Курицын смело ступил на лёд и сделал три шага. Под валенками у него стало скрипеть.
Колька сделал ещё три шага.
– Скрип, скр-и-ип. – Казалось, что скрипели старые рассохшиеся паркетные доски.
– Курица, вертайся! Утопнишь! Вертайся! – закричали в один голос мальчишки.
– Хрясь! – Курицын с головой ушёл под воду.
Все от ужаса застыли… В полынье показалась голова Кольки без шапки. Он молча и отчаянно бил руками поводе.
– Чего мальцы стоите? – давайте, кто-нибудь в деревню за мужиками! – закричал Владимир.
Он быстро снял лыжи и взял их в руки. Осторожно, с опаской, ступил на лёд.
– Скр-и-ип… скри-и-ип – раздавался противный звук из-под ног.
– Колька, держись! Сейчас я тебя вытащу! Держись! – кричал Владимир.
Лёд под ногами Головинского начал опасно шататься. Казалось, что он вот-вот опрокинется. Тогда Владимир кинул лыжи на лёд. Лёг на них и протянул лыжную палку Курицыну.
– Колька, хватайся за неё! Покрепче! – кричал Головинский, – а вы, мальцы, будете тащить меня за ноги! Только не все! Два человека! Да смотрите сами не провалитесь!
Курицын дотянулся до палки правой рукой, а левой рукой продолжал бить по воде.
– Колька, двумя! Двумя руками держись! – кричал Владимир, с ужасом ощущая, как под его телом трескался лёд.
Курица изловчился и из последних сил схватил лыжную палку двумя руками.
– Тяните! За ноги меня тяните! – громким голосом приказал Владимир.
Кто-то из мальчишек схватил его за ноги и начали тянуть. Головинский подтягивал к себе Кольку.
– Ещё, мальцы! Ещё! – спокойно приказывал Владимир, сам изо всех сил вытягивая Курицына.
Тот уже по грудь показался из полыньи…
– Не бойся! Держись! Чуток уже осталось! Держись, Курица! Держись! – говорил Владимир, продолжая делать неимоверные усилия…
По высокому косогору к реке бегом спускались мужики…
Бледно-синий Курицын на четвереньках стоял на берегу и громко, никого не стесняясь, плакал.
– У меня баня топлена! Давай парня ко мне! – предложил кто-то из мужиков. – Давайте, подсобите! Тяжёлый больно…
Потом кто-то из мужиков помог встать Владимиру. Он, дрожащими от усталости руками, кое-как надел лыжи и медленно пошёл к себе домой.
Весь апрель в Санкт-Петербурге дождило. Серое небо, серые дома, серая Нева…
Дни были похожи один на другой: такие же серые…
– На завтрашний бал- вечеринку к нам приглашены девушки из старших классов женской гимназии. У вас есть время, чтобы как следует подготовиться. – Объявил им на утреннем построении их классный наставник штабс-капитан Беленков Юрий Константинович.
– Ух ты! Вот это хорошо! Это мне нравится! – восторженно прошептал за спиной Головинского его хороший товарищ Александр Колганов.
Бал- вечеринка проходила, как всегда, чинно: трое классных дам пристально наблюдали за поведением своих воспитаниц, а штабс- капитан Беленков и командир роты Его Величества полковник Забелин, по прозвищу Швабра, смотрели за кадетами.
Был организован маленький и недорогой буфет. В перерывах между танцами объявлялись различные конкурсы.
Одна из классных дам, с серьёзным выражением лица, в очках с толстыми линзами, встала из кресла и потребовала тишины.
– Наши девочки приготовили для кадетов сюрпри-и-из! – заявила она, растягивая последнее слово, чтобы привлечь внимание всех присутствующих в зале.
Наступила тишина.
– Для вас, господа офицеры, и, конечно же для вас, кадеты, Марина Игнатьева исполнит Сонату для фортепиано номер два Людвига ван Бетховена.
За рояль села высокая миловидная девушка с большими глазами и прикоснулась к клавишам.
– Господа кадеты, надо ответить! Надо ответить! Не ответим – потеряем лицо! – взволновано прошептал подошедший штабс- капитан Беленков.
Все замерли…
– Ну что, долго думать будем? – раздражаясь поинтересовался их классный наставник.
– Голова – это к нам с тобой алаверды! Ты поёшь, а я тебе буду аккомпанировать! – азартно хлопнул по плечу Владимира Калганов.
– Давайте, Головинский! Давайте, Колганов. Надо спасать ситуацию! – торопил их Беленков.
– Хорошо, спою романс «Белеет парус одинокий». – Согласился Владимир. – Саша, ты его знаешь?
– Голова, конечно! Не переживай! – опять хлопнул его по плечу Колганов.
Владимиру стало страшно. В горле пересохло. Всё тело стало «гореть» и чесаться. Он ведь никогда не пел перед такой большой аудиторией. Исполнял романсы в семейном кругу, для тётушки, для друзей. А здесь, в этом зале, сейчас столько народа… Столько приглашённых девушек, их воспитательницы!
«Как бы не опозориться! Нет! Нет! Я не опозорюсь! Надо дерзать, Владимир!» – думал Головинский, направляясь к роялю.
Девушка закончила играть. Наградой ей стал гул аплодисментов.
– Романс «Белеет парус одинокий». Слова Лермонтова. Исполняет Владимир Головинский. У рояля – Александр Колганов. – Громко и торжественно объявил штабс- капитан.
Владимир откашлялся. Раздались первые аккорды, и он начал петь. С первыми словами романса к Владимиру пришли спокойствие и уверенность в себе. Он пел, вкладывая в каждое слово свою душу, свой талант.
Закончил Владимир и поклонился…
– Браво-о-о! Голова, браво-о-о! – заорали от восторга все кадеты и начали бить в ладоши и притоптывать.
– Браво-о-о! – кричали удивлённые гимназистки и с энтузиазмом аплодировали.
Бал- вечеринка уже походил к концу, когда к Владимиру подошёл, признанный во всём Первом кадетском кадетском корпусе, как лучший знаток женского пола, Николай Лисовский.
– Слышишь, Голова, а эта лупоглазенькая изъявляет упорное желание познакомиться с тобой. Мне об этом сказала её подружка, с которой я встречаюсь.
– Какая лупоглазенькая? – не понял Владимир.
– Та самая, которая до тебя по клавишам рояля стучала. Подойди к ней!
– Да как-то неудобно… – испугался Головинский, – может ты, Лис, не правильно понял?
Иди! Иди! Я всё правильно понял! – сально ухмыльнулся Лисовский.
Головинскому было и страшно, и стеснительно, и неудобно. Но он пересилив все свои страхи и сомнения, подошёл к «лупоглазенькой».
– Добрый вечер! Меня зовут Владимир. – Улыбаясь, представился он.
– А я, Марина. Марина Игнатьева. Поздравляю вас, Владимир, вы так талантливо исполнили мой любимый романс «Белеет парус одинокий»! – глядя ему прямо в глаза произнесла девушка.
– Спасибо! – поблагодарил её Головинский и почувствовал, как краснеет.
– Владимир, я хочу вас пригласить к нам домой на обед в будущее воскресенье. У нас собираются близкие друзья родителей. Мне бы очень хотелось, чтобы вы согласились и пришли. – Марина продолжала смотреть ему прямо в глаза.
– Я приду! С удовольствием приду! – совсем смутившись, пообещал Головинский.
С этой минуты Владимир постоянно думал о Марине:
– Совсем она не лупоглазенькая, в очень красивая девушка с выразительными большими карими глазами. Прямой носик. Шея высокая. Губки очень милые. Дурак Лисовский! Мелет разную чепуху. А как меня примут в её доме? Решительная девушка Марина! Вот так сразу, бац. И пригласила! Очень решительная!
В пятницу Головинский заступил дежурным по роте Его Величества. В классе тем временем произошёл скандал. Преподаватель латыни Терентьев возмутился тем, что никто не подготовился к уроку.
– Нет Головинского и не с кем разговаривать! – в сердцах бросил он и подал письменную жалобу командиру роты.
Швабра, особо не разбираясь, запретил всему классу выход в город в субботу и в воскресенье назначил на эти дня строевые занятия на плацу.
Эта новость неприятно поразила Владимира.
– Я же слово дал, что приду в гости к Марине! Как мне теперь быть? Может быть попросить увольнение у командира роты лично для себя? Но тогда это будет подлостью с моей стороны! Я же предам моих товарищей, если получу официальный выход в город, а они буду бить ноги на плацу!
В воскресенье Головинский, предупредив своих самых близких товарищей по классу, без разрешения покинул кадетский корпус.
Марина жила в трёх кварталах от дома Анастасии Михайловны. Владимир взял извозчика и по дороге заехал в цветочный магазин «Гертцнер и Компания». Здесь его встретили, как постоянного и очень уважаемого клиента.
– Добрый день, господин кадет! Чего сегодня желать изволите? – приказчик изобразил на своём лице радостную улыбку.
– Девушке хочу букет цветов подарить. – Объяснил Головинский.
– Могу предложить вам тюльпаны. Вчера их привезли из Амстердама. Смотрите какие цвета! Жасмин из Испании. Чувствуете какой необыкновенный аромат от них исходит? Также осмелюсь вам предложить…
Вдруг Владимир увидел в больших деревянных кадках с водой высокие ветки белой пушистой сирени. Он подошёл к ним. От них исходил нежный весенний запах.
– Хочу эту сирень! – Головинский кивнул головой в сторону кадок.
– Прекрасная сирень! Персидская! Совсем свежая, доставлена сегодня рано утром. Вы, господин кадет, сделали прекрасный выбор! Сколько будете брать? Три ветки? Пять? Больше?
– Всю! – кратко пояснил Владимир.
– Как всю? Это же безумно дорого! – почти прошептал приказчик.
– Это не ваше дело! Упакуйте мне сирень, как следует!
Марина лично встретила Владимира в просторной прихожей.
– Добрый день, Вла – начала здороваться она и осеклась, увидев как следом за Головинским швейцар и извозчик заносили огромные охапки белой сирени.
– Это что? – прошептала она, показывая глаами на цветы.
– Добрый день, Марина! Это сирень. Персидская! Вам! – с гордостью объявил Владимир и поцеловал девушке руку.
– Мне?! Я её обожаю! Ой, какая прелесть! Какая прелесть! Спасибо! – в порыве чувств Марина обняла Головинского.
Появилась прислуга, и девушка принялась распоряжаться куда поставить сирень. Владимир тем временем подошёл к высокому зеркалу в резной дубовой оправе и принялся поправлять свой мундир. Вдруг открылась боковая дверь, и в прихожую вошёл… генерал-майор кавалерии. В парадном мундире шитом золотом, длинным рядом орденов и медалей.
От неожиданности Головинский даже вздрогнул, но затем, быстро взяв себя в руки, повернулся к генералу, стал по стойке смирно и громким голосом стал представляться:
– Ваше превосходительство, Первого кадетского корпуса ка…
– Замолчи! – почти закричал на него генерал и испуганно приложил палец к губам, – мы с тобой здесь в гостях! Не в этом доме ни генералов, не кадетов. Меня зовут Дмитрий Дмитриевич!
– А меня – Владимир!
– Вот и познакомились! – генерал протянул Головинскому руку.
Сначала Марина представила Владимира своим родителям Александру Степановичу и Елене Васильевне. Оказалось, что отец девушки служит по Министерству иностранных дел, где занимает высокую должность.
Затем Марина представила Головинского всем остальным многочисленным гостям.
– А я уже знаком с этим очень воспитанным молодым человеком! – пояснил Дмитрий Дмитриевич, снова пожимая ему руку. – Прости, Владимир, я не расслышал твою фамилию.
– Головинский. – Четко произнёс юноша.
– Ка-а-к? Как ты сказал? Головинский? – удивился почему-то Дмитрий Дмитоиевия.
– Так точ… Да, Головинский. – Повторил Владимир.
– Неужели ты сын Юрия Владимировича Головинского? – воскликнул генерал.
– Да, сын.
– Боже мой! Боже мой! Господа! Господа, вы слышали? Вы слышали, что этот милый юноша является сыном моего полкового товарища Юрия Головинского, с кем я начал службу в Десятом гусарском полку!
Все замолчали, с интересом рассматривая Владимира.
Дмитрий Дмитриевич обнял Головинского, и похлопывая его своими большими ладонями по спине:
– Я так рад! Я так рад! Передавай поклон от меня твоему отцу! Я даже и не думал, что у Юрия уже такой большой сын!
Владимир был сразу же принят всеми гостями, а особенно родителями Марины. Елена Васильевна с умилением наблюдала, как он ухаживал за её дочерью.
День пролетел как один час…
– Голова, плохие твои дела, – грустно сообщил Головинскому Колганов, когда тот вечером вернулся в корпус.
– Почему? – беспечно поинтересовался Владимир.
– Швабра к обеду появился и приказал всех построить. Тебя не было… Он жутко обозлился и пообещал устроить тебе показательное наказание.
– Наказание? Ну и пусть! Я выдержу! – спокойно ответил Владимир, вспоминая Марину и прекрасно проведённое время в доме Игнатьевых.
Серое хмурое утро. Сеялся мелкий противны дождь.
«Апрель на исходе, а весной и не пахнет,» – подумалось Владимиру на утреннем построении.
– Кадет Головинский, выйти из строя! – вдруг услышал он приказ директора Корпуса генерал-майора Григорьева.
В этот момент Владимир случайно увидел злорадное лицо Швабры, и внутри у него похолодело в предчувствии чего-то недоброго.
Головинский стоял перед строем. Директор молчал. Над плацом нависла напряжённая тишина.
– В нашем Корпусе учатся разные кадеты. Старательные, ленивые, дисциплинированные и недисциплинированные… – генерал сделал паузу.
«Боже мой, какой позор! – с тоской думал Владимир, – сейчас перед всеми кадетами мне объявят выговор. А может даже дадут двое или трое суток карцера? Какой позор, а Головинский? Какой позор!»
– Есть кадеты очень скромные на вид, но самом деле, – продолжал Григорьев.
«Куда это директор клонит? Неужели меня могут отчислить из Корпуса в назидание другим?»– по- настоящему испугался Владимир.
– Но на самом деле – герои! Вот перед вами стоит настоящий герой: кадет Владимир Головинский. – Торжественно выкрикнул директор.
«Всё! Выгонят!» – решил Владимир и с тоской стал смотреть по сторонам.
– Находясь на рождественских каникулах, – продолжал говорить Григорьев, – воспитанник нашего Первого кадетского корпуса Головинский, рискуя своей жизнью, спас человека, провалившегося в полынью и тонувшего в ледяной воде. На основании представлений земских и губернских властей Государём был подписан высочайший приказ о награждении Головинского Владимира Юрьевича медалью «За спасение погибавших». Я с гордостью прикрепляю эту награду нашему герою.