Друг почти всегда появляется в одно и то же время. Ворона подходит все ближе и ближе каждый раз, чтобы мохнатый гость к ней привык и в один из дней позволил себя погладить.
– Не подходите к ней, она вшивая! Трогала вшивых кошек! – кричат девочки из комнаты, когда Ворона возвращается. Они бросают в нее из окна камешки, фломастеры, шишки и засохший хлеб. Что-то острое попадает в голову — Вороне больно, но она стискивает зубы и молчит. «Не обращай внимания, и они отстанут, – учила мама. – К твоей сестре же никто не пристает».
Сестра старше. Она не поехала в этот лагерь из-за факультативных занятий. Мама всем рассказала это и еще то, как Лера победила на областной олимпиаде по английскому языку. Ворона так и не научилась читать больше двенадцати слов в минуту.
– Вшивая! Вшивая!
– Опять облизывала драных кошек!
В своей кровати Ворона обнаруживает песок и отпечатки ботинок. Платье, которое мама подарила за первую самостоятельно прочитанную книгу, изрезано вдоль и поперек. Его Ворона находит последним, когда собирает по всему этажу то, что осталось от ее одежды.
– Нам нужна была тряпка для мытья пола, – смеется одна из них.
– Кстати, сегодня твоя очередь, вшивая!
– Давайте она будет дежурной каждый день!
Ворона пытается что-то возразить, но они только смеются, а когда пытается убежать — не пускают. Она моет полы в комнате и выносит мусор, среди которого собственные вещи. Она знает, что так проще: сделать, как они хотят, подчиниться. И они отстанут. Мама говорит: однажды они обязательно отстанут, главное, ничего не принимать близко к сердцу.
Но когда Ворона возвращается, на полу снова песок и грязь.
– Как ты плохо убираешься, вшивая!
– У нее руки-крюки…
– Она ничего не умеет!
«Не смей реветь! Не показывай свою слабость! Просто молчи!»
– Помоешь еще раз, вшивая! Или у тебя тряпки закончились? Посмотри на своей полке!
– Взяла тряпку и начала мыть! Чо встала?!
– Она не только вшивая, но еще и тупая!
Двое преграждают путь к двери, еще одна пинает ведро, и грязная вода заливает весь пол. Вороне некуда бежать, но она все равно бежит. Ее хватают за волосы, царапают и шипят. Тогда она пинает одну из обидчиц в живот и бежит что есть сил в сопровождении угроз и криков.
– Ты за это заплатишь, мразь!!!
Она прячется в кладовке и не выходит, даже когда за поиски берутся воспитатели. Потом ее находят мальчишки, которых послали взять игровой инвентарь. И сразу сдают, несмотря на то что она умоляет этого не делать.
Никто не хочет портить репутацию общением с вшивой вороной, которая не умеет читать, заикается и не имеет чистой одежды.
Воспитательница уже знает, как все было. Неадекватная, разбросала одежду по комнате, разлила воду после того, как девочки весь день убирались, и затеяла драку.
– Это не п-п-п-правда! – пытается объяснить Ворона, но воспитательница и слушать ничего не желает.
– Она завидует, потому что у нее ничего нет, и ворует наши вещи!
– Не правда! Не верьте им!!!
Они не знают, кто родители Вороны, ведь хвастаться нехорошо. Мама говорит, если хвастаться, никогда не заведешь друзей.
Ворона хочет рассказать, что это ее вещи испорчены, но ябедничать — дело последнее, да и потом, ей все равно никто не поверит.
Ее наказывают. Заставляют заново вымыть комнату, а заодно и весь коридор. Не берут с собой на море. Но для Вороны это наказание становится единственным лучиком света. Впервые она просыпается с чувством спокойствия на душе: сегодня никто не будет ее преследовать! Весь день можно делать все что угодно.
И она гуляет по территории. Рассматривает стадо черных овец, что пасется вдалеке на пригорке. Лежит под деревом и слушает тишину, которая кажется растянувшейся бесконечностью. Что-то отдаленно-беспечное проникает внутрь вместе с горячим воздухом, и Ворона позволяет этому чувству заполнить себя изнутри.
Она лежит, раскинув руки в стороны, и думает о том, каким прекрасным было это место в отсутствие проклятого лагеря. Представляет себе развалины трех поросших мхом корпусов. Представляет, как в детских комнатах ветер гоняет туда-сюда журнальные страницы и высохшие листья. В коридоре с потолка свисают веточки вьюна, в столовой каждая кастрюля наполнена своей личной зеленой цивилизацией.
Ворона мечтательно открывает глаза и входит в придуманную вселенную, полностью и бесповоротно в нее поверив.
Территория «Паруса» выглядит так пустынно, что это получается с очевидной легкостью. Бетон плаца, открытая сцена, где по вечерам проходят дискотеки, сорняки возле входа в магазин — все послушно следует идеальному сценарию Вороны, который она переносит на бумагу.
Это ее маленький секрет — альбом для рисования, который она спрятала в беседке за отошедшей половицей. На страницах этой бумажной вселенной Ворона не объект насмешек, а отважная путешественница, искатель приключений и всеми любимая суперзвезда.
Закончив рисунок, Ворона прячет альбом подальше от глаз и возвращается к своему корпусу.
А потом она слышит тихий писк.
Он доносится со стороны магазина — там в подвале склад, но решетчатые проемы соединяют помещение с улицей. Ворона заглядывает туда и сразу понимает, в чем дело.
Тощий полосатый котенок каким-то образом свалился вниз и теперь не может выбраться. Точно такой же, как и тот кот, которого Ворона подкармливала все это время.
Решетки прочные, но зазоры между ними достаточно большие, чтобы пролез девятилетний ребенок. Ворона забирается в подвал, берет дрожащего от ужаса зверя в руки и поднимает наверх.
На все про все уходит минуты три, и Ворона даже не подозревает о том, что кто-то мог ее заметить. Она не знает о том, что Вика Сальникова, которая на днях подвернула ногу, тоже не поехала на море.
Вечером о рейде в подвал знает уже весь отряд.
– Там ведь целая гора сладостей!
– И бутылок лимонада штук сто!
– Вшивая, достань нам десять бутылок или мы поставим тебя раком и отпинаем!
Ворона не знает, что значит «раком», но она слышала это слово в кино и подозревает, что речь о чкм-то унизительном.
– Давайте сразу, а то она туго соображает, – говорит одна из соседок по комнате. – Она умственно отсталая. До сих пор не умеет читать!
Когда Ворону хватают, она кусает кого-то за палец. Во рту появляется солоноватый вкус крови — сначала чужой, а потом собственной, когда ее бьют по лицу. Девочка с длинными ногтями впивается ей в щеки и оставляет отметины, которые никогда не заживут.
– Лучше подожгем ее кота!
– В-в-вы его не н-н-н-найдёте, – отвечает Ворона, из-за всех сил стараясь придать уверенности дрожащему голосу. Она не станет воровать. Никогда. Но что если они сделают то, о чем говорят? Они всегда делают. Каждая угроза была воплощена в жизнь, уж кто-кто, а Ворона знает это наверняка.
– У них там целый выводок, – говорит Вика Сальникова. – Один где-то здесь прячется!
– Ну жди, вшивая! Сама напросилась.
Они отправляются на поиски, всем отрядом. И теперь Вороне больше нечем себя оправдать. То, что теперь непременно случится, из-за нее. Исход предрешен. Выхода нет.
Она думает о том, что могла бы убежать. В лес, прямо сейчас. Ей хватит сил, чтобы добраться до города. А если не хватит, значит, она это заслужила.
Проще было бы закончить все самой. Она еще слишком маленькая, чтобы знать о том, как вскрывать вены, но у нее есть мешочек лекарств, которые мама собрала на случай болезни. Это проще, чем кажется.
Чем скорее решишься, тем меньше придется страдать.
Но внутренний голос тихо говорит:
– Не смей!
И Ворона до крови закусывает щеку, чтобы забыться хотя бы на несколько секунд.
Она знает, что не переживет издевательства над животным. Она думает о том, как рассказывает воспитательнице и как та опять ей не верит. В этом нет смысла. Выхода тоже.
Она прячется в беседке, а потом достает свой альбом и вырывает изрисованные страницы. Одну за другой. На мелкие кусочки. Пусть тебе будет больно, пусть мне будет так больно, чтобы все происходящее снаружи показалось ерундой. Даже если для этого нужно разорвать в клочья часть себя. Ты во всем виновата. Умственно отсталая, слабая, бесполезная дрянь.
Это наказание приносит утешение и едва заметно заглушает совесть. Перенаправляет боль в другое русло. Ворона продолжает рвать страницы, ничего не видя за пеленой слез.
И ничего не слыша. Она так забылась, что даже не заметила, как кто-то приблизился к ней на расстояние вытянутой руки.
Мальчик. Толстый, с грязными кудрявыми волосами. От него плохо пахнет, и в руках он держит полосатого котенка.
На мгновение Ворона почувствовала, как в глазах у нее потемнело. А потом она вскочила, забыв обо всем, и бросилась на мальчишку.
– Отдай его мне!!!
– Тихо, успокойся! – вопреки ожиданиям, парень и не думал сопротивляться. – Иначе они услышат…
– Ты что, не с ними?– не веря своим ушам, проговорила Ворона, представляя, что все это — очередная уловка. Котенок тихо пискнул и прижался к спасителю, а мальчик воровато оглянулся, в оцепенении уставившись на порванные рисунки.
– Зачем??? – простонал он с неподдельным ужасом. – Ты что, с ума сошла?!
– Плевать, – со всем тем поддельным безразличием, на которое была способна, Ворона пнула клочки бумаги, мокрой от собственных слез. И для уверенности повторила: – Плевать.
– Нет, не плевать! – резко сказал мальчишка, опустившись на колени. Он попытался разгладить то, что сохранилось, свободной рукой, но его попытки не увенчались успехом. – Зачем ты это сделала?! Если бы я умел так рисовать, то уже стал бы знаменитым художником!
– Откуда ты знаешь, что там было? – язвительно спросила Ворона.
– Я видел, как ты прячешь альбом. И однажды заглянул… Ну зачем? Зачем???
– Ты видел мои рисунки? – ахнула Ворона себе под нос, все еще ожидая подвоха. – А где котенка нашел?
– Под кустом возле столовой. Он так и будет приходить, даже если мы его спрячем. Ты зря отказалась залезть в подвал.
– А ты не боишься, что тебя увидят со мной?
– Нас не увидят. Я сделал вид, что мне плохо, и пошел в комнату.
Ворона взяла котенка из теплых рук мальчишки, а тот, как будто наконец поборов нерешительность, выпалил:
– Почему ты не расскажешь воспитателям?!
– Потому что жаловаться — последнее дело. Каждый человек должен сам решать свои проблемы.
– Дура! Из-за тебя убьют животное! Он-то в чем виноват?!
– До этого не дойдет, если я убегу, – решительно сказала Ворона. – Если доберусь до деревни, оставлю его там. В каком-нибудь дворе.
– Я могу тебе помочь.
Ворона недоверчиво наклонила голову:
– Ты это серьезно?
– Ну конечно!
– И что ты хочешь взамен?
– Взамен? – мальчик явно не ждал этот вопрос, но почти сразу нашелся с ответом. Ворона кивнула.
Она сказала, чтобы мальчик принес какой-нибудь еды, теплый свитер и бутылку с водой. Просить его зайти в комнату и забрать остатки вещей слишком рискованно. Да и где гарантия, что от вещей что-то осталось?
Ворона ждала, что парень приведет за собой весь отряд, но он пришел один. С едой, водой и теплым свитером. Своим. Он оказался велик Вороне на несколько размеров. Но весь его запас для выживания в диких условиях почему-то оказался вдвое больше, чем Ворона планировала унести.
– Я с тобой.
Мальчик не сказал, что в своем отряде он тоже терпел нападки с самого первого дня. Он не сказал, что прежде, чем решиться на этот шаг, он две недели наблюдал за тем, как Ворона прячется в беседке, чтобы поплакать. И конечно же, он не сказал, что сам давно планировал этот побег.
Теперь в лице новообретенной соратницы он стал кем-то сродни герою. Правда, геройство это длилось недолго. Еще засветло двух детей обнаружил егерь. Мальчик был сразу же отправлен домой, а Ворона, с воспалением легких, — в больницу. Ни о судьбе котенка, ни о судьбе нового друга, чьего имени она не спросила, Вороне так и не удалось ничего узнать. Четыре дня она провела в лихорадочной агонии, потом еще два — в мучительно бесконечном поезде по дороге домой. А потом еще несколько — дома, в стерильном блаженстве уединения.
Ворона не думала ни о чем, кроме того, что этот кошмар закончился и что больше она не увидит никого из своих обидчиков.
Но на этом история только начиналась. Близилась школа, которая отличалась от лагеря лишь тем, что в силу отсутствия такой масштабной свободы, как вдали от родителей, одноклассники не могли дать полную волю своей фантазии.
Первого сентября Ворона с большим белым бантом вошла в класс и уселась за дальнюю парту у окна. Она привыкла занимать это место в гордом одиночестве, но каково было ее удивление, когда у нее появился сосед.
Толстый. Кудрявый. В неряшливой рубашке и со щербинкой между зубами.
– Я знал, что ты в этом классе, – сказал мальчик, улыбаясь. – Еле уговорил маму перевести меня сюда. Рад тебя видеть!
__________4. СТЕНЫ ГОВОРЯТ
Мы проезжаем как минимум половину города, прежде чем я вновь обретаю способность здраво мыслить. То, что произошло, не могло произойти никак. Скорее всего, это снова галлюцинации. Разве есть другие варианты?
Помню, читала про Вавилонскую библиотеку и пыталась посчитать, сколько гигабайт памяти могло бы потребоваться, чтобы создать ее по-настоящему. Если кто-то знает и об этом, пусть мне расскажет, как отличить клиническую паранойю от вполне естественной реакции на подобные вещи.
В зажиточном квартале немало домиков, куда теоретически попасть не составит труда. Но мы выжидаем.
Юджин дает мне воды с пряниками. Потом я соглашаюсь на таблетку (вот уж не знала, что мой предусмотрительный дружок таскает их с собой).
Мы оставляем байк снаружи, а сами забираемся через дыру в заборе на заросший вереском участок. Здесь у хозяев была летняя веранда, от которой теперь остался только пластиковый стол и три красных стула рядом со сдувшимся резиновым бассейном для детей. Сам же дом отнюдь не выглядел пустынно. Напротив, плющ и вьюнок придавали темным кирпичным стенам некий готический антураж.
Юджин по-хозяйски распорядился, что настало самое время обеда. Пока он с аппетитом уминал бутерброды, я чувствовала нарастающее действие трифтазина. Сначала выключаются все ассоциативные цепочки, а потом ты самостоятельно выбираешь, думать тебе о чем-то или не думать ни о чем вообще.
Галлюцинации. Как зрительные, так и слуховые. Побочное явление постоянных рейдов в Чешир. Почти всегда я могу различать, где реальность, а где нет, но в момент сильного страха этот скилл испаряется так же быстро, как и способности к обороне.
Я подцепила этот страх в Сети, словно вирус, дремлющий в крови до поры до времени. Поначалу никто не предполагал, как это может быть опасно, но потом случилось нечто непоправимое, о чем Ткач запретил мне рассказывать. В итоге мы с Юджиным переехали на маяк, а Ткач остался в Петербурге. Надеюсь, он сможет все уладить, потому что такое безответственное, глупое и безвольное чучело, как я, на это вряд ли способно.
– Вижу, тебе лучше, – сказал Юджин тоном бизнес-тренера, который каждое утро делает себе инъекцию концентрированного мотивационного позитива. – Готова продолжить поиски?
Я поднимаю на него глаза. Мне хочется сказать так много, но в то же время та кристальная чистота безмыслия внутри не дает нарушать тишину дурацкими разговорами.
– Ну и взгляд у тебя, – фыркнул Юджин, и все его напускное моментально рассеивается в воздухе. – Ей-богу, словно из дурдома сбежала.
– Ты в дурдоме не был никогда.
Стараниями Ткача и мне удалось обойти этот опыт стороной. Поразительно, как много человек готов для тебя сделать, если ты приносишь ему доход. Он станет тебе и матерью, и отцом, и лечащим врачом, и личным поваром, и риелтором, и путеводным гидом.