Однако психологическая наука и ряд ее лучших представителей смогли расшифровать функциональное значение таких напряжений. В психологии и в нейрофизиологии параллельно возникли еще два результата. Они позволяют вместе с решением Винера дать требуемый ответ о сути напряжений.
2.3.3. От инстинктов к теории условных рефлексов
Животные, а речь пока о них, управляются инстинктами – врожденными механизмами поведения, или при простых движениях, врожденными рефлексами. Так возникли первые теории философов. Идея преобразования ощущения (причины) в поведение (следствие) сформирована в виде модели «простой рефлекторной дуги» Декартом. «Дуга» – это предтеча модели ассоциаций и теории условных рефлексов – мощного направления в психологии и физиологии.
Если мы привыкли обедать по времени, то у нас аппетит появляется к назначенному времени. И когда Иван Петрович Павлов заметил, что слюноотделение у собак начинается при слышимых ею шагах служителя, идущего с пищей в руках для кормления, ученый стал экспериментировать с другими искусственными сигналами.
Так возникла теория «условных рефлексов». К безусловному рефлексу выделения слюны после подачи пищи – рефлексу «пища – слюна» (подготавливающему организм к приему пищи) можно добавить новый предваряющий по времени сигнал, например звонок. Он позволит повторить рефлекс выделения слюны вместе с пищей (звонок-пища-слюна). А позже – после повторов обучения собаки – рефлекс возникнет по звонку и без пищи в составе «звонок-слюна». Новый укороченный «условный рефлекс» организма Павлов понимал как нечто «поведенческое». Все казалось просто.
Однако начались сложности. То, что животные умирают без еды и воды, как-то не заставляло обращать внимание, поскольку подопытных животных кормили и без опытов. А вот обучение искусственным связям новых сигналов со старым поведением, например, подмена одного аргумента (пищи) и причины другими – звонками, вспышками света и др. – формальными или произвольными, казалось обещающим открытием. Как премия стал понятен механизм языка человека – второй сигнальной системы – огромное достижение.
Но выяснилось, что не все сходится при попытках установить устойчивую связь воздействий и поданных сигналов с реакциями животных (и человека). Мы оставим эту тему для очерка об антропогенезе, частично она представлена на сайте, [Четвертаков С. А., 2011e]. В экспериментах с животными при формировании сигнал-рефлексных связей – реальные цепи воздействий среды и реакций у животных возникали и сохранялись различным образом. Они могли просто не появиться. Или они формировались, но удерживались во времени по-разному. Одни сигнал-рефлексные связи исчезали быстро. Другие – держались долго. Порой условные реакции появлялись и сохранялись (почти) навсегда.
Со временем выяснилось, что для сохранения и последующего воспроизводства связи сигнала и рефлекса требуется специальная «поддержка». Суть ее в том, что при выборе произвольного сигнала и получения реакции, исследователь обязан найти специальное «подкрепление», которое должно подаваться животному, чтобы закрепление и возникло… и сохранялось при повторении.
Звучало таинственно и как вывод: «Найдете подкрепление? – Будет производиться и сохраняться запись! Не найдете? – не будет!» И самое интересное, что и тогда, и вплоть до настоящего времени, «подкрепление» не стало предметом какого-либо объяснения в рамках сигнал-рефлексной теории. Просто чистых повторений сигнала для появления рефлекса и установления связи сигнала и рефлекса в памяти (в большинстве случаев) совершенно недостаточно. Что такое «подкрепление» и как закрепить связь, а связь, по сути, и есть фиксация или запись памяти, то есть запоминание или научение, – оказалось в теории бихевиоризма не ясным. Так это формально остается неопределенным до сих пор. Общая модель теории оказалась не полна. Феномен не мог, по сути, претендовать на роль теории.
Позже Кларк Халл, см. 2.3.5., исходя из математического взгляда на недостатки модели, предложил вводить «дополнительные параметры». Они могли бы уточнять результат. «Подкрепление» получило смысл «дополнительного фактора», который требуется найти в каждой связи индивидуально. Но усложнение количественных моделей в науках, кроме математики, без понимания физической сути подлинных материальных и природных явлений почти всегда не приносило успеха.
Наиболее полный обзор определений термина «подкрепление» дает Большой (или Оксфордский) толковый психологический словарь под редакцией А. Ребера (2000). Определений шесть, и все разные. Авторы считают все определения неудачными, но минимально приемлемым признают следующее определение:
«Подкрепление это такой фактор, который увеличивает вероятность (сигнал-рефлексной) связи.» [Ребер А., с. 58—59].
И лучшее определение означает неполноту, а точнее, отсутствие теории. «Теория» обязывает находить в природе то произвольное, что «делает теорию верной». Неизвестный фактор – «найди то – не знаю, что» образует незамкнутость теории. Есть ли аналоги такого в технике? Пожалуй, и нет! Практику всегда отличает обязанность выдать годный технический образец в обоснование верности расчетов и знаний. Представьте, что теорию локомотива с паровым двигателем начинали бы с укладки рельс, подвоза топлива и создания рамы на колесах. А потом авторы определяли бы понятие «локомотив» формулой: «паровозом будет считаться всё, что позволяет преобразовать энергию сгорания топлива (или еще тоньше – „увеличить вероятность преобразования энергии“) в движение колесной тележки по рельсам».
Выводы, но не все. В реальности исследования бихевиоризма (очень важные для материалистического подхода в науке в целом на этом этапе) были построены не на теории, а на уникальной «методологии измерений» в гипотезе «черного ящика». Идея – определить неизвестную функцию: Y = F (X), задавая на входе устройства неизвестной природы сигнал X и получая на выходе сигнал Y. Суть проста: «воздействуем и посмотрим, что получится». И этого было трагически мало для построения теории.
Авторы большинства исследований не обращали внимания на то, что модель надо немедленно расширять. Требовалось включить подбор степени сытости животных, например, путем регуляции их питания, учета объема насыщения животных, их усталости и пр.
Но были и гении своего места и времени – Доллард и Миллер. Их эксперименты будут представлены ниже. В результате опытов они пришли к «теории научения»:
«для того, чтобы чему-то научиться, человек должен чего-то желать, что-то замечать, что-то делать и что-то получать. В более точной формулировке, эти факторы – влечение, ключевой раздражитель, реакция и награда. … Теория научения стала твердым сплавом принципов, полезных для описания человеческого поведения.» [Miller N. E. and Dollard J., 1941, pp.1—2], цит. по [Холл К. С., Линдсей Г., с. 513—514].
Вместо «подкрепления» в западной психофизиологии появились понятия «награды» и «наказания» и возникло новое направление – теория научения («когниций» – лат.). В ней научение строят на наградах и на формировании аверсивных (отрицательных) воздействий, которые организм спешит устранить или компенсировать. Об адаптации здесь нет ни слова. Понятия «награда» и «наказание» имеют исключительно смысловое звучание – они не привязаны к феномену потребностей, а скорее, повторяют практику мотивирования работников на предприятии, то есть оказываются своеобразным редукционизмом – перенесением опыта людей к животным. И мы оставляем эту тему просто потому, что она уже разрешена (объяснена) силами другой более общей теории – теории потребностей, а, точнее, парадигмой адаптации.
Ведь, что такое «влечение, ключ, реакция и награда»? Это соответственно 1) потребность, 2) известный (или будущий «ключевой») признак возможности удовлетворения, 3) поведение, а в частном случае и рефлекс и 4) удовлетворение потребности. Удовлетворение может быть особым воздействием или поощрением экспериментатора после выполненного рефлекса. Но оно может оказаться даже самоудовлетворением через естественное врожденное поведение: так лягушка отдергивает лапку от иголки, а слюна САМА растворяет кислоту, влитую в пасть животного. И во всех случаях работает цикл адаптации Винера.
Но, несомненно, прошлые усилия бихевиоризма, теории Павлова, и позже – Скиннера нельзя считать напрасными. Общество признательно исследователям за стремление к объективности научных экспериментов с животными.
2.3.4. Теория Сеченова и доминанта Ухтомского
Но наряду с бихевиоризмом и даже до него в психологии возникают и более широкие взвешенные оценки. Мы уже знаем, что напряжение возникает как вторичное и внутри. Оно исходит от среды тела или от внешней среды, требует своего снятия и формирует поведение. Поэтому оно и запоминается.
Уже при подготовке второго издания мы открываем для себя Ивана Михайловича Сеченова. Выше мы отметили его кибернетическое понимание психологии. Оно отражено и советской, и новой российской наукой в энциклопедиях. Сеченов в своей «Физиологии нервных центров» (1891) утверждает понятие «системного чувства» и «физиологических форм системного чувства» [Сеченов И. М., с. 665—666]. Его расшифровка – позыв, начиная с голода и жажды.
Внутренние напряжения в психике отмечены и теорией доминанты А. А. Ухтомского (с 1923-го года). Он заметил в экспериментах с животными, что в момент специфического (то есть направленного по какой-то причине) возбуждения все другие предшествующие состояния снимаются, то есть тормозятся, а ВСЕ новые внешние и текущие старые ощущения – преобразуются в усиление доминирующего возбуждения. И постепенно, если напряжение не снимается поведением, оно разрастается в объеме и силе и «обобщается» (в психологии говорят «генерализуется» или «становится неспецифическим», то есть общим). Так вся функциональность организма приспосабливается к усилению ведущего возбуждения, как главной задаче, подлежащей решению, снятию. Организм мобилизуется к концентрации всех психических ресурсов для начала и запуска активности по разрешению поведения, возбуждение снимающего.
Примерами доминанты как потребности стали – дефекация и мочеиспускание. Голод, жажда, половое возбуждение у животных имеют тот же смысл. Автор относил свое понимание доминанты ко всем формам психического у животного и человека. Вот фрагменты текста Ухтомского о доминанте:
«Все данные говорят за то, что доминанта есть не привилегия высших нервных этажей, но общий рабочий принцип нервных центров.
Доминанта создается односторонним накапливанием возбуждения в определенной группе центров, как бы за счет работы других центров. Это – как бы принципиальное нарушение равновесия между центрами. Спрашивается, где же конец этого нарушения? Чем определяется конец доминанты?
Когда доминанта представляет из себя цепной рефлекс, направленный на определенный разрешающий акт, (этот) разрешающий акт и будет концом доминанты. Когда глотание, дефекация, обнимание достигли окончательного акта, это и будет концом соответствующей доминанты и именно эндогенным (СЧ – самопроизвольным, произведенным самим организмом) ее концом.
Но возможно возникновение в центрах новой доминанты, несовместимой с первой. Склонность к беспокойной локомоции у децеребрированного (СЧ – с удаленным мозгом) животного не дает укрепиться доминанте потирания. Возникновение новой доминанты, функционально несовместимой с первой, намечает экзогенный конец для первой (СЧ – здесь дана идея смены одного состояния доминанты другим доминантным возбуждением). Мыслимо, далее, прямое торможение доминанты с высших этажей центральной нервной системы, например, с коры» [Ухтомский А. А., с. 57—58].
Таким образом, напряжение, активизирующее поведение, которое мы представляем результатом некоего внутреннего включателя (диспетчера), есть возникшее вторичное внутреннее состояние в психике животных и человека. Его в психологии по идее А. А. Ухтомского именуют «доминантой». Доминанта возникает, как отражение специфических (то есть, конкретного вида – голода, жажда и пр.) вторичных ощущений дисбаланса со средой (или сама доминанта есть такое ощущение). Но если поведение задержано, то возбуждение становится «неспецифическим», то есть всеохватывающим. Доминанта исчезает в результате разрешающего адаптацию организма акта. Отмечена и конкуренция напряжений и потому смена доминант.
Как же именовать напряжение, которое у животных и ребенка без речи возникает врожденно и влечет, заставляет, принуждает к любому действию, способному снять напряжение без всякого сознания? Его следует именовать потребностью. И его именуют именно таким образом.
Так в работе уважаемых В. М. Смирнова и К. В. Судакова в их «Словаре-справочнике по физиологии» (2010) говорится:
«Биологическая роль доминантного очага возбуждения в ЦНС заключается в том, что на его основе формируется конкретная приспособительная деятельность, ориентированная на достижение полезного результата, необходимого для устранения причин, поддерживающих тот или иной нервный центр в доминантном состоянии».
И, кстати, «нервный центр» авторы определяют в справочнике как «совокупность синаптически связанных нейронов ЦНС, достаточных для регуляции функции органа согласно потребностям организма» [Смирнов В. М. и Судаков К. В., с. 218—221].
К. В. Судаков – ведущий и последовательный наследник идеологии и работ П. К. Анохина – автора теории функциональных систем (ТФС), представляет роль «доминантного возбуждения» как отражения причины дезадаптации и источника запуска приспособительного поведения для устранения причины. Тогда потребность и доминантное состояние оказываются синонимами на разных уровнях.
Как поддерживается напряжение? Сначала от входных сигналов, поступающих от сенсорных нейронов, появляется возбуждение общих нейронов в конкретном нервном центре (скоплении нейронов). А затем возникает «последействие» – которое в главном нервном центре становится возбуждением циркуляционным (СЧ – пэйсмекерным, то есть циклическим) по замкнутым нейронным цепям (на минуты и часы) [Там же, с. 218]. Циркуляционное возбуждение и есть доминанта – она же образует ЭЭГ-ритм. Ритм захватывает и синхронизирует основные области головного мозга.
В рамках парадигмы адаптации «подкреплением» полагается именовать такой адаптивный (потребностный) процесс поведения животного или результирующее воздействие внешней среды, которые удовлетворяют (снимают) текущую потребность. Парадигма адаптации превращает тайну мифического «подкрепления» в общую технологию научения (learning) через удовлетворение насущной потребности – снятие возбуждения. Она пригодна, кстати, и для человека. Причем её можно применять на всех уровнях от страха боли (что в рамках гуманизма некорректно) и до уважения, творчества и совести. Но тематика потребностей намного шире тем научения в психофизиологии.
А теперь представим третий результат по теме, который чрезвычайно долго добирался до нас, будучи запрещен в СССР. Фрагмент о математике, помогавшем психологам, но не понятый ими до сих пор, хорошо дополняет наше представление о трудностях науки, опережающей и науку, и общество. В наше время просто говорить о модели АМ. Но на рубеже XIX – XX-го веков ученым о напряжении в научном смысле было говорить трудней на фоне (тоже напряженных) чувств верующих и божественного откровения, имевших смежную и более сложную идеологическую интерпретацию. Чуть позже, с появлением работ Маслоу, кибернетики Винера, информатики Шеннона появляется и математическая теория гипотез психологии Халла. Её даже в XXI—м веке не вполне понимают.