– Я Вас вспомнила. Вы приходили к доктору на приём.
– Очень жаль, что вспомнили.
Она пожала плечами.
– Я не болтаю лишнего, если Вас это волнует.
– Очень рад за Вас.
Он злился, но сдерживался.
– A propos, раз уже говорим об этом – а Вы ещё раз проверились?
– Нет.
– Зря.
– У меня не было и нет признаков, о которых Вы говорили.
– Если язва появится, например, на спине, или на задней части бёдер – Вы её просто не сможете увидеть.
Упоминание о спине подействовало на собеседника, как красная тряпка на быка – он, правда, не бросился на противницу, но напряжение очевидно возросло.
Поняв, что поступила несколько бестактно, Викки решила исправиться:
– Эти слова Вам покажутся скучными, но они справедливы: болезнь очень опасна, и не только для Вас, но и для близких Вам людей. Лучше лишний раз сходить к врачу, чем довести дело до стадии, когда помочь уже нельзя, и медленно разрушаться – или смотреть, как разрушается Ваша жена, ребёнок, друг. Если Вы не верите мне на слово – посмотрите сами соответствующие книги или посоветуйтесь с другими врачами.
Она говорила заученными фразами, которые повторяла уже раз, с заученными интонациями, ибо не раз уже приходилось успокаивать испуганных, пугать тех, кто не верил в опасность, убеждать тех, кто боялся скандала.
– Хорошо, мадам, Вы меня убедили, – сквозь зубы прошипел собеседник. – Я пройду повторный осмотр, но только не у Вас. Когда мужчину так разглядывает женщина – это… унизительно.
Виктуар начала краснеть. Но из чувства долга она осмотрелась вокруг – просторная комната была пуста; в столовой тоже пусто; в комнатах хозяйки если кто-то и есть (сама хозяйка, скорее всего, на кухне), то он всё равно ничего не услышит. Но она ещё чуть понизила голос:
– Мне всегда казалось, что порка куда унизительнее, чем любой врачебный осмотр.
Юноша отшатнулся, словно его ударили:
– Это Вас не касается! Мой отец – это мой отец, и я обязан ему подчиняться, а вот Вам – нет.
– Так это Ваш отец? – удивилась Викки, запоздало думая, что лучше бы это диалог и не начинался. – А я решила, что Вы любитель лошадки Беркли.
– Какой-какой лошадки?
Понимая, что её окончательно занесло не туда, куда надо, будущее светило медицины не нашло ничего умнее, чем описать устройство, изобретение которого молва приписывает лондонской куртизанке Терезе Беркли.
Собеседник её был так изумлён, что даже забыл про свои унижения:
– Каких только извращений не бывает на свете!
– Да, – согласилась Вики, понадеявшись спустить разговор на тормозах и хватая потрёпанный томик «Поля и Виргинии». Дядя Матьё говорил, что это полная чушь, ну да ладно.
– А Вы-то откуда это знаете? – В вопросе чувствовалось подозрение.
Виктуар ответила ехидной улыбкой:
– В этом городе регулярно осматривают девиц из определённых домов на предмет венерических болезней. Полностью исключить опасность не удаётся, но удаётся понизить. Доктор берёт меня в качестве ассистентки на такие осмотры, да и сами девушки иногда обращаются к врачам по разным поводам, не всегда венерическим. Обращаются же, разумеется, к тем, которых знают…. Ну, и врачи от них кое-что узнают.
– Как Вы деликатно выражаетесь: девушки! По мне – просто твари.
– А по мне – ни один мужчина не может осуждать женщину, даже самую распутную, ибо все вы – гораздо хуже нас.
Собеседники стояли друг против друга, покрасневшие, возмущённые, и вели не нужный им обоим спор.
– Вы, женщины, корыстолюбивы и охотитесь только за деньгами!
– А охотники за приданным чем-то отличаются от проституток? Или альфонсы, соблазняющие жен начальников и просто богатых дам?
– Ещё бы француженке не знать про такие вещи!
– Кому бы нас судить – только не представителю нации, чья похотливость и жестокость стали притчами во языцех!
– Похотливые и жестокие люди есть везде, – Северино был не лишен логики и понятия о справедливости. – А вот что скажите, мадам: правду ли утверждают, что одна из «девушек», коих Вы так защищаете, перетравила кучу порядочных мужчин?
– Все погибшие были её клиентами, то есть уже людьми не порядочными, – парировала его визави. –Знаю об этом. Ортанс – так её звали, она франкошвейцарка – была продана в бордель человеком, которого любила. Ей удалось вырваться – но её родители отвернулись от неё, сочтя опозоренной. Некоторое время она работала продавщицей – но хозяин магазина стал к ней приставать, а жена хозяина на неё же и возложила вину. Она уехала в Цюрих, где её никто не знал – но встретила одного из бывших клиентов, который дал волю не только рукам, но и языку. Пройдя все ступени отчаяния, девушка поступила в заведение и стала истреблять мужиков, которых ненавидела.
Поняв, что говорит слишком громко, остановилась, постаралась успокоиться и снова понизила голос:
– Что меня особенно возмущает, что её, жертву, считали «опозоренной», а бесчестный любовник, хозяин магазина и клиент – они вроде как «порядочные».
Временно исчерпав возмущение, Виктуар остановилась. Её собеседник пожал плечами:
– Общество предъявляет разные требования к мужчинам и к женщинами.
– Да, Вы совершенно правы – это Ваше общество несправедливо и лицемерно.
– Если Вы собираетесь противопоставлять себя обществу – мне Вас искренне жаль, мадам. Трудно Вам будет.
– Спасибо, что сказали. А то без Вас, сеньор, я бы об этом не догадалась.
Резко повернувшись, Виктуар пошла на второй этаж. Она не видела, что собеседник смотрел ей вслед каким-то странным взглядом, в котором мелькало нечто вроде симпатии.
Глава 6
Работник принёс охапку дров и оставил возле камина; дождь продолжал идти. Виктуар читала «Поля и Виргинию»; роман, о котором она слышала самые неодобрительные отзывы, показался ей милым и вовсе не глупым. Она не отрывалась от этого занятия до самого ужина.
Немногочисленные постояльцы сидели в гостиной, откровенно скучая и ожидая, пока хозяйка призовёт их в столовую; испанцы играли в шахматы, но чрезвычайно вяло. Ожидание и скука были прерваны скрипом, шорохом и словами:
– Мадам Селин, привёз Вам клиентов!
Клиентов оказалось трое: высокая, красивая женщина лет 25, в траурном, но явно дорогом наряде, с мехами на плечах, внесла мальчика лет 4; за ними вошёл представительный мужчина лет на 10 старше дамы, в клетчатом пледе и с чемоданом; замыкал шествие возница, нагруженный саквояжами, тюками и баулами. Из кухни выскочил работник, усердно кланяясь и выхватывая из рук новоприбывших вещи; гости огладывались – дама поживее, мужчина помедленнее. Их появление вызвало неожиданную реакцию старшего испанца: он дернулся в кресле с удивительной для человека его комплекции резвостью и резко спросил что-то по-испански.
– No, – ответил младший, сжимаясь и втягивая голову в плечи.
В этот момент новый клиент увидел обоих Моратинов и в глазах его мелькнуло удивление; он слегка поклонился. Младший встал со стула и тоже поклонился; старший остался сидеть и был явно зол. Виктуар с невольным интересом наблюдала эти непонятные явления.
В гостиную вошла мадам Селин с самой что ни есть любезной улыбкой на лице; при виде новоприбывших она остановилась, и обычно спокойное лицо выразило целую гамму чувств: сначала с него сползла улыбка, потом явилось недоумение, потом враждебность. Викки понимала, что поступает неприлично, но глаз не могла оторвать от этой игры настроений.
– Не ожидала тебя увидеть здесь, Жанна, – лицо мадам Селин стало откровенно злым.
– Я тоже тебя не ожидала встретить здесь, – ответила гостья. – А где старый Франц?
– Он умер, – с явным злорадством ответила Селин. – А я его вдова и владелица гостиницы.
Гостья, несколько растерянная, стала переговариваться со своим спутником на неизвестном Викки языке. Затем решительно объявила:
– Мы остаёмся! Мы займём две лучшие комнаты – надеюсь, они не испортились под твоим управлением?
– Не получится, – злорадно ответила мадам Селин, – Одну из двух лучших комнат заняли эти господа. Она указала на испанцев.
– Неважно, – спутник дамы в мехах впервые отверз уста. – Вы, дорогая Жанна, займёте хорошую комнату, а я – любую другую.
Предводительствуемые мадам Селин, гости стали подниматься наверх; в арьергарде работник и возница тащили саквояжи, тюки и баулы. Оторвавшись от занимательного зрелища, Виктуар как бы украдкой взглянула на соседей: младший Моратин сидел ни жив, ни мёртв, старший был мрачен, как грозовая туча. Девушка поняла, что хозяйка, а также прежние и новые обитатели гостиницы связаны между собой какими-то странными и таинственными нитями, и только она осталась вне этих нитей.
Устроив новых гостей, мадам Селин вернулась и позвала старых постояльцев в столовую. Она была не в духе, и посуду на стол не подавала, а швыряла, словно стараясь её разбить, и достойно удивления то, что все тарелки и чашки уцелели. Ужин прошёл в мрачном молчании. Из кухни изредка доносились голоса работника и возчика.
Вечером Виктуар разожгла огонь в камине и долго смотрела на языки пламени; затем читала «Поля и Виргинию». Затем заперла номер изнутри и легла спать, простившись с днём, который так хорошо начался и так бестолково продолжился.
Глава 7
Виктуар разбудил стук в дверь.
Стук был громкий и частый; сонная девушка не сразу поняла, что происходит; затем зажгла свечу, накинула халат и подбежала к двери.
– Мадмуазель, это я, Северино Моратин, – в голосе звучал акцент, которого раньше не было слышно. – Помогите, пожалуйста, Вы врач, моему отцу плохо!
Первая мысль её была эгоистичной: «отдохнула». Но чувство долга заставило её умыться, глотнуть воды – для отгона сна – получше затянуть поясок халата и наскоро заколоть волосы. В голове мелькали страшные версии: «мы вчера поссорились – вдруг это ловушка? А если он выманит меня из номера и потом изобьёт или выгонит из гостиницы и запрёт двери?» Некстати вспомнились шутки фрау Хеезе – про волков. Но всё же она открыла.
Свеча была не нужна – Северино держал в руках масляную лампу. Сопровождаемая человеком с лампой, она дошла до одного из «лучших номеров» и открыла новенькую дверь (без номера); молодой Моратин мгновенно взметнул свою лампу на стол, и Виктуар увидела справа от входа кровать, а на кровати корчился старший Моратин. Он тяжело дышал, лицо было искажено; Вики пощупала лоб – холодный и мокрый; взяв пальцами запястье больного, пощупала пульс – он бился, словно бешеный конь. Левой рукой девушка приблизила к лицу старика свою свечу, а правой приподняла веки, осматривая зрачки – они были сужены.
Ей стало страшно.
В следующую секунду она собралась с силами и обдумала положение.
– Есть у Вас рвотное?
Юноша не понял.
– Лекарство для рвоты, – поднеся руку ко рту, постаралась проиллюстрировать свои слова.
На этот раз он понял и отрицательно покачал головой.
В панике осмотрелась вокруг и, к счастью, увидела на столе держалку с несколькими перьями.
– Надо повернуть его набок и наклонить его немного вперёд, – озабоченно объяснила девушка. Вдвоём с сыном старика, который не столько понимал её слова, сколько повторял её действия, они проделали это с тяжёлым, потным, бьющимся в судорогах телом, и Виктуар, пальцами правой руки приоткрыв рот несчастного, левой как можно глубже засунула туда перо и стала вертеть. Старое, известно ещё древним римлянам средство (кому это засовывали перо фламинго, смоченное в яде – Клавдию?) возымело желанное действие: старика начало рвать. Отвратительного вида масса вывалилась на белоснежную простынь, и девушка успела мимолётом пожалеть мадам Селин.
– Вода есть?
Сын мгновенно метнулся в сторону и вернулся с кувшином и стопкой. Понюхав воду и на всякий случай посмотрев не неё (если там яд, вряд ли она его увидит), Виктуар попыталась напоить старика. Он сделал несколько глотков – рвота возобновилась, падая уже не только на кровать, но также на пол и даже на халат девушки. Сколько это продолжалось – судить трудно. Наверное, несколько минут, но минуты показались часами. Видя, что больной всё ещё жив, девушка спросила:
– А уголь у Вас есть?
– Уголь? – Недоумённо переспросил юноша. – Нет, здесь дровами топят.
Несмотря на серьёзность ситуации, Виктуар хихикнула.
– Пищевой уголь, уголь внутрь, понимаете? И изобразила жест, обратный тому, которым изображала рвоту: не изо рта выходит, а входит в рот.
По недоумённому взгляду поняла – не понимает.
– Тогда придётся Вам разбудить мадам Селин. Попросите у неё уголь внутрь, ей доктор в прошлый раз оставил.
Ужасная мысль: а если Селин его весь истратила?
Юноша сначала взялся за свою лампу, потом отпустил её, взял свечу и ушёл. Это было умно: оставить ей побольше света. Она стала массировать тело так, как положено при искусственном дыхании, но на спину его переворачивать боялась из-за возможности возобновления рвоты. Часы показывали без 20 минут полночь; больной перестал биться, пульс его слегка уменьшился; это могло указывать на облегчение, а могло – на приближение смерти.
Когда пришли мадам Селин и молодой Моратин, старик был ещё жив.
Втроём они пересадили старика в кресло; он дышал ещё тяжело, но уже не так, как раньше. Размешав уголь в воде, Виктуар стала осторожно поить больного; в какой-то момент он чуть ожил и начал пить сам. Зрачки немного расширились.
– Я сделала всё, что могла, – сказала Виктуар. – Теперь будем ждать.
Как и следовало ожидать, мадам Селин расстроилась при виде испачканной простыни.
– Простите, – сказала Вики. – Так надо было.
– Я заплачу, – тихо сказал юноша.
Когда мадам начала стаскивать простынь с кровати, Викки наклонилась и внимательно обнюхала рвоту.
– Мадам! У вас есть ненужная миска? Надо бы собрать в неё рвоту.
Сын предложил вместо миски небольшую фарфоровую шкатулочку: Виктуар одобрила её и аккуратно, пользуясь краем шкатулки как ножом, перевалила внутрь её неприятную массу с простыни.
– Ваш отец курит?
– Да, – сын, похоже, был испуган всерьёз и надолго. – А какое это имеет значение?
– Может имеет, может нет, – Вики не хотелось пока говорить ничего определённого.
Но пришлось.
– Странно всё это, – сказала мадам Селин. – Все продукты хорошие, ничего испорченного не было.
– Знаю, – ответила девушка. – Я ведь ела Ваш ужин. Думаю, испорченная пища тут не причём: это похоже на отравление никотином.
– Что это? – испуганно спросила мадам Селин.
– Яд такой. Пока я не уверена в этом, и прошу вас молчать.
Глава 8
В половине первого ночи старик ещё был жив, и состояние позволяло надеяться на лучшее. Она так и сказала Северино. Тот молча кивнул.
– Что пил или ел Ваш отец, кроме того, что если и пили все? Конфеты, печение…
– Вино. Отец плохо спал, поэтому на ночь выпивал обычно бокал вина.
– Откуда это вино? Купили его или кто-то подарил?
– Не знаю. Отец его с собой привёз.
– А Вы пили это вино?
– Нет.
– Могу я его видеть?
Явилась бутылка итальянского вина, не первоклассного, но и не самого плохого; такое вино легко можно было купить в местных магазинах. Бутылка была пуста примерно на треть. Виктуар вынула пробку, понюхала вино, посмотрела на свет.
– А бокал вымыли?
Оказалось, что нет: бокал с остатками вина тоже был предъявлен.
Сохраните, пожалуйста, это вино и бокал, – попросила девушка. – Утром попрошу мадам вызвать более квалифицированного врача, всё это может понадобиться. Вы говорили, Ваш отец курил… курит – а он курил перед сном?
Юноша отрицательно покачал головой.
– Я же Вам объяснял – он плохо спал. А если курил перед сном, то становилось ещё хуже. Поэтому он курил в последний раз перед ужином, а потом – уже нет.
– А много он выкуривал за день? Сколько сигарет?
– Нисколько. У него трубка.
– Табак его где?
– Там, – юноша показал на маленькое бюро в углу комнаты.