Шерше ля - Кожевникова Анна 4 стр.


Перед ним было огромное ущелье, залитое лунным светом. Он сидел на краю, на громадном валуне. За его спиной стоял генерал. Темная тишина поглотила его сознание.

В следующий миг перед ним было все то же ущелье, только залитое ярким холодным солнцем, а рваные кусочки белых перистых облаков медленно плыли внизу, отбрасывая на дно ущелья огромные тени. В ушах шумела тишина, затопляя мозг мягкой легкой пеной.

Какая-то незнакомая, совсем малюсенькая часть его пела тихо и заунывно, повторяя одно и то же: эу, эу, эу. Он слышал эти звуки всем своим телом, которое уже давно перестал чувствовать. И откуда-то он знал, что эти звуки были его болью в спине.

Он моргнул еще раз, и все изменилось.

Словно огромная «вертикальная пасть», открывшись, захлопнулась вокруг него. Он с поразительной ясностью вдруг осознал себя тем, на что так долго смотрел все это время, в миг ощутив, увидев и услышав себя каждым камешком, травинкой, каплей росы и кристаллом снега этого огромного ущелья. Он был частью и целым одновременно, непосредственно и без сомнений воспринимая то, что его окружало, и чем он не был.

Он не был тем, что было на самом верху, – маленьким неподвижным человеком в ярком шлеме и плаще, смотрящим на него застывшим взглядом.

И в этот миг осознания «вертикальная пасть» снова открылась и захлопнулась вокруг него. И он снова стал человеком, глядящим на ущелье. Когда человеческое осознание наполнило его, «пасть» снова разверзлась, и он вновь смотрел на человека в шлеме, сидящего на вершине горы.

Ущелье – человек – ущелье… Он становился то одним, то другим, каждый раз меняясь, как только осознавал себя не тем, кем был до этого.

Так продолжалось бесконечно. Пока не произошло то, что должно было произойти.

После всех этих долгих лет поиска, наполненных кровавыми сражениями, славными подвигами, смертельной отвагой, бесконечной болью и бессмертной славой, он, наконец, нашел то, что искал.

«Ты непобедим, сын мой!» – услышал он далекий голос пифии перед тем, как пробудиться. – «И это твой крест».

В тот же миг он осознал себя на краю пропасти и медленно поднялся с валуна, вздохнув полной грудью. Сзади его поддерживал генерал. Он чувствовал жар по всему телу. Трясущимися руками он снял с себя шлем и обернулся.

– Ата! – сказал он срывающимся голосом. – Теперь я знаю! – и, набрав в легкие воздух, закричал…

* * *

Антон.

– Ну, что, коллега, велкам ту ауэр тим, как говорят англичане, т. е, добро пожаловать в команду. Английский знаешь?

Сергей, начальник охраны, здоровый мужик с пистолетом подмышкой, с интересом рассматривал огромного, как гора, человека, сидевшего перед ним за кухонным столом.

Антон покачал головой. «Обложив» большую кружку с дымящимся кофе огромными ручищами, он устало глядел на босса.

– Федя говорил, ты просто класс! Сечешь опасность на раздватри. Правда, что ли?

Брови Антона лениво полезли вверх. Уголки губ опустились. Вышла довольно глупая мина, типа «не знаю, о чем ты говоришь».

– Поделись, – с алчностью голодного шакала блеснул глазами НачОх, – как ты это делаешь?

Антон вдохнул запах кофе, наклонившись над кружкой.

– Ну…

– Ага?

– Ээ…

– Так-так?

«Съехать» с темы не удавалось, и Антон нехотя ответил:

– Я… это… смерть чувствую…

– Не гони!

Антон отхлебнул кофе.

– Правда что ли? Так ты из этих…?

Антон громко сербнул.

– Ну, ты даешь! И… как ты это делаешь?

– Я не знаю, – пожал плечами здоровила. – Просто чувствую… что вот сейчас…

– И что?

– И реагирую.

– Клево. Не, ты не подумай, я тебе верю.

Антон искоса посмотрел на начальника.

– У меня куча друзей военных. Они говорят, что в боевых условиях, в сильном стрессе и с опытом чувства обосстряются до такой степени, что… Ну, в общем, сам понимаешь. У них был один парень, так противника слышал по биению сердца, представляешь? А другой, как кошка, в темноте видел, а третий на запах…

Антон поднял глаза и оскалился в улыбке. Получилось жутковато.

– Да, разное бывает.

– Ну, да ладно, разберемся, – начальник посерьезнел. – О деле. Ты будешь водить Софию, дочку Феликса. Объект особо важный. Хозяин не женат. Ребенок единственный и очень дорогой сердцу, – он внимательно посмотрел на подчиненного. – И, знаешь, что, Антоша? Готовь свое чутье. Потому что смерть ходит за ней по пятам.

* * *

– Добрый день, – худой высокий мужчина с «прилизанными» длинными темными волосами обращался к секретарше, глядя на визитку в руках. – Как мне повидаться с господином Растро… Растропо…

– Растропотоповым? – улыбнулась секретарь.

– Да, наверное, – и без того тонкие губы, растянувшись в слабую улыбку, превратились в узенькие розовые «ниточки».

Мужчина был очень бледен. Говорил тихо и мягко. Карие глаза были чуть прикрыты и смотрели с «поволокой», словно гипнотизировали собеседника.

Посетитель напоминал Гоголя на картинке из библиотечной книжки. Только намного более привлекательного. Было в его внешности и манере что-то уверенное, приятное, что-то, что притягивало женщин, как магнитом.

– Николай Леонидович у себя. Как вас представить?

– Торонин Владислав Васильевич.

– Вас ожидают?

– Не думаю, – спокойно сказал гость.

– Я сейчас узнаю, может ли он с вами встретиться.

– Спасибо, Мария, – мужчина пристально, «с надрывом», посмотрел на секретаршу.

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Я учился с вашим братом Иваном в школе, – сказал Владислав Васильевич. – Только я был на два года старше.

– Аа, – девушка почему-то покраснела, – понятно.

– Вы меня не помните? – продолжал мужчина. – А я помню вас. Я как раз тогда из армии вернулся. Вы были подростком, – сказал он мягко. – Мария!

Секретарь совсем стушевалась.

– Подождите… эээ… минутку, пожалуйста, – и подняла трубку.

Торонин отошел в сторону, оглядывая офис.

– Скажите, пожалуйста, по какому вы делу к Николаю Леонидовичу? – снова обратилась она к мужчине, стараясь не смотреть на него.

Тот шагнул к ней и раскрыл перед ней маленькую книжечку.

– Я из полиции по поводу вчерашнего инцидента с его джипом. Капитан Торонин из полиции, – снова представился он, пряча книжечку во внутренний карман темного пиджака.

Секретарь кивнула и забормотала что-то в трубку.

– Проходите, пожалуйста, – сказала Мария подчеркнуто официальным тоном, указывая на коридор. – Третья дверь налево.

Капитан молча кивнул и двинулся в указанном направлении. Молодая женщина проводила его взглядом.

– Добрый день, – сказал полицейский, заходя в кабинет.

Хозяин кабинета как раз поднимался из-за стола. На нем был черный деловой костюм, сшитый, как видно, специально для него, потому что идеально сидел на высокой грузной фигуре, делая его скорее мощным и солидным, чем толстым и неуклюжим.

Белая рубашка, черный блестящий галстук, маленькие серебристые очки на носу. Сегодня он лишь отдаленно напоминал вчерашнего мультяшного медведя. Капитана Торонина приветствовал уважаемый и преуспевающий бизнесмен Николай Леонидович Растропотопов.

Посмотрев в раскрытую синюю «книжечку» в руках гостя, Коля протянул ему огромную, как весло, ладонь.

– Добрый день, капитан.

Торонин с любопытством оглядывался. Здесь было на что посмотреть.

Дизайн кабинета был монументальным. Схематически помещение можно было разделить на 4 равнобедренных треугольника, сходившихся вершинами в центре квадратной комнаты.

Потолок был куполообразным, каждая из 4 частей которого изображала небо в разные времена года.

В серую стеклянную поверхность осеннего «неба» стучали, стекая, капли дождя. На зимнюю часть мягко опускались снежинки, и, сдуваемые легким ветром, собирались в маленькие снежные завальчики в нижних углах. В светло-голубой весенней части купола плыли облака, из летнего «неба» ярко светило «солнце».

Двойной пол имитировал землю. Искусно скрытая подсветка давала возможность увидеть внутри под прозрачной поверхностью камни, покрытые пеплом, плавно переходящие в песок, затем в глину и, наконец, в чернозем.

Стены комнаты и дизайн прилегающих частей кабинета изображали стихии и формы жизни на земле.

Под «жарким» летним «небом», в стене, находился старинный камин из красного кирпича, в котором весело горел настоящий огонь. А рядом, из каменного «пола», в форме кресел и столика возвышались огромные каменные «бабы».

Осень «заливала дождем» множество кадок, наполненных землей, в которых росли разнообразные растения со всех уголков мира. В некоторых местах, прямо из песочного «пола» торчали огромные кактусы.

На красной глиняной «земле» под снежным «небом» стояли искусственные чучела представителей животного мира. Здоровенный, величиной во всю стену, жидкокристаллический экран изображал парящего в воздушных просторах Антарктиды белого королевского альбатроса.

Под бегущими весенними облаками, на фоне огромных аквариумов с тропическими рыбками стоял письменный стол с единственным разумным обитателем этой поистине потрясающей комнаты.

– А где же насекомые? – серьезно поинтересовался гость, оторвавшись от созерцания окружения. – И микроорганизмы?

– Они тоже здесь, – засмеялся Коля, указывая на кресло-бабу, – мы их просто не видим.

– Как ваших нано роботов, – спокойно сказал полицейский, присаживаясь.

«Каменная» баба оказалась мягкой и шершавой на ощупь.

– Именно так! – эмоционально объявил Николай Леонидович, присаживаясь напротив. – Именно так! – и засмеялся, радостно и громко. – Так что насчет моего джипа, Владислав Васильевич?

– Насколько я знаю, он в автомастерской, – карие глаза изучали бизнесмена, – но его нельзя восстановить.

– Ааа, – Коля покивал.

Помолчали.

– Вы пришли, чтобы сообщить мне это?

– Нет, – Торонин достал из кармана мобильный. – Я пришел по поводу вашего сотрудника, Юрия Громова.

Коля заинтересованно сдвинул брови, разглядывая фотографию на экране протянутого телефона.

– Громова?

– Да, – спокойно подтвердил полицейский, убирая мобильный назад в карман. – Того самого, что разбил вчера ваш джип за 150 тысяч долларов. А что, его не так зовут?

– Ммм, – неопределенно промычал Коля, игнорируя вопрос. – Что с ним? Вчера в больнице мне сообщили, что у него ничего серьезного.

– Он исчез из больницы.

– Да что вы? – удивился Коля. – Куда? Как?

– Никто не знает. Вечером, когда вы к нему приходили, он был, а утром пришел врач на осмотр, а его и след простыл.

– Да ну? – Коля разглядывал альбатроса. – Ага-ага…

– Вы заявление писать будете? – резко спросил капитан.

– Какое заявление?

– Он ведь ваш джип угнал, кажется. Разбил.

– А, нет-нет. Не буду. Он ведь герой. Детей спас.

– Он участник ДТП. Серьезного.

– Участник, но не виновник, – Коля поднял вверх указательный палец. – И вообще, насколько я понял, пострадал мой джип, столб и кабина КамАЗа? А если б не Юрий, то неизвестно, что бы было с теми детишками в автобусе. За свой КамАЗ и за столб пусть виновник отвечает. А по поводу джипа я заявление писать не буду.

– Почему вы его защищаете? – разозлился капитан. – Он вам друг?

– Он мой сотрудник. Он – часть имиджа компании.

– Расскажите про него!

Коля собрал в дудочку толстые губы и посмотрел куда-то в сторону.

– Один из участников одного из проектов.

– Все? – Торонин прищурился.

– Талантлив, нелюдим, но они тут все такие. В душу я к ним не лезу, главное, чтоб результат давали.

– У него есть семья?

Коля пожал плечами.

– Вчера в больницу к нему какая-то баба молодая прибежала, сказала, что жена.

– Где он живет?

– Понятия не имею.

– Дайте мне его личное дело!

– С какой стати? У вас есть ордер? Я же сказал, заявление писать не буду. Что вы к нему прицепились? Из больницы удрать – не преступление!

– Он – свидетель ДТП.

– Да у вас тех свидетелей – хоть пруд пруди. И все покажут, что он герой.

– Значит, дело давать не будете?

Коля молчал.

– Понятно, – полицейский встал. – Всего вам хорошего, Николай Леонидович.

– И вам того же и по тому же месту, – и увидев удивленное лицо капитана, добавил, – так мама моя в детстве говорила.

– Мама, – повторил Владислав Васильевич задумчиво.

Проходя мимо стойки секретаря, Торонин остановился.

– Мария, – обратился он к секретарю, которая тут же вся «расцвела» алым цветом. – Существует мнение, что ничто не случайно в этом мире, – он приблизился к стойке ресепшен. – Вы верите в это?

* * *

В маленькой коморке-чулане, среди швабр, ведер, каких-то заплесневелых стеклянных банок, пыльных тряпок и треснувших горшков стоит старое выцветшее кресло. В кресле сидит старая-престарая старушенция. Как и полагается в таком преклонном возрасте: нос крючком, глаза щелочки, губы впали в беззубый рот, лицо – как вымоченное яблоко. На голове – клок седых растрепанных волос, кое-как собранных на затылке в гульку. Синеватые из-за вздувшихся венок худые руки сжимают на груди края старинной шали.

Под потолком горит единственная лампочка без плафона («дуля»).

Старушка изредка шевелит ногами в поношенных шлепанцах, шаркая ими по полу коморки, и слеповатыми глазами следит за действиями своего внука.

Юра, расположив маленькую табуреточку у ее ног и присев рядом прямо на пол, держа руки в кусочках разноцветного пластилина кистями вверх, с интересом разглядывает только что вылепленную фигурку древнего рыцаря в плаще и шлеме.

Рыцарь установлен на деревянной дощечке рядом с огромным разноцветным шаром пластилина. Шар слеплен из пластилиновых кусков разных цветов. В основном темный, тон его содержит причудливые разводы красного, белого, синего, желтого и зеленого, делая его похожим на отполированный мраморный шарик. С одной его стороны выщипан значительный кусок материала, как видимо на вылепку того самого рыцаря.

– Вначале все было вместе, и все было едино. Как твой пластилин, – шамкает старуха, указывая на кусок. – Одно смешанное бытие. А когда все одно, то ничего и нет! А потому вначале была Великая пустота. Хаос. Когда еще ничего нет, но все может быть. И тогда Господь начал делить единое, чтобы что-то было. Сначала на небо и землю, потом на воду и сушу. Кусочек туда, кусочек сюда. Так и создал жизнь.

– А зачем? – тыльной стороной руки мальчик откидывает со лба прядь каштановых волос, чтобы посмотреть на бабулю.

– А зачем ты создаешь свои фигурки? – тихий голос старухи похож на змеиное шипение.

– Потому что я люблю лепить. И так лучше, когда что-то есть.

Старушка шевелит губами, чуть кивая головой.

– А что было потом, бабушка Тина? Когда Он все поделил и все создал?

Бабуля одобрительно мычит.

– А что ты делаешь со своими фигурками?

– Слепляю все вместе, – Юра показывает на огромный разноцветный кусок пластилина рядом с фигуркой рыцаря.

– И?

– И леплю новое.

* * *

Дмитрий.

Дмитрий играл импровизацию джаза на пианино.

Днем он помогал Роману убирать кафе, разбирать бухгалтерию, выгружать ящики с продуктами, колоть дрова для бани. Но вечером… Ничто не могло сравниться с тем моментом, когда он садился играть.

Приглушенный свет, запах сигарет и свежеспиленного дерева, тихий гул посетителей. И ощущение себя, пусть не богом, но творцом. Творцом этого момента, атмосферы этого места, маленького кусочка мироздания. От него что-то зависело, что-то становилось лучше. Он был нужен.

Как, оказывается, важно найти то, что ты делаешь лучше всего в этой жизни.

Дмитрий отлично помнил тот момент, когда, открыв пыльную крышку, в первый раз прикоснулся подушечками пальцев к гладким и упругим клавишам. Это был миг истины, когда что-то неумолимо и сладко меняет твою жизнь навсегда. Руки, казалось, сами знали, куда нажимать. Мозг отключался, зато включалось что-то другое. Что-то в глубине его в одну секунду переставляло приоритеты, заставляя забывать все, что было не нужно для создания главного – музыки.

Сначала хозяин кафе безразлично отнесся к интересу своего работника и постояльца к старому пианино в углу кафе. Но когда количество желающих поужинать в кафе «Романтик» увеличилось вдвое из-за того, что здесь теперь играли живую музыку, Роман сам предложил доплачивать Дмитрию за его игру для клиентов. И вот уже около полугода он играл здесь на пианино каждый вечер.

Назад Дальше