Лешка Заломкин был старше на два года. Но иногда милостиво приглашал сыграть в шахматы. Летом сидели за этим столом под кленами. Осенью все кругом было в золотых кленовых листьях.
Дом снесли, а Лешка переехал в многоэтажку у станции. Этажом выше жили девчонка из параллельного класса и ее брат – хозяин шикарного спортивного велосипеда.
Ведеев остановился, огляделся и сказал себе: «Двенадцатиэтажный дом был! Лешка Заломкин был! Дом тоже был, но его сломали!». И раздраженно выкрикнул:
– Но дом стоит!
«И вообще – какого хрена я сюда сегодня заявился? – думал он. – Что меня принесло? Я в здравом рассудке! Лешкиного дома тут давно нет! Хотя как же…»
Ведеев шагнул к калитке, просунул руку в прорезь между досками и нащупал длинный крючок.
«Вот! Крючок есть! – радостно подумал он. И тут же спохватился. – Как же так? Какой крючок? Забор сломали вместе с домом!».
Надо было поскорее уйти. Смотаться от греха подальше, а потом все это обмозговать. И главное, успокоиться.
Дверь террасы на первом этаже распахнулась, и на крыльцо вышел человек в сером свитере. Спустился по ступеням, махнул рукой и крикнул:
– Эй, кто там? Заходи!
Ведеев скинул крючок и распахнул калитку.
Дорожка в кусках старого асфальта, почтовый ящик, прибитый к сосне, скамейка у крыльца.
Ведеев сделал несколько шагов вперед и крикнул:
– Я не понимаю!
Человек в сером свитере приблизился к нему и спросил:
– Чего ты не понимаешь?
– Заломкин! – выкрикнул Ведеев.
– Ба! Серега! Ведеев! Ты?! Почему не заходил? – Заломкин радостно раскинул руки. – Пошли, покажу!
Они обогнули дом и оказались во дворе.
«Да, все, как и было, – думал Ведеев. – Бревенчатый сарай. Яблоневый сад и застекленная беседка с острой, высокой крышей».
– Видишь, все на своих местах! – сказал Заломкин.
– Ну, да, – тихо произнес Ведеев.
Прошли в дом. Из прихожей дверь вела в комнату с большим окном. Два покрытых светло-серой тканью, громоздких кресла и телевизор на комоде.
– Смотрели футбол! – выкрикнул Ведеев. – Чемпионат мира! Наши продули!
– Ну и память у тебя! – сказал Заломкин. – Особенно насчет того, что продули.
– Но мне надо уйти, – проговорил Ведеев.
– В коем веке появился и сразу уйти! – Заломкина что-то сильно веселило. – Впрочем, ты – молодец! А то зашла недавно Юлька Галушкина из параллельного класса, заорала: «Свят! Свят!» и бежать!
Ведеев внимательно посмотрел на Заломкина и выкрикнул:
– Но ведь правда! Правда!
– Для этого и сделано! – деловито сообщил Заломкин. – Сделано, чтобы все могли зайти и сказать: «Правда! Правда!».
– Что сделано? – не понял Ведеев.
– Чай или кофе? – спросил Заломкин.
– Давай, чего не жалко, – ответил Ведеев, и почувствовал, что по вискам течет пот.
Прошли на кухню. На бежевой тумбочке стоял большой аквариум. Среди водорослей и белых нитей из пузырьков воздуха плавали две желтые рыбины.
– Раньше у тебя скалярии и барбусы были, – вспомнил Ведеев.
– Скалярии искал, но пока не нашел, – ответил Заломкин и включил чайник.
Ведеев посмотрел в окно. Стена сарая и яблоня перед ней. Так и было.
– Я в свой старый дом приходил, когда его начали ломать, – сказал Ведеев. – Побродил вокруг, посмотрел. Хоть и жалко было, а больше думал о том, что вся жизнь еще впереди.
– А я не видел, когда мой дом ломали, – тихо проговорил Заломкин. – Уезжал куда-то.
«Нет, все-таки надо отсюда побыстрее уходить», – подумал Ведеев.
Заломкин налил чай в высокие белые чашки, сел на табуретку и сказал:
– Вдруг такой период жизни настал, что начало меня мутить. Чего-то хотелось, а какого рожна – непонятно! И ни с того, ни с сего дошло, в чем дело. Думаю, коли в прошлые времена не вернуться, так хоть в прежнее пространство попасть. Хоть на старое, привычное посмотреть. И тут я все понял: я – человек пространства. Мне надо – чтобы из дома выйти и попрыгать по земле, по которой в детстве ходил. А все остальное – это не для меня, это пусть другие пробуют. И оказалось, что дело – за малым. Снести двенадцатиэтажку, которую на месте моего дома взгромоздили!
– И ее нет! – вскрикнул Ведеев. – И это ты?!
– Остальное все – дело денег и техники. – Заломкин подвинул к себе чашку с чаем. – Построил в поле за Яузой большущий дом с огромными квартирами и всех туда переселил. Только Алешкина переезжать отказалась. Тут, мол, она на своем участке живет. Пришлось ей в соседнем доме квартиру покупать.
– А это все откуда? – Ведеев оглядел стены и потолок.
– Работал архитектор. По фотографиям восстанавливал.
– Надо же! – воскликнул Ведеев. – Неужели так можно!?
– Но народ от всего этого пугается! – сказал Заломкин. – И не так, как ты, а до обморочного состояния!
– Еще бы! – радостно заорал Ведеев. – Зато, как приятно! Приятно о себе думать, что ты – не это самое! Не сбрендил! – И он глотнул горячего чая.
– Ты песни под гитару поешь? – спросил Заломкин.
– Говорят, что лучше, когда я не пою, – признался Ведеев.
– Весной и осенью у меня здесь – фестиваль бардовской песни. Народу собирается – тьма! Всю траву вытаптывают.
– А как начальство на это смотрит? – спросил Ведеев. – Не на фестиваль, а на это все!
– Начальство свое дело знает! Приходят, собирают! Пошли, дом тебе покажу!
По светлой, из свежего дерева, широкой лестнице они поднялись на второй этаж и вышли на террасу. В одно из окон билась ветка клена.
– С деревьями – целое дело было, – сказал Заломкин. – Молодые я не хотел сажать. Привозили вон какие здоровенные! Но террасу я утеплил. Отошел от традиции и проекта.
– Представляю, как будет, когда у тебя яблони зацветут.
– Жду! – мечтательно произнес Заломкин. – Тебе позвоню, когда начнется. Приезжай, посмотри!
– Я помню, как мой сад цвел.
– У тебя знатный сад был, – сказал Заломкин.
Они сели в низкие мягкие кресла. Заломкин вытянул ноги, положил руки на подлокотники и сказал:
– Никогда не думал, что коммерцией займусь. Хотел стать ученым и стал! У меня монография выходила по вычислительным системам. В вашем классе кто математику вел? Вера Викторовна? Я так математику хотел выучить, а с учительницей у меня не сложилось. Понять не мог, почему она меня шпыняет. Может, я наговариваю на нее, но с какого-то времени мне начало казаться, что это из-за отца. Ты помнишь, он у меня мебельной фабрикой заведовал. У него вся школа мебелью отоваривалась. Поэтому ей, наверное, казалось, что я вроде бы как на особом счету. Но я математику все-таки выучил и в институт поступил. А в голодные годы писал программы для банков. Пришлось во все эти дела вникать. И тут, наверное, купеческая наследственность сработала. Быстро у меня это пошло, хотя и не гладко. И возник вопрос, куда деньжата девать. Кто-то у одного моря дом купил, кто-то – у другого. А я решил – хорошо бы домой! Так и стал – реаниматором пространства.
Заломкин вышел проводить Ведеева до калитки, на прощание сказал: – На фестиваль приезжай!
– Приеду и одного певуна тебе привезу. Есть у меня на работе. – Взглянул на крючок на калитке и сказал. – Как тот, настоящий!
– Он и есть, – ответил Заломкин. – Отец отломал и сохранил на память.
Возле них остановился удивленный гражданин в шляпе и спросил:
– А как же тут теперь? Я помню, что в двенадцатиэтажке она жила! Люся! Алешкина!
– В этой башне живет. – Заломкин махнул рукой. – На шестом этаже!
– Надо же! Это что? Это я все забыл, – удивлялся человек в шляпе. – Все так поменялось!
– Поменялось! – объявил Ведеев. – В обратную сторону!
VI
Утро в лаборатории началось без чаепития и разговоров. Толик что-то высматривал на экране монитора, а Динг положил перед собой пыльную папку со скрученными тесемками. Взглянул в окно и с удивлением произнес:
– Это что такое?
По ржавой пожарной лестнице, прикрепленной к стене соседнего дома, карабкался Семенов. На уровне третьего этажа он попытался достать рукой до маленького окошка. Ему не хватало совсем чуть-чуть, и он тянулся вперед изо всех сил.
Толик посмотрел в окно и равнодушно сказал:
– Вот вам, пожалуйста! Страсть человека к истине! Сфотографировать и разместить в сетях.
– А почему по лестнице? – удивился Динг.
– Наверное, в Центре актуальной науки сегодня конференция, а Семенова не пустили. За смутьянство! Излучениями занимается. Но тянет его к вечным вопросам! Поэтому оказался на лестнице.
– Почему его не пускают? – спросил Динг.
– Они проблемы времени обсуждают, а он им всю «малину» портит, – сказал Толик. – У него своя теория на этот счет. Время у него то ли не замедляется, то ли вообще не существует.
– Вот оно что! – Динг стал наблюдать за происходящим за окном с большим интересом.
Тем временем Семенов поставил ногу на подоконник и потянулся к форточке.
– Нет, эта страсть к познанию до добра не доведет! – сказал Толик. Приоткрыл створку окна и закричал:
– Эй, туда не залезешь! Они на чердаке все люки забили! А у нас тут – командированный! Благодарный слушатель!
Семенов не послушался и попытался дотянуться ногой до подоконника. Но что-то его остановило. Постоял на лестнице, посмотрел вниз и начал медленно спускаться.
Ближе к обеду Семенов явился в лабораторию в длинном черном халате. Взглянул на монитор на столе у Толика и деловито сказал:
– Высокие частоты покоя не дают! Вот счастливчик!
– А ты на конференции, о чем хотел доложить? – спросил Толик.
– Все о старом! У меня всего на четыре минуты!
– Не, это долго! – объявил Толик. – Ты в последний раз в полторы минуты обещал уложиться!
– Но я для нового слушателя! – Семенов показал на Динга. – Так вот! Летят два космических корабля, один за другим. У первого скорость двести двадцать километров в секунду, у второго – двести. Еще на Земле их командиры договорились сверять часы во время полета по световым сигналам. В двенадцать часов второй корабль, у которого скорость меньше, посылает световой сигнал. Луч гонится за первым кораблем. Его командир фиксирует получение сигнала в 12 часов шесть секунд. А в час дня первый корабль посылает световой сигнал второму. Но этот, второй корабль, летит навстречу световому лучу и встретится с ним через три секунды. Можно ли из этого делать вывод, что время на двух движущихся по одной прямой космических кораблях нельзя скоординировать?
– А вы сами какого мнения? – спросил Динг.
– Я за то, чтобы нейтрализовать искажающий фактор – относительную скорость. Ведь скорость у кораблей разная!
– А кто против? – спросил Динг.
– Как кто? – изумился Семенов. – Весь соседний институт!
– Чудеса! – воскликнул Динг.
– Мил человек! – сказал Семенов и вздохнул. – У нас на окошке градусник. Мы его не на солнечной стороне повесили, а в тени. Значит, мы приравняли искажающий фактор, то есть солнечное тепло, к нулю. Вот и относительную скорость надо к нулю приравнивать.
Их громкий разговор очень мешал Толику, и он раздраженно сказал:
– Приравнивай к нулю, что угодно! Только на лестницу больше не залезай!
Динг долистал желтые бумаги, сложил их в папку, бросил ее на край стола, подняв пыль, и спросил Толика:
– На эту конференцию в соседнем центре всех пускают?
– Не знаю, – Толик сделал вид, что очень занят, но из вежливости добавил. – Не всех, но с удостоверением пустят.
– Мое министерское – подойдет?
– Еще бы! – ответил Толик.
За парадной дверью института оказался темный коридор. Справа на стене висело большое зеркало, и всякий вошедший мелькал в нем, пока входная дверь не захлопывалась, издавая противный скрип.
За второй дверью в небольшом вестибюле сидел за письменным столом парень в футболке и вертел красный телефончик.
– На конференцию куда? – деловито спросил Динг.
Парень поднял телефончик, как спортивный судья красную карточку, и показал вперед.
В большом зале с рядами глубоких бордовых кресел народу было немного. Но все больше публика степенная, изрядно полысевшая и пополневшая.
В президиуме Динг без особых хлопот определил директора Центра актуальной науки Штамовского и его боевого заместителя, автора монографий и статей Присыпко. Слева от президиума возвышалась трибуна. Из нее выглядывал в зал, будто проверял, не спят ли присутствующие, маленький человек в очках – известный космолог и пространствовед Белкин.
– И нам с вами тоже не обойтись без классического эксперимента со стержнем и часами! – объявил Белкин. – Но все совершенно по-иному сейчас, в компьютерной графике!
И действительно, на экране появилось изображение длинной штуковины, похожей на рельс. К одному из ее концов был прикреплен старомодный будильник со звоночком наверху. Рядом с будильником красовались фигурки двух человечков с физиономиями явных злоумышленников.
– Уважаемые коллеги! – Белкин поднял руку. – Именно этот старый добрый, мысленный эксперимент со стержнем, часами и наблюдателями позволит нам сейчас подробно обсудить один важный аспект взаимосвязи пространства и времени. Посмотрите внимательно на экран!
По экрану вдруг побежали белые линии. Изображение пропало, но через несколько мгновений появилось, и Белкин продолжил:
– Заметьте интересное свойство времени! Вот оно!
На экране среди звездного неба мчался кусок рельса с двумя сидящими на нем перепуганными злоумышленниками. Чем быстрее он летел, тем становился короче. На краю рельса красовался сплющенный с боков будильник. Его маленькая стрелка проскочила вниз, но большая – застряла. Покраснела и начала биться о край сплющенного корпуса.
– Что за бред! – изумился докладчик. Обернулся и закричал кому-то за кулисы:
– Компьютерщика сюда!
Президиум в полном составе прильнул к экранам мониторов. В зале раздались изумленные выкрики!
– Часы не идут!
– Большая стрелка застряла!
– Да, остановилось время! – с назидательными нотками заметил почтенный человек в первом ряду – заведующий лабораторией Метелкин.
– Собственно, какого хрена! – вскрикнул Белкин.
Директор Штамповский поднялся из кресла, повернулся к докладчику и строго спросил:
– Что у вас еще?
– Я? – спросил Белкин неизвестно кого. – А что я? Перехожу к выводам.
На экране замелькали таблицы и графики. Появился убористый текст. Белкин зачитывал его, сначала путаясь и запинаясь, но потом – бодро и даже с веселыми нотками в голосе.
– И наконец, перехожу к практической части доклада! – объявил Белкин. – Вот, простой пример для всего сказанного выше! Пилот высокоскоростного летательного аппарата приближается к взлетной полосе. В ее начале и в конце вспыхивают сигнальные лампочки. Сначала до пилота доходит свет первой лампочки. Далее он движется навстречу свету второй лампочки. Очевидно, что в этом случае взлетная полоса будет для него короче, чем для наблюдателя на Земле, непосредственно у полосы.
Метелкин поднял руку и выкрикнул:
– И данное обстоятельство надо учитывать при строительстве взлетных полос.
В этот момент на экране монитора опять зарябило и появилась красного цвета надпись: «А если летчик до полета измерял длину полосы обыкновенной линейкой?». Но в этот момент экран погас и больше не засветился. Конференция продолжалась без презентации.
Сразу после завершения научного мероприятия было объявлено о совещании в кабинете директора.
Штамповский сидел за своим столом, сутулясь, и ни на кого не смотрел. За стол для совещаний уселись: замдиректора Присыпко, заведующий лабораторией Евгений Аркадиевич Метелкин и Белкин.
Присутствующие долго молчали. Белкин рассматривал царапины на полированной поверхности стола и думал: «Пронесет – не пронесет? В конце концов, пойду работать в адвокатскую контору рядом с домом».
– Ну что? Диверсант! – хмуро объявил Штамповский.
– Подлец – компьютерщик! – бодро заявил Белкин. – Давно добивался увольнения этой пьяни.
Евгений Аркадиевич Метелкин встрепенулся, огляделся по сторонам и бодро заявил:
– Да! Согласен! Надо этого коллегу поблагодарить! – Он показал на Белкина. – Весомый результат! Остановка времени! Вы все знаете, что у меня договор с 26-й овощебазой. Тема: «Использование эффекта замедления времени при перевозке скоропортящихся продуктов». Идеи профессора о полной остановке времени, безусловно, будут востребованы. – Метелкин замолчал и опустил голову.