До окончания Орловского Бахтина кадетского корпуса Володе оставалось два года.
– Сын, ты не передумал? – спросил его Юрий Михайлович, когда вся семья собралась за рождественским столом.
– Ты о чём это, папа?
– Сделать блестящую военную карьеру кавалерийского офицерв?
– Папа, ты же знаешь, что военная карьера – это смысл всей моей жизни! – несколько пафосно ответил Владимир.
– Очень хорошо! Как ты собираешься её делать?
– После окончания Орловского кадетского корпуса буду ходатайствовать о моём зачислении в Николаевское кавалерийское училище.
– Правильно. Но для этого уже сейчас надо быть поближе к кавалерийскому училищу.
– Это как, папа? – не понял Володя.
– Я буду ходатайствовать о твоём переводе в Первый кадедтский корпус. Ты не возражаешь?
– Спасибо, папа! – обрадованно поблагодарил отца Владимир.
29 августа 1910 года Юрий Михайлович с сыном приехали в Санкт-Петербург.
– Несколько дней, пока не будут оформлены все документы, поживёшь у Анастасии Михайловны. – Объяснил он Владимиру.
– У той самой? – ужаснулся тот.
– Почему ты так о моей родной сестре и своей тётке? Ты даже ни разу её не видел! – строго поинтересовался отец.
– Просто я с самого детства слышал ваши разговоры с мамой о странностях Анастасии Михайловны.
– Владимир, тебя её странности касаться не будут. Я уверен.
В роскошном двухэтажном особняке на Невском проспекте их принял высокий бородатый швейцар, а затем по мраморным лестницам и тёмным коридорам проводил к двери из красного дерева.
– Брат, я так тебя рада видеть! – к Юрию Михайловичу подошла высокая сухощавая женщина. – А кто этот очень милый молодой человек?
– Это мой сын, Владимир! – почему-то нервничая, произнёс Юрий Михайлович.
Анастасия Михайловна поцеловала племянника в щеку:
– Добро пожаловать в мой дом! – торжественно сказала она, – стол уже накрыт. Подождите, подождите.
Тётушка вдруг остановилась и долго молча и пристально рассматривала Владимира. Тот от растерянности покраснел. Юрий Михайлович не тоже не мог понять, что происходит.
– Боже мой! Боже мой! Это невероятно! – всплеснула руками Анастасия Михайловна и сняла со стены фотографию в резной рамке.
– Смотрите это же одно лицо!
Владимир посмотрел на фотографию. На ней был он, только в женском платье и с бантом в косе.
– Здесь мне шестнадцать лет! – пояснила Анастасия Михайловна.
– И мне уже исполнилось шестнадцать… – поражённый увиденным, прошептал Владимир.
– Действительно, похоже брат и сестра близнецы! Никогда не обращал внимания на это сходство! – удивлённо протянул Юрий Михайлович.
За обедом брат и сестра после долгих лет разлуки вели очень напряжённый диалог. А основном говорила Анастасия Михайловна.
Володя не вникал в суть их беседы. Он рассматривал огромный зал, где был накрыт большой стол. На стенах – картины фламандских мастеров, в углах – скульптуры. Потолок был покрыт фресками. Владимира раздирало от любопытства, что же там изображено. Но он не мог задрать голову за столом и смотреть на потолок Это являлось признаком полного отсутствия элементарной культуры.
За обедом им прислуживали повар Жан, худой мужчина лет сорока пяти, ужасно говорящий по – русски и Клавдия, расторопная молоденькая девушка.
Затем Юрий Михайлович взял извозчика, и они с сыном поехали в Первый кадетский корпус, располагавшийся в двухэтажном здании розоватого цвета на Васильевском острове.
Пока у Владимира в канцелярии принимали все документы, Юрий Михайлович в кабинете директора корпуса генерал-майора Григорьева подписал бумаги о том, что обязуется платить за учебу своего сына пятьсот пятьдесят рублей в год, а также нести все дополнительные расходы по его обмундированию.
– Меня приняли! – с восторгом сообщил Володя отцу, когда они вышли на улицу.
– Поздравляю тебя, сын! На какое число тебе приказали прибыть в корпус?
– К девяти утра 24 августа.
– Очень хорошо! Сейчас я отвезу тебя к твоей тётушке, а сам поеду на вокзал. Мне надо возвращаться домой. Сам знаешь сколько у меня дел. С тобой уже встретимся на Рождество. Не забывай писать письма.
Володя вернулся в особняк к Анастасии Михайловны с неприятным чувством. Ведь с самого детства он слышал от отца самые нелестные о ней отзывы.
Тётушка встретила его с искренней радостью. Уже был накрыт ужин на две персоны. Прислуживала Даша, молчаливая служанка лет двдцати семи.
Владимир чувствовал себя очень напряжённо до тех пор, пока Анастасия Михайловна вдруг не обратилась к нему на французском языке.
– Володинька, все молодые люди твоего возраста увлечены произведениями Жюля Верна. Ты, наверное, тоже не исключение.
– Я, тётушка, исключение. Мне нравятся романы Александра Дюма (отца). Фантастические приключения, которые описывает Жюль Верн, мне не очень понятны. – Ответил по-французски Владимир.
Анастасия Михайловна настолько удивилась правильному произношению и чёткости ответа племянника, что отложила в сторону вилку и нож. Её густые изогнутые брови ещё больше изогнулись, а глаза василькового цвета округлились.
– Прошлая неделя для меня была не очень удачной. Один из моих грузовых пароходов сел на мель у берегов Шотландии. Страховая компания пока молчит, – меняя тему, пожаловалась она по-английски.
– Тётушка, мне приходилось читать о кораблекрушениях в тех местах из-за сложных навигационных условий. Густых туманов, например. – Четко произнося каждое слово, рассудительно ответил по-английски Владимир.
Анастасия Михайловна от удивления потеряла дар речи. Она даже покраснела от восторга, и на её лице проявились «полянки» веснушек.
– Во-ло-динь-ка! Ты такой юный и так много знаешь! Ты очень похож на моего покойного мужа, который был гением. Я уверена, Володинька, что тебя ждёт блестящее будущее. – Торжественно, как клятву, произнесла тётушка.
– Да никакая она не странная, как говорили мои родители. Анастасия Михайловна – прекрасный человек. И талантливый! Имеет пароходы, баржи, лесопилки… всего и не запомнишь! Этим же надо управлять! – подумал Владимир и встал из-за стола.
– Тётушка, ужин был просто отменный! Я вас очень благодарю! – он поклонился ей, потом подошёл и поцеловал в щёку.
– Как ты прекрасно воспитан! Я в восторге! – прошептала Анастасия Михайловна.
Тем временем Владимир подошел к роялю Эрара, стоявшему в дальнем углу.
– Точно такой же, как у нас! – подумал он и поднял его крышку. – Вы мне позволите побарабанить по клавишам?
– Володинька, барабань! – с готовностью согласилась его тётушка.
Владимир сел на круглый стул и прикоснулся пальцами к клавишам.
Запел он своим запоминающимся всем баритоном. Когда Владимир закончил «Дремлют плакучие ивы», сразу же, без перехода начал исполнять свой самый любимый романс «Гори, гори моя звезда»
Владимир закончил… В зале повисла тишина, которая прервалась громкими аплодисментами Анастасии Михайловны:
– Браво, Володинька! Браво! Браво! Гениально! Гениально!
В восемь часов сорок пять минут утра 24 августа Владимир Головинский вошёл в парадный подъезд Первого кадетского корпуса. Старый швейцар в расшитой золотыми галунами ливрее поздоровался с ним, а затем рассказал как пройти в дежурную комнату строевой роты.
По широкому светлому коридору Владимир дошёл до мраморной лестницы, поднялся на площадку с большими круглыми часами. Здесь, над открытыми дверями на красной доске золотыми буквами было написано «Рота Его Величества». С замиранием сердца он вошёл в коридор с большими стеклянными окнами. Слева находилась дежурная комната. Подполковник с седыми усами и шрамом на левой щеке выслушал его рапорт и отправил искать каптенармуса подпрапорщика Егорова.
Через час в новеньком мундире: чёрных брюках, белой гимнастёрке, подпоясанной кушаком с медной бляхой стоял в спальной комнате у узкой железной кровати. В её головах была прикреплена табличка, выкрашенная в красный цвет. На ней золотыми буквами сияло «Владимир Головинский».
Первого сентября после общего построения на плацу, Владимир вдруг услышал за спиной:
– Голова!? Голова, и ты здесь?
Головинский обернулся. К нему, радостно улыбаясь бежал Константин Белкин, его хороший приятель по Орловскому кадетскому корпусу.
– Белка, здравствуй! Ты тоже здесь?
– Ага, ещё с прошлого года! Ты разве не знал? Папа настоял… Да и мама тоже очень хотела.
– Ну и как здесь? – поинтересовался Владимир.
– Мне нравится. – Ответил Белкин, а потом неожиданно закричал:
– Господа кадеты, хочу представить всем вам моего старинного приятеля Голову. Он знает латынь лучше, чем знали её римляне. А поёт он, как… как, как Шаляпин.
К Владимиру стали подходить кадеты. Протягивали руки и предствлялись.
В Первом кадетском корпусе в почёте были занятия по физкультуре, особенный упор делался на фехтование. Большое внимание педагоги уделяли воспитанию у своих питомцев правильных манер, умению танцевать и достойно вести себя в женском обществе. Для этого два раза устраивались встречи с девушками из женских гимназий Санет- Петербурга.
В субботу с двенадцати часов Владимир получил своё первое увольнение. Он взял извозчика и поехал к Анастасии Михайловне. По дороге попросил остановиться, чтобы зайти в известный на всю Северную столицу цветочный магазин «Гертцнер и Компания».
– Милости просим, господин кадет! Заходите, не стесняйтесь! – вежливо пригласил его приказчик лет сорока в белой накрахмаленной рубашке в чёрном переднике и галстуком-бабочкой. – Чего желаете выбрать?
– А можно сначала посмотреть? – спросил Владимир с удивлением озираясь вокруг. Цветы в кадках, в горшках, лоханях с водой, в корзинах… Смешение запахов…
– Вы хотите что-то специальное? – улыбнулся приказчик.
– Розы, пожалуйста! – попросил Головинский. У него начала кружиться голова от изобилия цветов и ароматов.
– Имеем розы Портлендские, по двадцать пять копеек за штуку. Розы Бурбонские по сорок копеек за штуку. Дамасские – три штуки рубль… а вот обратите внимание: Моховая роза красная с нежно-жёлтым оттенком. Уникальные экземпляры! Уверяю вас! Если передумали покупать розы, то могу предложить вам рододендроны, камелии, флоксы, георгины, гладиолусы. Вот этот красавчик гладиолус стоит всего рубль десять копеек за штуку. – Приказчик увлечённо показывал свой товар…
«А у меня всего три рубля и мелочь! – подумал с огорчением Владимир, – к тётушке без цветов я не явлюсь, поэтому надо решаться».
– А вот у вас я вижу белые хризантемы, вон там на дальнем столе. Какова их цена? – поинтересовался Головинский.
– Замечательные хризантемы! Свежие ароматные и имеют невероятно белый цвет без каких-либо полутонов. Три штуки стоят всего сорок копеек. Будете брать? – моментально ответил приказчик.
– Девять! – не колеблясь, сказал Владимир.
– Прекрасно! Прекрасно! Сейчас я вам из них сделаю букет и уложу их в пергаментную бумагу. Вот пожалуйста! Один рубль двадцать копеек. – Протянул приказчик цветы Головинскому.
Владимир достал из кармана очень помятый рубль и две монетки по десять копеек.
Приказчик, широко улыбаясь, смотрел на помятый рубль.
– Спасибо за покупку, господин кадет! Наш магазин всегда к вашим услугам! – приказчик широко открыл дверь.
– Володинька, как я тебе рада! Как рада! – обняла племянника Анастасия Михайловна, поцеловала в щёку. – Ах, какие красивые хризантемы! Какая прелесть! Как пахнут! Проходи, мой дорогой, в гостиную! Я сейчас распоряжусь, чтобы накрывали на стол.
Забегала многочисленная прислуга Анастасии Михайловны. Через десять минут был сервирован шикарный обед на две персоны.
За едой Владимир с тётушкой беседовали о кадетском корпусе, о его мечте стать офицером, о таланте Шаляпина…
Время пролетело очень быстро.
– Ой, Анастасия Михайловна, мне уже в корпус пора! Спасибо вам за такой приём! Мне, честно, очень интересно с вами!
– Володинька, ты не представляешь, как мне было приятно беседовать с тобой. – Тётушка обняла его и поцеловала в щёку. – У тебя, дорогой мой, уже сейчас имеется особый лоск, лоск русского офицера: ты очень умён, начитан… И настоящий русский офицер должен иметь, – Анастасия Михайловна неожиданно замолчала, лукаво смотря на племянника.
– Что должен иметь? – не выдержав паузы, перебил её Владимир.
– Офицер должен иметь вот такой предмет и, обязательно, слышишь, обязательно, с достойным содержанием. – Анастасия Михайловна вручила ему новенький, резко пахнущий кожей бумажник.
– Спасибо, тётушка! – обрадовался Владимир и, чмокнув её в щёку, вышел из прихожей.
На улице он не удержался: вынул из кармана брюк бумажник и принялся его рассматривать при свете электрического фонаря на столбе.
«Теперь будет куда десять рублей прятать, которые отец мне каждый месяц будет посылать, – подумал с восторгом Владимир, – а отделений здесь сколько! Тяжеленный какой! Солидный подарок! А это что?»
Головинский вытащил две новенькие сотенные банкноты… Он испугался.
– Анастасия Михайловна ошиблась наверное? Забыла свои деньги? Надо ей сейчас же их вернуть! – лихорадочно подумалось ему.
Но в другом отделении бумажника Владимир нашёл маленькую открытку. На ней изящным почерком было выведено:
«Володинька, с началом учебного года! Можешь тратить эти деньги, как считаешь нужным. Целую тебя. А.М.»
У Головинского затряслись пальцы: у него никогда не было таких больших, нет не больших, а огромных денег.
– Вот это деньжищи! – вслух произнёс он.
Теперь все свои увольнения Владимир проводил у тётушки: играл на рояле, пел романсы, беседовал с Анастасией Михайловной и наслаждался чтением книг из её огромной библиотеки.
Быстро летело время. Вот и наступил декабрь.
На Рождество тётушка подарила Владимиру «Сокровища Лувра» – шикарную книгу на французском языке. В ней Головинский нашёл поздравительную открытку и… пятьсот рублей.
23 декабря он приехал в родительский дом, чтобы провести здесь свои рождественские каникулы. Целую неделю Владимир не выходил на улицу. Стояли сильные морозы, а потом, совершенно неожиданно наступила оттепель. Днём так пригрело яркое солннце, что с крыш закапали сосульки. Владимир решил прогуляться по окрестностям на лыжах.
Он прошёл через дубовую рощу, поднялся на холм. От открывающегося отсюда пейзажа у него перехватило дыхание.
«Разве увидишь такую красоту в Питере?» – подумал Владимир.
Он спустился с холма к реке. Здесь, на берегу, в окружении большой группы деревенских мальчишек лет тринадцати – четырнадцати стоял его друг детства и ровесник Колька Курицын, по кличке Курица, и оживленно размахивал руками.
– Привет, орлы! – поздоровался с ними Владимир.
– Ого, Володя приехал! Давно? – раздались радостные голоса.
Один только Курицын конопатый и задиристый презрительно плюнул себе под ноги:
– А, га-а-а- спа-ди – ин каде-ет, с приездом! – напирая на букву «а», ехидно произнёс он.
– Спасибо, Колька! А по какому поводу вы здесь собрались? – поинтересовался Головинский.
– А я, тута, говорю мальцам, что могу перейти речку, а они мене не верят. – Курица снова сплюнул.
– А зачем это тебе, Колька? – не мог никак понять Владимир.
– Хочу, чтобы все видели кто такой Курицын! А может ты тоже хочешь, а, га-ас-па-адин ка-а-дет?
– Зачем мне это? Ты же видишь, что лёд тонкий Да в саженях пяти отсюда виднеется огромная полынья. Ты видел? – Головинский показал пальцем на середину реки.
– Это для га-а-спод ка-а-детов тонкий! Кишка – сла-а-а- боватая у бла-га-родных! А мы простые. Смотри, что деревенский парень Колька Курицын делает! Берёт и запросто переходит речку.