. Она шла замыкающей, и мне приходилось ее подтаскивать за собой. Только и слышала, как она приговаривала, обращаясь ко мне:
– Дочка, ты меня не отпускай, смотри за мной в оба. Здоровье ни к черту, ой помру, не дойду.
Теперь она вызывала у меня жалость.
– Зайцы нынче поскромнее, – проронила я вполголоса. Вспоминала ее холеную, высокомерную улыбку, когда на перроне железнодорожной станции она подшучивала над участницами похода. Ее лицо представлялось мне эдаким белым пионом – такое же округлое, слегка полноватое. Фактурная женщина, и сразу видно – небедная. Ее муж как-то связан с правительственными делами, поэтому дамочка привыкла крутится в высших кругах. Но выглядит она нелепо: зачем-то на затылке черный чепец, прикрепленный невидимками, черные лосины облегают и визуально утяжеляют и без того массивный низ. Поверх драповой куртки повязана теплая шаль. Ингрида Платоновна явно хотела выглядеть стильной кокеткой. Ее высокомерный тон начинал будоражить меня изнутри. Я понимала: ее выкрутасов хватит ненадолго, в определенный момент мне придется ее заткнуть.
Перед посадкой Ингрида Платоновна, увидев, как я глубоко вдыхаю, прежде чем войти в вагон, спросила насмешливо:
– Что, милочка, нравится запах креозота? Или перед смертью не надышишься? Ха!
Вежливо улыбнувшись на нескромную и не очень уместную шутку, для себя поинтересовалась:
– А что такое креозот, Ингрида Патроновна, ой Платоновна? – Да, я нарочно ошиблась. Рядом стоящие оценили.
– Креозот, милочка, это тяжелый химический состав, которым покрывают железнодорожные рельсы и которым мы впоследствии так жадно дышим, умирая от вдоха к вдоху. Я смотрю, ты с удовольствием травишься. Ха-ха.
Мда, ходячая энциклопедия.
Я не могла злорадствовать – сил не осталось – просто тащила ее.
Наконец мы преодолели хребет, а за перевалом и вовсе ветер стих. Мы брели, как стая побитых волчат. Мокрые до ниточки. Вещи, оставшиеся в рюкзаках, тоже впитали влагу и потяжелели. Вокруг – долина и снежная пелена.
Преодолев пару километров, мы наткнулись на охотничью избушку. Это был наш Ноев Ковчег! Мы радовались как дети: внутри нашлись сухие дрова и была исправна печь, охотники даже провизию оставили. Мы вскипятили воду! Это был самый вкусный чай в моей жизни, я поняла это после пары стаканов с тремя ложками сахара. Мы накочегарили печь так, что получилась «баня по-черному», и были этому бесконечно рады. Развесили всю мокрую одежду на просушку и рухнули без задних ног – кто на полу расстелил, кто на двухъярусной кровати, по два человека.
Мы лежали молча, каждый переваривал происходящее. Ингрида Платоновна пробубнила:
– Эх, столько вещей хороших погребено на том склоне.
Девчонки напряглись. Я не смогла сдержаться, ответила:
– Да, уважаемая, ничему вас жизнь не учит.
Ингрида Платоновна поняла, что я имела в виду, затаилась, не ответила. Марго тоже молчала. Я наблюдала за ней исподлобья, хотелось прочесть мысли, тени которых мелькали на ее лице. Осознает свою ошибку? Оправдывает ли себя? Одному Богу известно. Никто из группы не заводил разговор об этом, все и так все понимали. В избе тихо, только слышно, как дрова трещат в печи. Так тепло – никакие городские апартаменты с удобствами не заменили бы этот уют. Я четко представляла себе в этой избе охотников, которые сидят после удачного дня. Они все довольны результатом и гордятся добычей, которую привезут семье. Опытный охотник рассказывает о былых приключениях, остальные жадно слушают и пропускают каждое слово через себя.
За окном сумерки, печь так и потрескивает, я успокаиваюсь. Пошарив в ящиках, я нашла сухофрукты, заварила их, чтоб размягчить, после этого отжала как следует и дала их Даше.
– Ешь. Ему сейчас нужно питание, – сказала вполголоса, чтоб никто не слышал.
Мы проспали до позднего утра. Марго с трудом подняла нас.
– Вставайте! Надо идти! Не хотелось бы, чтоб нас здесь застали, – торопила она. Мы не сопротивлялись, незамедлительно собрали вещи и отправились в путь.
Нам повезло, потому что большинство участниц похода – девушки тренированные, в студенческие годы занимались спортивным ориентированием. Встряхнув свой старенький компас, я вздохнула с облегчением: цел родимый, цел! Этот компас мне достался еще от прадеда, который всю жизнь был егерем в сибирской тайге. Я держала подарок в правом нательном кармане, только так можно было гарантировать сохранность. Ориентироваться в горах необычайно сложно, но если обратить внимание на растительность на склонах, то ошибиться практически невозможно. Южные склоны, как правило, в большей степени покрыты сосняком и травой.
Мы двигались на юг. Идти до основной трассы оставалось совсем немного. Все чаще встречались свежие следы от лошадей. Погода была ясной. Лучи солнца слепили глаза.
Иду щурясь, но с блаженным видом на лице. Так пригрело, что щеки обдало румянцем. Марго распевает романсы – голос у нее звонкий, хорошо поет, чертовка! Мы подхватываем. Эй, веселей гляди!
Глава 3. Пленницы
Спустя несколько часов мы вышли на автобан. Узкая горная дорога-серпантин, вокруг ни души. К нашему удивлению машин не оказалось, мы продолжали идти вдоль шоссе с надеждой, что рано или поздно кто-нибудь проедет. Кто бывал в горах, согласится с неповторимым величием и красотой горных пейзажей. Солнце по-прежнему светило ярко, как бы заигрывая с нами, неподалеку слышался шум реки – она сбегает на много километров вниз, в долину. Впереди на шоссе каменное крошево – следы ночного камнепада.
Через тридцать минут мимо нас промчался старенький обшарпанный жигуль бордового цвета. Машина резко остановилась и на газу сдала назад. Из нее вывалился раскосый тувинец – средних лет, в спортивном черном костюме – прошел пару шагов к нам навстречу:
– Девушки-красавицы куда направляетесь? – спросил он, поправив тюбетейку. Из машины за нами наблюдали еще четверо.
Мы начали рассказывать свою историю и попросили о помощи. Нам нужен был микроавтобус, который мог бы довезти до станции.
– Где ваши мужчины, почему совсем одни? – продолжал аккуратно расспрашивать незнакомец.
Марго поспешила ответить:
– У нас женская команда. Действительно, находимся здесь без сопровождения. Так что, поможете!?
– Не проблема найти транспорт, только вам нужно будет немного подождать. Да, кстати, меня зовут Чибис, – с заметным акцентом представился он. Наказал оставаться на этом месте и ждать. Мы сидели вдоль дороги молча, каждая была занята своим делом: кто-то рисовал камешком, скребя по земле, кто-то сидел в полумедитативном состоянии; а я наблюдала, как в горах порхали крылатые ястребы, и думала, что хотелось бы скорее стать такой же свободной, как эти птицы.
– Слушайте, девчата! Да никто за нами не приедет! Давайте двинем дальше, зачем ждать у моря погоды? – предложила Даша.
– Я ноги стерла, нет сил идти, давайте еще немного подождем, – продолжила одна из участниц группы.
– А у меня уже одышка и дикая аллергия открылась на рододендрон, и что теперь! – вставила неисправимая Ингрида Платоновна.
Через час за нами прибыл УАЗик. С облегчением погрузились с вещами, расположились поудобнее. По салону были разбросаны пустые жестяные банки, крошки хлеба и остатки сушеного мяса.
Машина ехала прямо, потом кружила по серпантину, никто и не думал следить за дорогой, для нас главное – добраться до цивилизации. На тот момент казалось, что самое страшное позади, мы не задумывались о том, что наши судьбы в руках первых встречных. Чего нам бояться? Это только со стихией не договориться, она не идет на компромисс. С людьми все иначе, можно сыграть на чувствах или в карты на деньги – глядишь, повезет.
– Приехали! – притормаживая, объявил водитель. Дверь машины открыл Чибис и сказал, что нам нужно пройти за ним. Место, в которое мы прибыли, не было похоже ни на станцию, ни даже на перевалочный пункт. Оглядевшись, я насчитала около десяти засаленных черномазых тувинцев, пару ржавых УАЗов, несколько уставших лошадей, поодаль прилепившиеся друг к другу лачуги – глинобитные, ветхие. Внешний облик встречающих вызывал сомнения – настоящее отребье. Одетые в рванину, в какие-то страшные обноски – похоже, эти люди давно здесь находятся, но чем живут, непонятно.
Чибис взял у одного из аборигенов металлическую фляжку, сделал глоток, фыркнул, морщась, и занюхал закатанным рукавом. После чего пригласил нас присесть на землю у покрывала, которое накрыли для трапезы. Мы сели. На дастархане лепешки из тандыра, много зелени, соленый домашний сыр, кумыс и сушеное мясо. Я недоверчиво жевала лепешку. Ингрида Платоновна за обе щеки уплетала хозяйское кушанье и приговаривала:
– Дай Бог здоровья, хлопчики, вашим женам, которые наготовили такую вкуснятину!
Чтоб разрядить обстановку, Марго начала нести несусветную чушь, рассказывать о том, как ей нравится их край и как она с радостью напишет в газету о наших спасителях. После ее монолога наступила секунда тишины, и гостеприимные хозяева разразились громким смехом. Мы все тоже пытались смеяться, но получалось плохо: нужно было смеяться так, чтоб тебе поверили, что ты не запуганная овца в клетке, а хозяин положения и тебе совсем не страшно.
Чибис подошел к Ингриде Платоновне и вопросительно сказал:
– Что, вкусно тебе, мать? Ешь, ешь отъедайся. Женщины в теле всегда в цене. Вас есть за что щупать. Может, я проверю, а? Дай ущипну, – и потянул грязную руку к ее пышной груди. Ошарашенная, она попятилась назад, после чего ей в горло больше ничего не лезло. Шайка продолжала смеяться.
Внешний облик Чибиса напоминал мне черта, как его рисуют в книжках, самого настоящего. Один из его друзей – его звали Назир – протянул мне флягу со спиртом и велел:
– Пей!
Отмороженной, трясущийся правой рукой я пытаюсь взять в руки сосуд, но он выскользнул и упал на землю. Жидкость растеклась прямо у ног Назира, попала на его черные кирзачи. Он сплюнул из-под губы и шмыгнул носом. Мотнул головой тощему чернявому мальчишке – своему несовершеннолетнему сыну – чтоб он проводил нас на ночлег. Мы вновь обескуражено шли друг за другом. Попыток бежать не было. Брели вдоль саманных сараев, рядом с одним из них мальчишка остановился и сказал:
– Пока будете здесь, а там посмотрим, как Чибис скажет.
Внутри ночлег выглядел не лучше, чем снаружи: земляной пол, разбросанное сено, собачья миска и вонь от лошадиного навоза. Я попыталась продолжить с пацаном разговор:
– Слушай, разве можем мы здесь оставаться? Мы просили доставить нас до станции, а не к вам в гости. Пожалуй, мы откажемся и пойдем своим ходом.
– Не велено, – строго ответил наш провожатый и начал подталкивать меня в спину, понуждая войти в сарай.
Не знаю, какой черт дернул меня начать вопить не своим голосом:
– Да послушайте вы, наконец! Отпустите нас от греха подальше. Мы никому зла не желаем. Вас ждут дома семьи, маленькие дети, и они уверены, что вы скоро вернетесь. Вот и нас ждут наши семьи, понимаете? Мой дед – вольный казак на кавказской заставе, служил отечеству и не убивал пленных, а вы же, братцы, что, звери какие, женщин пленить?
Назир внезапно оказался рядом со мной и со всей мочи дал оплеуху:
– Заткнись, кобыла, хватит тут ржать!
Я споткнулась, упала на колени. Он шагнул ко мне и небрежно рукояткой ножа поднял подбородок:
– Если ты не закроешь свою пасть, я перережу тебе глотку.
Я поднялась с земли, попятилась назад: пара секунд – и все как в тумане. Чем-то тупым прилетело в голову. Сложно определить, сколько я была в отключке, но прошло немало времени. Очнувшись, я увидела звездное небо, которое просматривалось из щели на крыше сарая. Голова трещала по швам, тут не помогли бы и обезболивающие. Ссадина на лбу, как будто прошлись по мне наждачкой. Неприятно щиплет и свербит. И в голове всплывает фраза: «Вы тут сдохните, а у меня, понимаете ли, статистика», – именно это я услышала после очередной драки в стационаре. Врач тогда не хотел меня оставлять с кровоизлиянием в своем отделении в канун Рождества. А теперь лежу здесь – ничтожное, изможденное тело – и никто не переживает ни за статистику, ни за репутацию. Судьба-злодейка, ничего не поделаешь.
Подруги по несчастью тряслись от холода и страха. Ингрида Платоновна была вне себя, качаясь из стороны в сторону, бормотала еле слышно под нос неразборчивые слова. Лицо ее было грязным и жалким, в таком виде свет бы ее не узнал. И снова мы в темноте – холод, голод, замкнутое пространство. От голода мерзнешь быстрее. Вонь от лошадиного навоза теперь перебивалась вонью от гниющего мяса. Очень громко и протяжно выл пес на улице. Такой вой стоит обычно, когда кто-то умирает, это я помнила из детства, моя бабушка знала немало народных поверий. Кстати о детстве, вспомнилась одна история, связанная с бандитами. Вернее, бандитов там не было, но мне очень хотелось их увидеть. Во время одной поездки в деревню с отцом в душном, набитом людьми автобусе, я сказала:
– Знаешь, пап, я бы хотела, чтоб сейчас группа бандитов захватила автобус, а мы взяли и всех спасли.
Он смеялся, приговаривая в ответ:
– Ну откуда же, дочка, у тебя столько адреналина в крови? Освободиться от захватчиков, да еще и без потерь спасти весь автобус – это ты интересно придумала. А как будешь спасать?