– Би-и-иБи-и-и-и-и-и! – закричала мама из кухни. Там орало старенькое радио, и она помешивала что-то на плите. – Я приготовила ужин! Ты голодная?
Я подошла к кухонной двери и оперлась о косяк.
– Не особенно, – соврала я. – Я лучше пойду в душ и потом сделаю уроки.
Мама повернулась ко мне с виноватой улыбкой на веснушчатом лице.
– Ну, может, оно и лучше. У нас кончилось нормальное молоко, – хихикнула она. – Так что я взяла вместо него миндальное, а оно оказалось с ванилью. – Она рассмеялась, но я все еще ждала продолжения шутки.
– А что тут плохого? Что ты готовила?
– Суп из тунца! – Она так расхохоталась, что у нее брызнули слезы из глаз. Глотая воздух, она еле могла говорить в промежутках между приступами смеха: – И он… на вкус… как дерьмо!
Папа использовал паузу, чтобы прокричать мне из дальней комнаты, где он, судя по всему, употреблял свой ужин в жидком виде:
– Он на вкус такой, как будто кто-то сунул дохлую рыбу в молочный коктейль и вскипятил его!
Я подавилась смешком, пока мама, согнувшись пополам, хохотала так, что слезы градом текли по ее веснушчатым щекам прямо в длинные, прямые рыжие волосы.
Гадство.
Когда приступ прошел, мама обхватила меня за плечи, поцеловала в макушку и сказала:
– Детка, если хочешь, я закажу тебе пиццу. – И снова начала хихикать.
Я потрепала ее по волосам, как будто она была лабрадором, и на цыпочках пошла в ванную на второй этаж, чтобы начать свой ежевечерний ритуал.
Включив воду в душе, я разделась и, не сдержавшись, прежде чем встать на весы, ущипнула себя за складку кожи на животе, злясь на ее толщину.
Черт! Чуть не забыла!
Я соскочила с проклятой машинки, как будто подо мной развели костер, и плюхнулась на унитаз, выжимая из себя последние несколько миллилитров.
Фух! Другое дело!
Прежде чем снова встать на весы, я полностью выдохнула, в надежде, что пустые легкие будут весить меньше, чем полные.
Сорок шесть с половиной кило. Ура! Еще немного, и будет меньше сорока пяти!
Соскочив с весов, я приземлилась прямо напротив зеркала на двери, что в моей крошечной ванной было несложно. Преисполненная надежд, я начала вертеться перед ним, оценивая себя со всех сторон.
Черт побери. Все на месте.
Я нахмурилась при виде своего «брюха» – выпуклого животика, который был у меня с рождения, и хмурилась все сильнее, глядя, как он выпирает дальше моей трагически плоской грудной клетки.
Я похожа на пивной бочонок. Одно брюхо и никаких сисек. Если бы я сбросила еще хотя бы пару кило, особенно с брюха, может, тогда и сиськи казались бы побольше…
Чтобы закончить на позитивной ноте, я похвалила себя за то, что сбросила еще триста грамм, и, сосредоточившись на оглушительной пустоте в животе, залезла под блаженно-горячую воду.
Вымыв голову навороченным салонным шампунем, который я выпросила у мамы, потому что он должен был помочь разгладить мои волнистые волосы, я выбрила все тело. Я начала брить ноги и подмышки еще в пятом классе, потому что так делали все мои друзья. Потом, в седьмом, я начала брить руки, когда узнала, что так делают модели «Виктория Сикрет». Потом, в восьмом, я стала брить причинное место после того, как однажды ночью, переключая каналы по телевизору, случайно увидела это в мягком порно.
Это меня потрясло. Ни у одной из женщин там не было даже намека на волосы (и на руках тоже, вот спасибочки), и при этом они, совершенно очевидно, были очень желанными созданиями. Мне тоже хотелось быть желанной, особенно для одного такого здоровенного рокера с карими глазами и самыми милыми на свете ямочками на щеках. Ах.
Два года спустя я все еще брилась вся целиком и нисколько не приблизилась к тому, чтобы стать подружкой Ланса.
Подружка… Я задумалась о том, что мне сказала Джульет. Что, если у него уже есть подружка? Я представила, как Ланс обнимает за талию крошечную фееподобную девушку. Ее суперкороткие волосы цвета фуксии небрежно торчат острыми пиками, оттеняя розовые металлические кольца в ушах. Кольцо в носу было изящным, а косметика – яркой, а одета она была где-то между Бетти Пейдж и Бетти Буп.
Я представила, как он наклоняется поцеловать ее, но фееподобная девушка в последнюю секунду цапнула его за губу и ехидно улыбнулась. Ее глаза говорили: «Я тебя не боюсь. Вертела я тебя».
Потом лицо воображаемой подружки Ланса медленно заменилось моим собственным, и я переключила воду с верхнего крана на нижний. Я подвинулась и села в ванне так, что ноги уперлись в край возле крана, а потом я подняла их на бортик. Горячая вода падала на самые чувствительные части моего тела, словно жидкий товарный поезд. И, как и каждый вечер, я оперлась на локти и стала мечтать о нем.
Вот я приду в школу с крутой розовой стрижкой и новехоньким кольцом в носу. Едва я войду в здание школы, все замрут и будут пялиться на меня. Все. И Ланс тоже. Мы встретимся взглядами, и в нем что-то переменится. Его веселое выражение лица окаменеет, и он кинется ко мне, как будто я сделала что-то дурное.
Вот Ланс, схватив меня за руку, тащит меня по боковому коридору в ближайший учительский туалет. Я краем уха слышу, как защелкивается замок. Моя спина прижата к стенке. Губы и язык Ланса встречаются с моими, его руки ищут застежки моего платья. В нетерпении он срывает с меня крошечную тряпку, швыряет на пол, и я остаюсь только в черном кружевном лифчике, таких же трусиках и черных ботинках до колен.
Ланс останавливается на секунду, чтобы оглядеть меня с головы до ног, затем бормочет: «Черт, Биби», запускает руку в мою новую суперкороткую стрижку, а другой рукой хватает за задницу. Откинув мою голову назад, он целует и кусает мою шею, а потом спускается по ней, продолжая целовать, все ниже, к ключицам и груди. Он высокий, и, чтобы продолжить, ему надо встать передо мной на колени.
Накрыв обе чашки лифчика своими огромными ручищами, он стягивает их вниз, обнажая два нежных, ноющих соска. Ланс смотрит на меня сквозь свои невозможно темные ресницы, улыбается мне дружеской улыбкой и осторожно ловит один из них безупречными белыми зубами. Его язык такой теплый и влажный, и он медленно скользит туда и сюда по поверхности моего невинного соска. И, прежде чем он успевает спуститься по моему телу еще ниже, меня скручивает резкий спазм между ног, который возвращает меня в настоящее.
Я немедленно отползла из-под ниспадающего каскада воды и плюхнулась на спину. Прижав к клитору кончики пальцев, я постаралась продлить последние несколько пульсаций оргазма и несколько секунд ощущения воображаемой головы Ланса у себя на груди. Когда все закончилось, я открыла глаза и уставилась на вздутый потолок у себя над головой, охваченная чувством новой решимости.
В десять лет я захотела батут. А теперь хочу Ланса. А я всегда получаю то, что хочу.
3
После своих маленьких фантазий я ни хрена не могла уснуть. Я провалялась до сильно после полуночи, глядя мягкое порно, мастурбируя, куря и рисуя девочек в стиле анимэ, с большими зелеными глазами и короткими игольчатыми волосами. Последняя из них со мной заговорила.
Она сказала:
– Биби, возьми ножницы.
И я взяла.
В час ночи я прокралась в ванную, закрыла дверь и срезала почти все свои рыжевато-блондинистые кудри. Оставила только две длинные пряди по краям лица, свисающие до подбородка, а остальное отхватила к чертям, оставив только два-три сантиметра длины, но и те выстригла под разными углами, чтобы не было похоже на шлем.
Наутро я намочила их и гелем сделала торчащие острые кончики, выкрасила несколько прядей в розовый и лиловый цвета маркерами, которые валялись у меня в комнате, нарисовала подводкой длинные стрелки, сделала глубокий вдох и пошла вниз, на встречу с матерью. Когда она увидела меня, ее лицо, к моему изумлению, озарилось восторгом, а руки взметнулись к моей прическе.
Откинув пряди в сторону, она заверещала:
– О боже, Биби! Ты так похожа на Твигги! Тебе надо накладные ресницы… У Твигги были такие же огромные глаза, как у тебя, и она носила длиннющие накладные ресницы, чтобы они казались еще больше… – Отодвинув меня на расстояние вытянутой руки, она снова оглядела меня с ног до головы. – И она была такая же тощая, как ты. Господи, какая ты везучая! Я бы умерла, чтобы выглядеть как Твигги!
Хм… Надо же… Надо думать, меня не накажут…
Мама вручила мне булку, завернутую в бумажное полотенце, я засунула ее в самодельную сумочку из пушистого искусственного меха тигровой окраски, которую сшила летом под маминым руководством, и мы вышли во влажное, еще темное утро. Всю дорогу до школы мама ехала на десять километров медленнее разрешенной скорости, ни разу не включила поворотник и подпевала всем песням, которые транслировались по радио, во всю мощь своих легких. (Ладно, признаюсь. Я тоже подпевала.)
Но, когда мама остановилась возле школьной двери, все вокруг словно замедлилось. Вот моя рука ложится на ручку двери. Холодная волна из кондиционера дует мне в лицо, едва я переступаю порог. И Ланс Хайтауэр, прислонившийся к стене в конце переднего холла, смотрит, как я иду прямо к нему, как будто он меня тут и ждал.
Я еще не успела дойти до него, как Ланс оттолкнулся от стены – всеми своими двумя великолепными метрами – и направился мне навстречу с улыбкой на своем прекрасном лице.
Подойдя на расстояние, с которого я могла его расслышать, Ланс сказал:
– Ни фига себе, Биби! Твои волосы просто отпад!
А когда мы подошли совсем близко друг к другу, Ланс протянул обе руки и осторожно дернул меня за пряди по обеим сторонам лица.
Я просияла, – молясь про себя, чтобы он не перепачкал руки маркером, – и спросила, чтобы он повторил еще раз:
– Правда? Тебе нравится?
Ланс наклонился ко мне так, что я могла разглядеть все медные блестки в его карих глазах, и сказал:
– Да черт, конечно, нравится. Ты такая крутышка.
Мои щеки, наверное, слились по цвету с ярко-розовым маркером в волосах, я заморгала, а мое лицо сложилось в гримасу поцелуй меня. Бабочки в животе занимались гимнастикой, и в этот момент мне хотелось… В общем, всего. Я хотела сорвать с его большого, высокого тела эти черные заплатанные одежды, запустить руки в этот бледно-зеленый ирокез и позволить Лансу сделать со мной все те гадкие вещи, которые делал симпатичный водопроводчик со скучающей домохозяйкой в том фильме ночью.
Но это все придется пока отложить, потому что уже прозвенел звонок, и коридор заполнился потоком разбегающихся учеников.
Ланс быстро обнял меня, сказал: «Увидимся на улице» – и нырнул в поток, который унес его от меня.
Я повернулась и направилась на свой первый урок, пьяная от страсти, как вдруг услышала откуда-то сзади ангельский голос, кричащий:
– Эй, кукла!
Просияв, я развернулась. Заметить Ланса было легко, потому что он был на голову выше большинства учеников, пытающихся обогнуть его в коридоре. Привстав на цыпочки, я сложила руки рупором возле рта и прокричала ему в ответ:
– Чего?
Ланс послал мне свою сияющую улыбку со всеми ямочками на щеках и прокричал, перекрывая весь шум коридора:
– Ты, наверное, идешь на урок, потому что на тебе вот такими буквами написано: класс!
Широко улыбаясь и качая головой, я дала толпе уволочь меня.
Господи, как же я его люблю.
Все еще улыбаясь до ушей так, что лицо едва не распадалось на две части, я зашла в свой продвинутый класс по химии и обнаружила, что в нем пусто. На доске было крупными буквами написано: ЛАБОРАТОРНАЯ. Черт. Я совсем забыла, что по вторникам у нас лабораторка, а это значит, что мне нужна лабораторная тетрадка, которая была буквально единственной вещью, не влезшей в мой и без того набитый рюкзак.
Я развернулась и начала протискиваться сквозь толпу обратно, в сторону своего шкафчика. Приблизившись к коридору С, я начала готовиться к прыжку. Выйти из большого коридора в час пик – это все равно что пытаться выскочить из каскада в аквапарке, только тут мне еще надо было сделать это против течения и с двадцатью килограммами книжек на спине.
Но, прежде чем я изготовилась, зазвенел звонок, все ученики вокруг меня внезапно рассеялись, и я, нетвердо стоящая на ногах, осталась одна.
Ну вот, я опоздала на урок. Ну и плевать. Ланс Хайтауэр сказал, что у меня крутая прическа, и я рожу ему всех его детей. Ничто не могло испортить мне настроения.
Я повернула в коридор С, придумывая по пути имя маленькой девочке с рыжими кудряшками и карими глазами (или она будет зеленоглазой брюнеткой?), – и тут же врезалась во что-то твердое.
Это что-то твердое тут же схватило меня и впечатало спиной в ближайшую стену. Слава богу, что мой рюкзак был таким большим, что в стену впечатался только он, но мне показалось, что мои бицепсы разорвало на тысячи отдельных волокон.
– Какого хрена?
Я услышала этот голос еще до того, как посмела открыть глаза. Низкий. Четкий. Без акцента.
О нет. Нет, нет, нет.
Я заставила себя приоткрыть один глаз, ожидая увидеть склонившегося надо мной оскаленного скинхеда с пеной у рта, готового разорвать меня за то, что оказалась у него на пути. Но вместо этого я увидела удивленного скинхеда, наклонившегося ко мне со сведенными бровями.
– Панк? Черт. Ты в порядке? – Его голос был настолько вежливым, что я рискнула приоткрыть и другой глаз. Хотя бы немного. – Черт. Прости. Я тебя не узнал. Твои волосы… – Рыцарь отпустил захват, в котором сжимал мою левую руку, и поднес свою руку к моему лицу. Я инстинктивно зажмурилась и отвернулась и тут же почувствовала слабое подергивание моей длинной пряди – точно, как делал Ланс.
Я снова открыла глаза и взглянула на Рыцаря, удивленная этим неожиданно ласковым поведением, но его лицо трудно было назвать ласковым. Челюсти сжаты, глаза зомби сияют почти белым огнем, а рука на моей правом бицепсе снова сжалась так, что мне стало больно.
Спасите! Спасите! Насилуют! Тревога, черт побери! Тревога!
Мои глаза заметались по сторонам в надежде заметить хоть одно знакомое лицо, но мы уже так опоздали на урок, что в коридоре было совершенно пусто. Я не могла вдохнуть, но была уверена, что Рыцарь дышит за нас обоих. Его ноздри раздувались, а моя рука в это время начала пульсировать от недостатка кровоснабжения.
И тут из моего чертова рта без замка вырвались слова: «Я не чувствую руку».
Рыцарь отпустил меня и отступил, моргая, словно очнулся от заклинания. Он открыл рот, будто хотел что-то сказать, и снова закрыл его.
– Ну, я опаздываю, так что… – Я ткнула пальцем в направлении своего шкафчика и сделала осторожный шаг в его сторону. Когда скинхед не пошел за мной, я сделала еще шаг.
– Я… мне нравится твоя прическа, – пробормотал Рыцарь. Это прозвучало как вопрос, как будто бы он не знал, как надо говорить комплименты.
Я выдавила из себя пищащее «спасибо», даже не переведя дыхания, которое сдерживала изо всех сил, а потом повернулась и со всех ног рванула по коридору.
Добежав до своего шкафчика, я вбила туда код, распахнула дверцу, засунула голову внутрь и глубоко задышала.
Может, Джульет права, думала я между глотками спертого, пыльного воздуха. Может, этот Рыцарь и в самом деле проклятый людоед.
4
– Да ты что! Ты же никогда ее не снимаешь! – отразился мой восторженный визг от арочных сводов нашей двухэтажной школьной столовой.
– А сейчас снял, – сказал Ланс, освещая меня своей улыбкой Принца Эрика из мультика про Русалочку и накрывая мои плечи своей знаменитой черной курткой-толстовкой.
Господи, какой он прекрасный. Мне пришлось закусить щеки, чтобы удержаться от фанатских воплей. И еще мне пришлось тесно-тесно сжать ноги, чтобы приглушить тупую боль, вызванную этой улыбкой. У него были такие ямочки на щеках…