Дальше можно было не продолжать. Рудольф вскочил и начал нервно вышагивать по зале. Всегда и во все времена новость о том, что твой ближний и, как правило, ненавистный сосед сможет одержать верх и получить незаслуженную – а как же иначе? – и притом космическую награду, затмевала все практические расчёты и заставляла позабыть об осторожности.
– Ваш шанс, кир, действовать быстро и смело, – докончила Ирменгарда.
На мгновение здравая мысль заскочила в потревоженный рассудок Рудольфа.
– А вам, прекраснейшая графиня, какой интерес вам участвовать в кампании против вашего брата?
– Против сводного брата, государь, – ответила Ирменгарда, вовремя вспомнив такую же отговорку из уст Гуго, – мои родные братья живут в Тоскане. А потом, не скрою, я рассчитываю, что падение Беренгария лишит серьёзной поддержки моего пасынка.
– Хорошо, хорошо, прекрасная Ирменгарда. Замысел ваш смел и отважен, вот только предыдущие попытки всякий раз оказывались неудачными. Тот же Гуго тому свидетель.
– Повторяю, у исхода тех событий была своя логика. – И Ирменгарда повторила слова своей матери, логично объяснившей причины прежних неудач: – Но вам, помимо отсутствия воинских доблестей у Беренгария, должно придавать смелости и нечто другое. То, чего точно не было у вашего соседа Людовика семнадцать лет назад.
– Что вы имеете в виду, Ирменгарда?
– Как? Вы ещё спрашиваете? Священное копьё, которым, по легенде, пронзили тело нашего Господа и которое, по слухам, находится у вас.
– Это не слухи, прекраснейшая из живущих.
– Тогда верно и то, что говорят монахи про это копьё.
– Что говорят?
– Что обладатель этого копья непобедим на поле брани. А раз так, то вам действительно нечего бояться.
Рудольф обхватил свою голову руками.
– И всё же, Ирменгарда, почему вы хлопочете о моём успехе?
– Потому что ваша победа, ваше высочество, сделает вас сеньором Ивреи, и тогда я стану вашей послушной и робкой госпожой.
– Послушной для чего?
– Для всего, чего пожелает мой могущественный сюзерен. В вашей воле будет тело и душа моя.
У Рудольфа перехватило дыхание. Он ждал именно такого ответа. Будь он менее робок, он бы немедленно попытался авансом воспользоваться всеми преимуществами своего грядущего сюзеренитета, благо в зале кроме них никого не было.
– А как же ваш муж?
– Мой муж уже достаточно в годах, чтобы из всех жизненных интересов для него осталась привлекательной лишь власть. Вот уже больше года никто не тревожит мой сон. Но не думайте, что моими желаниями руководит легкомысленная похоть. Вы лучше представьте себе, как величественно и грозно бы выглядел союз Бургундии, Ивреи и Северной Италии. Мы заставили бы Рим трепетать. Да что там, мы заставили бы Рим подчиняться!
Глаза Ирменгарды манили, однако Рудольф, при упоминании Рима, на мгновение о чём-то вспомнил, украдкой взглянув на свой стол. На столе лежали письма из Рима от Мароции Теофилакт. В одном из них, совсем недавнем, значилось:
«Мой дорогой друг! Усилиями наших врагов из Мантуанской тюрьмы освобождена старая интриганка Берта Тосканская. Не удивлюсь, если апокрисиарии её, в том или ином обличье, появятся подле вас с предложением всяких авантюр. Умоляю, будьте благоразумны».
Однако, в самом деле, время не оставляет ему другого выбора. Или сейчас, или всё приберёт к рукам этот прохиндей Гуго, и та же Берта с удвоенной энергией кинется поддерживать его, ведь он её собственный сын. Только сейчас или никогда. Только сейчас или никогда.
– Только сейчас или никогда, – словно угадав его мысли, повторила Ирменгарда, и Рудольф вздрогнул.
– Мне хотелось бы ещё, конечно, заручиться поддержкой моих союзников из Швабии, и в первую очередь герцога Бурхарда, – словно оправдываясь, сказал он.
– Говорят, этот герцог предлагает вам руку своей дочери Берты? – сложив на лице печальную мину, спросила Ирменгарда.
– Меня не интересует рука его дочери, меня интересует его конница, – Рудольф запротестовал настолько жарко, что Ирменгарда женской интуицией поняла, что попала в точку.
– Так в чём же дело? Обещайте им щедрую добычу, Италия – богатая страна. Германские же воины прекрасны в бою. Это станет прекрасным подспорьем вашему божественному палладиуму16. Кстати, покажите мне это копьё, ваше высочество. Вы можете его мне показать?
Рудольф закивал головой и хлопнул в ладоши слугам. Те, получив приказ, вновь удалились и спустя несколько минут принесли своему господину бархатный ларец. Рудольф достал ключ, болтавшийся у него на шее, и открыл крышку. Ирменгарда, вся трепеща от благоговения, заглянула внутрь ларца.
На алом бархате, мирно и ничем не выдавая своё великое происхождение, лежал наконечник старого копья, который при желании и сегодня можно лицезреть в Венском музее. Копьё римского воина Лонгина, по легенде, нашла Елена, супруга императора Константина. Великий август приказал перевезти сокровище в Иерусалим, где оно, с недолгим перерывом, находилось до начала десятого века. Рудольфу же эта реликвия досталась от соратника его отца, оборотистого и невероятно деятельного графа Сансона, чья неуёмная энергия однажды забросила своего хозяина в палестинские земли. Свои приключения в Святой Земле граф Сансон не открывал никому и никогда, известно было только, что он приплыл в Массалию17 без гроша в кармане, но зато с целым ворохом самых невероятных реликвий, которые немедленно пустил в оборот, и молодой король стал одним из первых и совершенно точно самым щедрым клиентом. Сансон действовал хитро, он сделал всё, чтобы о копье Лонгина король узнал сам от городских сплетников, а во время аудиенции сначала долго отрицал слухи, затем долго упирался в цене, всем своим видом показывая, что данная вещь бесценна и торгу не подлежит. Когда Рудольф уже было совсем упал духом, хитрый Сансон, будто бы из любви к своему юному монарху и токмо за ради процветания Великой Бургундии, которой, по его словам, уготовано грандиозное будущее, вдруг ополовинил последнюю цену, предложенную королём. Сделка состоялась, Сансон получил в итоге не только приличные деньги, но и трамплин для последующей быстрой карьеры, ибо король был не из тех, кто забывает такую бескорыстность и такое благочестие. Копьё сменило грубые холщовые обмотки на изящный ларец и с тех пор начало своё великое путешествие по Европе. Дабы оказать реликвии особую почесть и отличить его от обычных римских ромбовидных копий, с их прорезями посередине лезвия, Рудольф приказал выполнить золотые накладки. Много времени юный властелин с тех пор потратил, изучая в одиночестве великий подарок Судьбы, и тщетно искал в старом наконечнике гвозди от Креста Господня, которые, согласно легенде, были вделаны в копьё. Реликвия хранилась в личной сокровищнице короля, имела собственную стражу и выносилась на всеобщее обозрение только в день Светлой Пасхи, после чего королевские гости, уезжая из Безонтиона, своими восторженными языками разносили по всему христианскому миру славу о счастливом Рудольфе Бургундском, чья звезда должна вознестись в самое ближайшее время. И в самом деле, уже тогда ходила легенда о непобедимости в бою их обладателя, легенда, которой впоследствии будут верить многие вседержители и тираны мира, начиная с Оттона и заканчивая Гитлером. Впрочем, у Рудольфа не было ещё повода проверить копьё в деле: он приобрёл его у графа Сансона чуть позже того, как пострадал в столкновении с Генрихом Птицеловом, королём Саксонии.
Ирменгарда осенила себя крестным знамением – даже это она делала с каким-то жеманным кокетством – и взяла в свои нежные ручки старый обломок оружия, когда-то прервавшего земные страдания Христа. Она стала вертеть копьё перед глазами, изучая со всех сторон, и даже несколько раз приподняла вверх, оценивая его вес.
– Говорят, это копьё охотилось за Иисусом сразу после Его Рождения и младенцев Иерусалима убивали именно им. Затем оно оказалось в руках Лонгина… Подумать только, этим копьём пробили тело нашего Спасителя! Что, если на нём сохранились пятна его крови? Что, если вот эти бурые пятна не ржавчина, а настоящая кровь Его? – И Ирменгарда прикоснулась к наконечнику копья губами.
Она повернулась к Рудольфу.
– Представь, что ощутил Спаситель, когда его ударили этим копьём.
И она легонько ткнула копьём в грудь королю. Рудольф мог ожидать от неё все что угодно, но только не это. Он испуганно отпрянул от неё. На его рубахе проступило небольшое пятнышко крови.
– Что ты делаешь? – крикнул король. В дверях немедленно показались потревоженные его криком слуги, но король сердито махнул им рукой.
Ирменгарда снова рассмеялась, обезоружив властителя Верхнебургундского королевства.
– Отныне все будут говорить, что это копьё за всё время существования пробивало тела только двоих в этом мире. Спасителя и твоё. – И она, вернув копьё в ларец и поклонившись ему, подошла вплотную к Рудольфу, ослепляя его близким блеском своих глаз.
– Я недостоин, чтобы это копьё касалось моего тела, – пробормотал он. – Мы совершили святотатство.
– А римский воин? Лонгин в своё время и не подозревал, кого он протыкает этим копьём, он совершал свой выпад с абсолютным безразличием и уж тем более не мыслил, что совершает святотатство. А вот я, в отличие от него, знаю, кому наносила удар. И я тем самым хотела воззвать тебя на подвиги, которые достойны только самых великих людей, поскольку верю, что тебе это по плечу. И прежде всех прочих, именно я готова стать твоей первой наградой, если миссия твоя удастся, и горе тому, кто попытается занять моё место! – С этими словами она обвила своими руками шею Рудольфа, не дав охваченному страстью королю возможности сообразить, кому адресована её последняя фраза.
Ну что ещё нужно было молодому, тщеславному и закомплексованному монарху? Его звали, ему обещали помощь, ему гарантировали награду, о которой он мечтал, на его стороне был священный талисман, приносящий успех в ратном деле, – помехой оставался только старый, никчёмный, доживающий свои дни император. И пусть кусает локти хитрый, завистливый сосед-родственник, пусть навсегда оставит мысль об итальянской короне, ему на сей раз будет уготована малопочётная роль молчаливого свидетеля чужого триумфа. Ах, если бы ещё его, Рудольфа, ко всему прочему поддержал бы своим войском Бурхард Швабский!
И Рудольф принял решение. То решение, которое, как ему казалось, он выстрадал, и то, которое от него все заинтересованные в этом ждали.
Эпизод 4. 1675-й год с даты основания Рима, 2-й год правления базилевса Романа Лакапина, 6-й год правления императора Запада Беренгария Фриульского
(октябрь 921 – март 922 года от Рождества Христова)
После отъезда Ирменгарды из столицы верхнебургундского королевства Рудольф преисполнился поистине неуёмной и заражающих всех прочих энергией. Советники короля сопротивлялись этому внезапному всплеску энтузиазма дольше всех и призывали Рудольфа не спешить с походом в Италию, тем более что надвигалась осень и переход через Альпы представлялся трезвым головам абсолютно ненужным геройством. Однако король и слышать ничего не хотел о следующей весне, за эти полгода старый император вполне, по его опасениям, мог отправиться к праотцам, и тогда все мечты Рудольфа грозились быть развеянными южным провансальским ветром. Настроению короля не давали остыть и письма из Ивреи, в которых прекрасная Ирменгарда и её муж, ни о чём постороннем, быть может, не ведающий, дружно призывали его объявиться в Италии, обещая военную и финансовую помощь. Письмо поддержки было получено Рудольфом и от Берты Тосканской, однако мудрые советники короля, среди которых были и ветераны похода Людовика Слепого, предостерегали своего монарха от безоглядной веры в слово и мечи итальянских магнатов. Рудольф и сам понимал это, а посему бросил клич бургундским баронам собираться под свои знамёна согласно присяге. Вняв рекомендациям своих придворных, он направил также приглашение сеньорам Нижнего королевства, обещая последним солидные бенефиции.
Разумеется, это не укрылось от ока Гуго Арльского, и последний, как всегда практично, не упустил своего шанса погреть на этом руки, став финансовым посредником между Рудольфом и де-юре вассалами Людовика Слепого, а де-факто своими вассалами. Отправляя своих баронов в поход, дальновидный Гуго рассматривал разные варианты дальнейшего развития событий, и присутствие его вассалов на итальянской земле, рассуждал он, могло дать ему при случае дополнительные козыри.
К концу сентября под знамёна Рудольфа собралось около тысячи рыцарей. Примерно на такое же число копий он мог рассчитывать от своих сторонников по южную сторону Альп. Однако со своим выступлением из Безонтиона король не спешил. Не будучи уверенным в собственных воинских доблестях, да и вообще не слишком уверенным в своих силах и надёжности союзников, он ждал вестей от швабского герцога Бурхарда, в своё время успешно уладившего конфликт Рудольфа с саксонским королём Генрихом Птицеловом.
В начале октября Рудольф получил наконец письмо из Цюриха и, узнав о его содержании, впал в трёхдневную депрессию. Своим условием участия в походе герцог назвал немедленную помолвку Рудольфа с его дочерью Бертой, напомнив тому об обещании, данном Рудольфом в дни его войны с Птицеловом. Обещании, от исполнения которого Рудольфу до последнего дня удавалось под разными предлогами увиливать. Тоже мне обременение, презрительно хмыкнули бы в наши дни, когда помолвка служит необязательной и почти отжившей своё прелюдией к браку, своеобразным протоколом о намерениях, не более. Однако в Тёмный век помолвка (обручение) играла роль более важную, чем сама церемония бракосочетания. Среди низших слоёв общества именно во время помолвки осуществлялись основные расчёты между сторонами, вносился задаток со стороны жениха, ныне, как правило, сузившийся до размеров кольца, наступала ответственность за целомудрие невесты. В кругу же власть предержащих, и особенно носящих корону, обручение, помимо прочего, формировало военные союзы и определяло политическую карту на многие годы вперёд. Переводя на канцелярский язык, обручение в Средние века представляло собой полновесный брачный договор, а свадьба являлась, если хотите, подписанием акта сдачи-приёмки, венчающим подчас долгий и занимательный процесс.
Три дня бургундский король чертыхался в своих покоях, воображение ему рисовало то ослепительную красавицу тосканку, то дочь герцога, чей выпуклый лоб и по-телячьему навыкате глаза не пробудили в молодом короле при их встрече ни искры страсти, ни капли желания обладать. В таком вопросе он к тому же не мог, понятно, довериться своим советникам, и все эти дни мучительно раздумывал, в отношении кого его вероломство принесёт впоследствии меньше проблем. Наконец тактик победил в короле стратега. В конце концов, подумал король, помолвка, при всей своей значимости в то время, все-таки ещё не свадьба, и далее он вполне может найти способы отвертеться от нежелательного брака, тем более если его чело увенчает итальянская корона. Да и в походе может быть всякое, и объект его любви, наконец, также связан браком, так что непонятно, каким ещё образом Ирменгарда намерена от него освободиться. Зато под его флагом окажутся пять сотен разудалых швабов, с которыми Рудольф был готов пойти хоть до самого Рима.