Джабари взял камешек и принялся перекидывать его из руки в руку.
– И когда Лекана отвергли, лучше тоже не стало, – сказал он, продолжая рассказ о неудачах семьи. – Теперь я последняя надежда. Моя мать умбуси, а войне нужны бойцы. Я должен пройти испытание и стать Индлову. Иначе на службе не останется никого из мужчин семьи Онаи, и на феод будет наложен оброк, который мы не сможем платить.
Джабари вытащил из своего свертка кусок вяленого мяса, и у Тау потекли слюнки.
– Ты попадешь в цитадель, – сказал Тау, стараясь не смотреть на друга.
– Твои бы слова да Богине в уши, – отозвался Джабари, отламывая кусок мяса и предлагая Тау.
– Спасибо, нкоси, – сказал Тау, склонив голову.
– Не зови меня так.
Тау было трудно слушать. Он думал о мясе. В последний раз он ел его очень давно. Нужно было есть медленно, не то желудок начнет трястись, как гигантский плавник. Он откусил немного – на вкус он был словно дар самой Богини.
Джабари откусил от своей половины и, жуя, продолжил говорить:
– Все должно получиться. Я хорошо тренировался. И ты тоже. Ты точно пройдешь на Ихаше.
Тау сглотнул, делая над собой усилие, чтобы сдержать вздох удовольствия. Корни и мягкие овощи – это хорошо, но мясо – совсем другое дело.
– Прошу прощения? – спросил он.
– Ты пройдешь испытание на Ихаше и вступишь в войско.
Тау не позволил этим словам испортить удовольствие от последнего кусочка или поколебать его решимость осуществить задуманное. Он положил мясо в рот и принялся медленно разжевывать, наслаждаясь вкусом и консистенцией. И только когда от мяса ничего не осталось, он произнес:
– Я надеюсь стать Ихаше, – сказал он, – но служить не стану.
– Что? – Джабари, с набитым ртом и поднятыми бровями, повернулся к нему.
Тау заговорил горячо и быстро.
– Я люблю Зури Убу, и я не убийца. Я хочу на ней жениться, но не смогу, если мне придется оставить ее и воевать как Ихаше или Ихагу. А если я откажусь, меня сделают Батраком, и мы никогда не сможем быть вместе.
Джабари наклонил голову, уставившись на Тау. Он замер, двигались только его челюсти. Он продолжал жевать.
– И что теперь? – спросил он.
– Я должен пройти испытание на Ихаше. После этого я должен буду завершить тренировочный процесс. И я… я получу тяжелую травму, и мне придется вернуться.
– Травму? Откуда ты знаешь… – Джабари округлил глаза. – О-о…
– Когда вернусь домой, я, надеюсь, смогу работать в крепости. Это лучше, чем я заслуживаю, но… Джабари, умоляю… Я… – Тау вздохнул. – Ты мне поможешь? Когда я вернусь? Ты замолвишь словечко?
– Да ты шутишь. – Лицо Джабари оставалось бесстрастным, и Тау не мог понять, что тот думает.
– Не шучу, – сказал он.
– Тау, не суди только по Дабе. Это была твоя первая битва, ты не можешь…
– Нкоси, я не убийца.
– Не называй меня нкоси. Мы друзья. Братья по оружию… – Джабари проглотил последний кусок мяса. – Ты это серьезно?
– Да.
– Откуда ты знаешь, что Зури вообще попросит тебя на ней жениться?
– Я… я не знаю, но вчера она ко мне приходила.
Джабари пожал плечами.
– И?
– Она поцеловала меня.
– О… – Он покатал камешек по ладони. Словно забыв, что держит его в руках. – Она настроена серьезно?
– Э-э…
– Она тебя поцеловала? В губы?
Неожиданно для самого себя, Тау расплылся в широкой улыбке.
– Да. Да, в губы.
– Нсику! – выругался Джабари, тоже усмехаясь. – И как оно?
– Джабари…
– Если ты хочешь, чтобы я помог, то расскажи во всех подробностях.
У Тау перехватило дыхание.
– Ты мне поможешь?
– Братья по оружию, я же сказал… даже если ты настолько глуп, что думаешь, твоя жизнь станет лучше без оружия. – Джабари хмыкнул. – В любом случае еще есть время до того, как ты пройдешь испытание и отправишься в Исиколо.
Вот оно что. Значит, Джабари считает, что Тау передумает. По-видимому, он решил, что это лишь из-за поцелуя и в оставшиеся до испытания дни все вернется на круги своя.
– Ты замолвишь за меня словечко, если я приеду обратно? – снова спросил Тау.
– Если ты вернешься и будешь искать работу в нашей маленькой крепости, я буду сожалеть, что так вышло, но я не скажу об этом матери. Я скажу ей, что Тау Тафари – один из лучших, самый усердный Меньший из всех, кого я знаю.
– Спасибо!
– Нсику! Поверить не могу, что Зури Уба тебя поцеловала. – Джабари рассмеялся и двинулся дальше. – Мы же точно о ней говорим? О той симпатичной служанке?
– О самой красивой служанке, – ответил Тау.
Сыновья
Тем же вечером Тау и Джабари вернулись в Керем изнуренные, но довольные. Меньшие в Дабе потеряли многое, но не поддались отчаянию. Селение выстояло.
Подходя к хижине, Тау заметил свет костра. Арен никогда не разжигал его по ночам. Остаток пути Тау пробежал со всех ног. В доме их встретила сонная Зури.
– Тау! – воскликнула она.
– Мой отец…
– Арен в порядке. Это не он. Анья.
– Что такое? – спросил Джабари, протиснувшись в хижину, и тесное и без того пространство будто стало еще меньше.
Зури попыталась подобрать слова.
– Нкоси Джабари, – проговорила она, обращаясь к нему по всей форме, – это друг моего отца … э-э, второй командир Арена… Его обвинили в нападении на Вельможу.
– Нкиру? – спросил Джабари. – О нет. Что случилось?
Зури открыла рот и закрыла, будто не нашла слов.
– Ваш брат… Я хотела сказать, Нкиру ударил его, когда он…
– С чего, во имя Богини, Нкиру… – Джабари осекся. Он тут же все понял, как и Тау.
Но Зури все равно должна была сказать это вслух.
– Лекан взял силой… Простите меня. Нкиру застал нкоси Лекана со своей дочерью, Аньей.
– Сик! – выругался Джабари.
Зури поморщилась.
– Ваш брат желает, чтобы закон был соблюден, но Арен отказался.
Тау привалился к ближайшей стене. Арен ни при каких условиях не допустил бы, чтобы убили Нкиру и его семью.
Джабари принялся, точнее попытался, мерить шагами крошечное жилище.
– Лекан, что за полоумный дурак. – Он вышел наружу. – Идем. С этим нужно разобраться, пока все не стало еще хуже.
Они помчались вниз по склону. Час был поздний, но чем ближе они подбегали к крепости, тем больше встречалось им людей.
Лекан стоял в центральных воротах крепости вместе со стражей семьи. Стражники держали торфяные факелы, освещавшие их встревоженные лица. Среди стражников стоял Очиенг и, как и остальные, выглядел он несчастным. Перед ними собрались люди, которые от пары неосторожных слов могли превратиться в мятежную толпу.
Напротив Лекана стоял отец Тау, несколько человек, что были под его командованием, и Нкиру.
– Отдай его мне, Арен, – приказал Лекан. – И не заставляй меня это повторять.
– Нкоси Лекан, я лишь прошу позволить нам поговорить с умбуси Онаи, – сказал Арен.
– Моя мать отдыхает, и это дело не требует ее внимания, – ответил Лекан. – У тебя есть мой приказ. Выполняй!
Тау, вместе с Зури и Джабари, протиснулся сквозь толпу. Все это время он не сводил глаз с Лекана.
Лекан был выше Джабари и и тяжелее его, но не из-за мышц. Старший сын умбуси был известен своим аппетитом и на земле, где пища была нормирована, выделялся плотным телосложением. Малый Вельможа любил и выпить, и люди шептались, что олу он пил чаще, чем воду.
– Нкоси Лекан, – сказал Арен, – я полагаю, мы можем решить дело без смертей, и взываю к вашему совету, в дополнение к вашей матери.
– В дополнение? Да чтоб тебя, Меньший! Отдавай его мне сюда!
Нкиру выглядел несчастным, Анья стояла рядом, совершенно подавленная. Ее глаза были налиты кровью, на руках даже в свете факелов виднелись синяки. Платье было разорвано. Зури подошла к ней.
– Рад встрече, брат, – поздоровался Джабари, протискиваясь сквозь толпу, чтобы встать рядом с отцом Тау.
Лекан ему не обрадовался.
– Джабари.
– Так в чем дело?
– Мне досадили, – сказал Лекан, поднимая свой квадратный подбородок.
– Досадили? Каким образом?
– Это не следует обсуждать на людях.
– Я уверен, нападение на Вельможу – это как раз то, что следует обсуждать на людях. Если в наказание должна быть уничтожена целая семья, нам нужно знать, в чем дело.
Лекан грозно уставился на брата.
– Мне досадили. Разве слова Вельможи в Кереме больше недостаточно?
Тау заметил, как пальцы Джабари сжались вокруг рукоятки меча. Это было не к добру. В схватке Лекан проиграет, но Нкиру и его семье это только навредит.
– Нкоси, – проговорил Арен, обращаясь к обоим братьям. – Я уже успел допросить обвиняемого.
Тау сообразил, что его отец в лучшем случае мог дать Нкиру чашку-другую масмаса, чтобы тот успокоился.
– Нкиру искал свою дочь, – стал рассказывать Арен. – Он…
– Я не позволю, чтобы мое имя оклеветали! – воскликнул Лекан.
– Когда он нашел ее, то…
– Я тебя предупреждаю, Арен!
– Увидел, что она соблазняет мужчину.
Лекан выпучил глаза и склонил голову набок, будто пытаясь расслышать доносящийся издалека звук. Анья всхлипнула, и Арен изрек ту единственную ложь, которая могла спасти Нкиру, Анью и всю их семью.
– Нкиру был возмущен непристойным поведением дочери, – сказал Арен. – И ударил неизвестного мужчину, а когда его нападение было отражено, он понял свою грубую ошибку. – Арен повысил голос, обращаясь ко всем собравшимся и давая Лекану возможность сделать эту выдумку официальной версией. – Нкиру схватил дочь и с позором увел ее из крепости. Затем он пришел прямо ко мне, чтобы сознаться в своем грехе и искупить вину за то, что опозорил феод.
– Феод опозорен! – вспыхнул Лекан.
– Если это успокоит нкоси, то я вел этого мужчину и его дочь к умбуси Онаи, чтобы попросить у нее разрешения изгнать их.
– Да! – поддержал Лекан. – Стой! Изгнать?
– Да, нкоси Лекан! – ответил Арен. – Мы не можем допустить столь нездорового поведения. Вельможа с Меньшей? С Мирянкой! Отвратительно и неподобающе. Кто бы поверил, что такое возможно, если только эта негодная женщина не обманула вас.
– Да… – Лекан осмысливал небылицу.
– Нкоси Джабари, – сказал Арен, – если вы и ваш старший брат согласитесь с изгнанием, то нет причин доносить это до умбуси Онаи. Все здесь собравшиеся хорошо знают нрав нкоси Лекана. Мы ведь понимаем, каким образом он, скорее всего, оказался в одной комнате с Мирянкой вроде Аньи.
Арен едва не переступил грань, и люди, действительно хорошо знавшие нрав Лекана, зашептались.
– Мы можем себе представить, что произошло, – продолжил Арен. – Так зачем же отнимать время умбуси? Я поклялся, здесь, среди равных мне и стоящих выше, что Нкиру обуял страх за его дочь. С нашей стороны было бы несправедливо наказывать всю семью за поведение ребенка.
– Это не ребенок, – возразил Лекан, косясь на Анью так, словно видел у нее чешую и клыки с ядом.
– Тем лучше, – ответил Джабари, пытаясь поддержать Арена. – Прогоним зло из нашего круга. Я воспользуюсь советом инколели Соларина. Пусть семья будет изгнана из феода. – Джабари выплюнул эти слова, будто гниль, коей они и являлись.
– Я, Вельможа, был оскорблен. – Лекан все равно хотел крови.
– По неведению, – напомнил ему Арен.
– По неведению. – огрызнулся Лекан. – Да, этот дурак, очевидно, не знал, на кого нападает. Если бы знал – он бы не посмел.
– Не посмел бы, – согласился Арен.
– У меня при себе был меч. Если бы он меня разглядел, то сообразил бы, что выступить против меня – значит умереть, – заявил Лекан, обводя взглядом толпу. – Да, изгнать эту мразь! Знайте, – продолжил Лекан, положив руку на сердце, – если я увижу кого-либо из его родственников в пределах Керема после рассвета, я их выпотрошу.
– Что может быть справедливее? – проговорил Арен.
– Что? – спросил Лекан.
– Ваше слово да моя воля, – произнес Арен.
– Слава Богине, – сказал Лекан, разворачиваясь на каблуках и уходя в глубь крепости. Стража с облегчением последовала за ним.
Когда ворота с лязгом закрылись, этот звук будто обрезал невидимые нити, которые удерживали Нкиру на ногах, и он рухнул на землю.
Тау чувствовал себя опустошенным. Нкиру был хорошим человеком. Анья и правда слыла сорвиголовой, но не более того. Она ни за что не стала бы соблазнять Лекана.
– Я поговорю с матерью, – сказал Джабари.
– Уже все решено, – возразил Арен. – Лекан не успокоится, пока Нкиру и его семья остаются в Кереме. Он только что жаждал крови.
– Лекан просто набитый…
– Джабари… – оборвал его Арен, показывая взглядом на собравшихся вокруг, обращая внимание Малого Вельможи на присутствие Меньших.
Джабари прижал пальцы к вискам и принялся их тереть.
– Как скажете. Я не стану препятствовать изгнанию, если вы этого желаете, Арен.
– Нкоси Джабари, – сказал Арен. – Я благодарю вас за помощь. Мне страшно вообразить, что бы случилось, если бы вы не пришли. – Арен положил руку Нкиру на спину. Тот все лежал на земле. – Мы, Меньшие, сделаем то, что теперь нужно сделать. – Арен помог Нкиру подняться на ноги, Зури поддержала Анью, и толпа стала расходиться.
Оставшаяся часть ночи тянулась для Тау еще дольше, чем день. Он пошел в хижину Нкиру вместе с отцом, Зури и Аньей. Там их ждали несколько Ихагу, и все принялись помогать семье собираться. Жена Нкиру, еще кормившая младшего ребенка грудью, держалась храбро, но она не могла скрыть свой страх.
Когда семью проводили, уже почти наступило утро. Они ушли на восток, в Дакур. Пограничный феод часто страдал от налетов, а значит, способному Ихагу там найдется место.
Арен дал Нкиру имена нескольких людей, к которым имело смысл обратиться, и больше не осталось ничего, что можно было сказать или сделать. Зури обняла Анью, крепко прижав к себе и не желая отпускать. Анья выглядела совершенно ошеломленной, и Зури заплакала за них обеих, когда семья побрела прочь.
Арен направился обратно в крепость. Его ждали дела. Начинался новый день.
Тау стоял рядом с Зури, и они наблюдали за тем, как поднимающееся солнце превращает их друзей в силуэты, которые размываются от утреннего зноя. Затем, когда гора поглотила их своими изгибами, силуэты исчезли. Зури взяла Тау за руку и положила голову ему на плечо. И так они стояли, молча, но рядом, и это длилось целую вечность. Все это время она не переставала плакать.
Мужчины
Последующие дни выдались тяжелыми. Зури старалась проводить с Тау все свободное от своих обязанностей время, но мысли о судьбе Аньи ее тяготили. Тау было больно видеть ее такой подавленной, да и его собственные кошмары о налете так и не прекратились. И все же они улучали тихие минуты, чтобы посидеть, поговорить, посмеяться, хотя иногда Зури плакала.
Тау пытался быть для нее опорой, но он заметил, что она приносит ему утешения больше, чем он может принести ей. Она давала ему все, чего он не знал и чего ему не хватало. С мыслями о ней он просыпался по утрам и засыпал по вечерам. Он с трудом мог думать о чем-либо, кроме ее улыбки, ее глаз, ее голоса… кроме нее целиком.
Тем не менее он прилагал все усилия, чтобы оставаться сосредоточенным. Пообещал себе, что отплатит Джабари за то, что тот защитил семью Нкиру и собирается помочь ему обрести счастье с Зури. Больше всего Джабари нуждался сейчас в тщательной подготовке к предстоящему испытанию. Поэтому Тау проводил каждый день в тренировках, занимаясь с другом до тех пор, пока оба они не валились с ног. Так закончились последние дни Роста, и наступили первые дни Жатвы, и пришло время церемонии посвящения в мужчины.
Юношам из касты Меньших, рожденным в том же цикле, что и Тау, надлежало стать мужчинами. На церемонию явился местный жрец Саха, от него несло олу. Он стал говорить об испытаниях, которые проходят все женщины и мужчины, принадлежащие к числу Избранных. Он призвал новоиспеченных мужчин к добродетели и пожелал, чтобы их служба облекла славой их семьи – служба народу омехи, королеве и Богине.
Затем новым мужчинам дали гаум. Тау впервые пробовал эту желтоватую муть из скорпионьего яда. Когда он осушил чашу, напиток опалил ему горло, вспыхнул в ноздрях и прожег до самого затылка. Он задыхался, его тошнило – к радости всех, кто пришел посмотреть, как юноши становятся мужчинами.
Тау не мог понять, зачем пьют такую мерзость, но едва вкус гаума пропал, он заметил, что после него угощение – вареная капуста, соленый картофель и длинные бобы – показались вкуснее обычного. Кроме того, шутки стали смешнее, он перестал ощущать собственные зубы (разве он вообще когда-либо их ощущал?), а всякая женщина, какую он видел, выглядела почти такой же красивой, как Зури.