3
Яна не соврала, вечером у неё действительно были гости. Она не соврала и в том, что прийти или не прийти на море, она решит, когда проснётся. Тем, что она не давала себе никаких обещаний, она боролась с собственным снобизмом. В замужестве она была очень обязательна и перед собой, и перед домашними, но после развода она отпустила эту черту.
Голову выше и дальше пошла…С улыбкой всегда, как бы жизнь не ломала…Я никому ничего не должна! Кроме себя.Лишь себе задолжала!Обязательность осталась в отношении работы и дочери, во всём остальном она стала ориентироваться в первую очередь на собственные желания.
Гости разошлись. Яна не спеша убрала посуду со стола, помыла её, расставила всё по местам, приняла душ и легла спать, совершенно не зная, пойдет она утром на море или нет. Вопреки её внутренним биологическим часам она проснулась позже обычного. Идти на пляж было уже поздно: пока позавтракаешь, соберешься, пока дойдешь, уже и полдень, а в это время уже и жарко, и места хорошего не найдёшь. Сладко потянувшись, Яна решила ещё немножко поваляться в постели, а на пляж пойти перед закатом. Отоспавшись как следует, она позавтракала, приготовила сумку с пляжными принадлежностями и закончила домашние дела. Когда солнце ушло на кухонный балкон, Яна отправилась к морю. К этому времени отдыхающих на пляже осталось немного, и она устроилась там, где убрали зонты, чтобы они не загораживали ей солнце. Сегодня был отлив и «лягушатник» оправдывал своё название. В поисках более глубокого места Яна дошла почти до самых волнорезов, но и там плавать было невозможно из-за острых подводных камней. Стоять на месте, как «поплавки», она не могла, это было и скучно, и невозможно, так как её сразу начинали покусывать рыбки. Яна несколько раз прошла вдоль берега по колено в воде и вышла позагорать. Она обтёрлась, вынула книгу и попыталась сидя почитать, но, прочтя страницу, поймала себя на том, что ничего не помнит. Убрав книгу в сумку, она легла ничком и всей кожей ощутила обволакивающее тепло прогретого солнцем воздуха. Голова слегка закружилась, и она вошла в самую естественную и самую любимую ею медитацию – сон у моря, но удовольствие вскоре было прервано.
– Добрый вечер! – услышала она сквозь сон, – мне пришлось вас поискать, но спасибо, что пришли.
Женщина открыла глаза и первое, что она увидела, был оранжевый полупрозрачный пакет, в котором просвечивалась бутылка вина и плитка шоколада. Яна снова ощутила противоречивость, нецелостность его образа: красивая фигура, взвешенная речь, эмоции, которые невозможно было не заметить во время и после разговора с бывшей женой, производили приятное впечатление, но вонючие дешевые сигареты и этот пакет с вином почему-то в её восприятии ассоциировались с каким-то убожеством. Это впечатление могло быть другим, если бы та же бутылка вина была не в полиэтиленовом, а в бумажном пакете фирменного винного магазина. Занудство? Придирки? Ошибаетесь! Её интуиция работала превосходно. У женщин, претерпевших большое фиаско в личной жизни, лирика уступает место проницательности, но, увы, в тот момент Яна и сама о себе подумала, что она придает слишком большое значение мелочам.
Сегодня Дмитрий был веселее. Он сказал, что знает место, где есть большой деревянный стол со скамейками под навесом и предложил пойти туда, но Яна хотела ещё немного позагорать.
– Вы уже поплавали? – спросил Дима.
– Сегодня не поплаваешь, море по колено.
– И, тем не менее, освежиться надо, – возразил мужчина, разулся, разделся, аккуратно сложил футболку и брюки поверх шлепанцев, а пакет положил на подстилку рядом с Яной и пошел к морю.
Женщина присела, чтобы посмотреть ему вслед и ввиду того, что море было мелким, и шёл он долго, рассмотрела его лучше, чем в прошлый раз. Прекрасные пропорции, рост чуть выше среднего, широкие плечи, мускулистые руки, стройные ноги, маленькая крепкая попа (да-да, женщины обращают внимание на эту часть тела ничуть не меньше, чем мужчины). И вот что ещё на этот раз заметила Яна: походка. Она считала, что по походке можно определить основные черты характера человека и проверяла своё мнение, наблюдая за знакомыми. Так вот походка у Димы была очень красивой. Стройные жилистые ноги ступали одновременно и сильно, и пружинисто, ступни были обращены вовне, спина абсолютно ровная, плечи поочередно чуть покачивались вперед-назад. То, о чем говорят: гордая осанка. Мужчина поплескался немного и стал возвращаться к берегу. Яна опустила глаза, и её взгляд снова упал на полупрозрачный оранжевый пакет. Она рассмотрела бутылку «Алиготе» и шоколад с вишней.
«М-да, мировой закусон, а впрочем, вино хоть белое, и на том спасибо», – подумала она, вспомнив о том, что у него нет денег даже на хорошие сигареты.
– Вы абсолютно правы, плавать невозможно, – сказал подошедший Дима, – поэтому предлагаю позагорать до заката и пойти на место, которое я облюбовал.
– Ладно, тем более что вы уже подготовились, – слегка улыбнулась Яна, – кивнув на пакет с бутылкой.
– Да. Извините, что так скромно. Руководствовался тем, что женщины, как правило, любят белое вино и шоколад.
– Да ладно, не важно, вы почти угадали, – утешила его Яна. – Я вижу, сегодня у вас настроение получше.
– Это так. Я вчера поговорил с дочкой по телефону. Правда, она расплакалась, но именно это помогло мне добиться от бывшей жены разрешения увидеться с моим солнышком.
Слово «солнышко» потекло по грудной клетке Яны, как глоток горячего чая в зимний день. Интонация, с которой он произнес это слово, изнутри согрела сильнее, чем настоящее солнце снаружи. Этот мужчина начинал ей нравиться.
– Как зовут ваше солнышко?
– Шемеш.
– А, имя со смыслом!
– Да, мы искали имя, которое бы выразило нашу радость. Кроме всего, у неё рыжие волосы. Уж очень долго мы её ждали. У меня в первом браке ребёнок умер, поэтому я так беспокоился, что настоял на том, чтобы жена заранее договорилась о кесаревом и даже дату сам выбрал.
Сердце Яны смягчилось ещё больше. То, как он говорил о девочке, как теплел и будто уходил внутрь его взгляд, как мечтательно замедлялся его голос, не могло пройти незамеченным для женщины, которая не использовала всю отпущенную своему сердцу любовь.
Солнце нижним краешком уже прикоснулось к горизонту, а над другой стороной линии, где бирюзовое море сливалось с бледно-голубым небом, уже была чуть видна белая полная луна, как ломтик круглого дырчатого сыра. По песку пробежал легкий ветерок, как позёмка по снегу.
– Ну что, высохли? Может, уже пойдём? Пока дойдём до места, уже стемнеет, – предложил Дима.
Мужчина и женщина оделись и пошли вдоль пляжа. По дороге Дима попросил в кафе открыть своё вино и взял несколько одноразовых стаканов. Это вызвало у Яны ассоциацию с райкинским: «Видишь – человек без стакана́!», но её сердце уже начало таять и на смену раздражению пришло умиление (забегая наперед, скажу, что ненадолго).
Вскоре они действительно увидели большой, человек на 8-10 деревянный стол с двумя приделанными к нему скамейками. Это была удача, ведь по выходным на море многие устраивали пикники и свободное место трудно было найти. Уже стемнело. Поднялся не очень сильный, но прохладный ветер. Это внесло неудобства. Ни один из них не учёл, что вечером у моря резко холодает и не взял с собой куртку, а пластиковые стаканы сносило ветром, поэтому их постоянно надо было держать в руках. Первый тост Дима поднял, конечно, за знакомство, красиво вплетя комплименты по поводу внешности Яны и её умения выслушать. Почему-то после первого бокала возникает какая-то неловкость, повисают паузы, не находишь тему для разговора. Дима вскрыл шоколадку, разломал её на кубики на фольге и налил ещё вина в оба стакана. Поднял тост за взаимопонимание. Женщина любит ушами, а говорил Дима красиво. Яна вынула из сумки подстилку, легонько стряхнула от песка и, сложив в длину, накинула на плечи.
– Замерзла? – теплым заботливым голосом, перейдя на «ты», спросил Дима.
– Ага, даже вино не помогло, – поёжившись, ответила Яна, сидящая напротив.
– Так почему же ты села так далеко от меня?
Он обошел вокруг стола, сел с подветренной стороны, провел рукой по её жестким коротким волосам, остановившись на затылке, другой рукой повторил рисунок её губ, ласково посмотрел ей в глаза и как-то неотвратимо и крепко поцеловал. Яна выпустила из рук пустой пластиковый стаканчик и ветер тут же покатил его по столу и сбросил на песок. Второй рукой она придерживала на груди накинутую на плечи подстилку, поэтому она оказалась между нею и Димой и эта рука ощутила усилившиеся удары сердца. Яна высвободила её, обняла Диму за шею и почувствовала, как все внутренности у неё скукожились в области пупка в вибрирующий клубок. Когда они оба стали задыхаться, он оторвался от её губ, обнял её ещё сильнее и прямо в ухо прошептал:
– Не бросай меня. Ты мне очень нужна.
Красивое признание. Быть нужной – смысл жизни многих женщин, но услышать такое от человека, который ничего о тебе не знает? Услышать: «Не бросай меня!», когда ещё нет никаких отношений? Это было приятно, странно, это потешило самолюбие, но не задело душу и напрягло. Дима разлил вино и поднял тост за дочерей. Выпили, закусили шоколадом, у Димы развязался язык, он начал рассказывать о своем детстве, о патологически жадном отце, который после смерти матери держал его впроголодь. Это был уже не задушевный, а пьяный разговор. Видимо, он долго испытывал эмоциональный голод, а сейчас расслабился, найдя хорошую слушательницу. Яна дрожала от холода и пронзившего её возбуждения и, поняв, что пригласить её в кафе ему не за что, сказала:
– Я хочу домой, я продрогла до костей.
– Ладно, давай допьем и пойдем.
По дороге домой Дима много рассказывал о себе. Яна слушала молча и потому, что от холода зуб на зуб не попадал, и потому, что понимала, что ему просто надо выговориться. Время от времени он останавливался, перегораживая ей дорогу, и спрашивал:
– Ты меня понимаешь?
– Понимаю, – отвечала она и тогда он благодарно её целовал.
Эти моменты были прекрасны, но вот что странно: они не затмевали того, что ей мешало, её физические ощущения не перечеркивали того, что она понимала. В ней жило какое-то предчувствие и оно было глубже и серьезнее, чем вонючие сигареты, полиэтиленовый пакет и дешёвое вино. Яна вспомнила, что похожее чувство она испытывала от образа Алексея Каренина: вроде во всем положительный герой, а вызывает отторжение, если даже не отвращение.
Наконец, они дошли до её дома. Яна посмотрела на свои окна, в которых горел свет, и сказала:
– Извини, Дима, домой не приглашу, дочка дома.
– Эк! Дай мне свой номер, пожалуйста, я позвоню завтра.
Она продиктовала, он ввел номер в память телефона, хотел ещё раз её поцеловать, но Яна выставила вперед руку и мягко сказала:
– Не здесь. Спокойной ночи! Я ужасно замерзла.
4
– Ты никогда не оставалась у моря допоздна и на звонки не отвечаешь. Я уже начала беспокоиться, – сказала дочка, когда Яна дрожащей рукой открыла дверь.
– Ты не поверишь: я была на свидании.
– Обана! Прогресс! Моя мама вышла в люди! И как оно?
– Пока не разобрала. Замерзла, как цуцик, – ушла от ответа Яна, – сваргань мне чайку с лимоном, пока я в ванне погреюсь.
Яна включила обогреватель, пустила в ванну горячую воду, капнула в нее лавандового масла, разделась и блаженно улеглась. Она закрыла глаза и стала вспоминать, стараясь ничего не анализировать, а лишь прислушиваться к ощущениям. Были два приятных момента: его разговоры о дочке и его поцелуи. Первый грел душу, второй будоражил тело, но обобщенное впечатление не складывалось. Ни первое, ни второе не затмевало то неуловимое, что мешало, как ресничка, попавшая в глаз, и всё же и первое, и второе тянуло её к Диме.
А Дима, попрощавшись с Яной, стрельнул у прохожего сигарету (у самого уже не было денег даже на дешевые, поэтому он при Яне не курил), присел, вальяжно раскинув руки и заложив ногу за ногу, на ту скамейку, на которой недавно поджидал её с дешёвым букетом из супермаркета, и закурил, мечтательно улыбаясь и гордо поглядывая по сторонам, как будто зрители вокруг видели его триумф и рукоплескали.
– Мам, ну колись, расскажи про своего кавалера, – лукаво попросила дочка, когда они сели пить чай.
– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Сама-то много мне рассказываешь?
– Ну, по крайней мере, самое главное. Ну, не томи, ма, расскажи! Где вы познакомились?
– На море.
– Ты ломаешь собственные установки? Дальше.
– У него дочка восьми лет.
– Что? Мало того, что на море познакомились, так ещё и с молодым!
– Нет, он мой ровесник, она просто поздний ребенок.
– А, это другое дело. Ещё что?
– Его бывшая не всегда позволяет им встречаться.
– Он рассказал тебе об, этом на первом свидании?
– Нет, мы до этого несколько раз случайно виделись на море.
– Всё равно рано. А сегодня куда он тебя пригласил?
– Мы сидели у моря за столиком для пикника.
– Просто сидели за столиком?
– Сидели, разговаривали и выпивали.
– Понятно. Булькали из горла в антисанитарных условиях. Что пили?
– «Алиготе». Что за допрос с пристрастием? – встрепенулась Яна от собственных монотонных ответов.
– А ты не злись, я пока ничего такого не спрашиваю.
– Ну, ещё не хватало, чтобы ты что-нибудь такое спросила, – засмеялась Яна.
– А вот и спрошу, – вполне серьезно сказала дочь, – а ты не злись и ответь, как на духу.
– Кто из нас мать? – притворно строго спросила Яна.
– Я, – без грамма юмора последовал ответ. – Как он целуется?
– Дана!
– Мама, ты отстала от жизни! Доверяй мне. Отвечай!
Яна несколько минут смотрела на свою взрослую дочь, подперев рукой подбородок и думала, что ведь это счастье – сидеть вот так за чашкой чая с дочерью и рассказывать ей о своем мужчине.
– Ну, так как?
– Что как?
– Как он целуется?
– А, божественно!
– Капец.
– То есть? Это что, плохо?
– Это как раз хорошо, но это будет мешать, сбивать с толку.
– Какая же ты у меня искушенная! – сыронизировала Яна, – и когда только успела житейской мудрости набраться?
– Смейся, смейся, а мне вот не нравится, что мужчина начинает знакомство с женщиной со своих проблем и что он не может пригласить её хотя бы в кафе. Он – жлоб, который божественно целуется, общение с ним будет рвать тебя на части, потому что от твоей наблюдательности ничто не ускользнет, а чисто по-мужски он тебя уже заарканил.
Эти слова так перекликались с тем, что Яна чувствовала, что ей стало страшно.
– Дануся, ты у меня выросла умная девушка и мне очень интересно с тобой разговаривать, но не будем забегать вперед. Слишком мало информации, чтобы делать выводы. Пошли спать.
Продолжая размышлять, лежа в постели, Яна так и не смогла однозначно ответить себе на вопрос: хочет ли она встречаться с этим мужчиной? Жаргонное словечко «жлоб», которым Дана охарактеризовала Дмитрия, отозвалось в Яне чувством стыда и даже некоторого унижения. Было стыдно, что, почувствовав эту черту, Яна не дала ей определения, а дочь сделала вывод лишь из двух вещей – разговоров о своей проблеме и дешёвого вина на берегу моря. Унизительно было то, что Яна на всё это согласилась.
Утром сели пить кофе с творогом. Яна погрустнела, а Дана была взвинчена.
– Мам, я тебе отвечаю: его жена права, что не даёт ему дочку. Попомни моё слово: он алименты не платит.
– Даночка, пожалуйста, не делай поспешных выводов. Мало ли какие обстоятельства у него сложились.
– О, уже начинаешь искать ему оправдание!
– Да не оправдание! Просто мы ещё слишком мало знаем, чтобы судить о человеке.
Яна кривила душой. Хоть она и была человеком, старавшемся разобраться и понять других, но с дочерью она спорила не поэтому. Ей было стыдно перед Даной и перед самой собой за то, что она не может сказать этой ситуации однозначное и четкое «нет», хотя понимала, что дочь абсолютно права.