– Получше спину осуши…
– Спина уже сухая, давай лучше протру спереди, – трунил Годфред.
– Теперь платье…– Ясыня уже не стеснялась Годфреда и доверяла ему, не ожидая от него чего-то непредсказуемого. – Подол придержи, а то он может завернуться и застрять…
– Когда мы поженимся, я спрячу всю твою одежу, – пообещал Годфред, расправляя на Ясыне сухое платье, которое липло к ее влажной коже.
Наконец с переодеваниями было окончено. Но к гогочущей и уже набравшейся дружине возвращаться не хотелось. Взявшись за руки, Годфред и Ясыня добежали до полянки с высоким сеновалом. Ясыня устала и желала передохнуть прежде, чем возвращаться домой.
– Я хочу, чтобы этот день никогда не кончался, – призналась Ясыня, глядя в небо, усыпанное алмазами звезд. Она лежала на спине и любовалась таинственным бескрайним небосклоном. Звезды падали одна за другой так быстро, что Ясыня даже не успевала загадать желание. Впрочем, о чем ей просить богов? Они и так дали ей все, что она хотела.
– Земли славян – самые лучшие на всей земле, – сделал внезапное признание Годфред. Аромат полевых цветов и трав опьянял душистым благоуханием. Годфреду в рот попала сухая травинка. Выплюнув ее, он навис над Ясыней и ласково поцеловал свою любимую.
– Почему ты так решил? – Ясыня приподнялась на локте, тряхнув копной влажных волос.
– Потому, что я очень счастлив, – признался Годфред, бережно отирая с шеи Ясыни капли воды, осыпавшиеся с ее волосы. – И я очень хочу, чтобы ты была моей. Честно говоря, я вообще больше ничего не хочу! Если б твой Сварог спросил, что мне нужно, я бы ответил, что только ты.
Годфред прижал Ясыню к себе. Его рука уже по привычке потянулась к ее юбке.
– Ну-ну, – Ясыня придержала ладонь Годфреда. – Надо ждать.
– А, ну да, – Годфред мечтательно улыбнулся, одернув подол Ясыни, как делал всегда после неудачных попыток овладеть своей неприступной невестой.
Гуляния обещали продлиться до утра. Ведь это были последние теплые деньки пред продолжительной зимней порой. Совсем скоро на поля выпадет снег и будет уже не то что в сеновалах валяться, даже на улицу тяжело выйти. Однако Ясыня так устала за день, что теперь жаждала поскорее оказаться в кровати. К тому же она опасалась, что начнется дождь, ведь луна неожиданно упряталась в тучах.
Время подползло к полуночи. Вопреки празднику, хоромы наместника спали. Очевидно, каждый, кто желал веселиться, направился с подобными целями в город. А оставшиеся не стали нарушать привычного уклада и уснули с приходом темноты.
– Письмо из Новгорода…– зевающий Варди отдал Годфреду послание и вышел из гридницы.
Ясыня развешивала сырую одежду, пока ее жених знакомился с посланием.
На лице Годфреда все еще была улыбка, когда он дочитывал письмо. Но глаза его уже не смеялись. Он опустил письмо на стол и перевел пустой взгляд на занятую делом Ясыню. Затем пошел в опочивальню и повалился на ложе, даже не сняв сапоги.
– Что такое? – Ясыня последовала за расстроенным Годфредом. Присев возле него, она озадаченно оглядела его. – Что-то содеялось? Что-то худое?
– Я думаю, что…– Годфред смотрел на Ясыню, не моргая. Зрачки его расширились. Дыхание сделалось тяжелым. Он сдвинул брови, словно думая о чем-то. – Ты ведь меня любишь…
– Очень, – Ясыня прижалась щекой к груди Годфреда. Она больше не стеснялась своих чувств. Хотя до встречи с ним была уверена, что подобные признания уже сами по себе порочны, даже если не подкреплять их действиями.
– Я хочу быть только с тобой, дорогая. Ты должна это знать. И должна быть всегда со мной. Что бы ни случилось.
– Я буду, – Ясыня оглядела Годфреда глазами, в которых было столько доверия и нежности, что не оставалось сомнений в том, что она говорит правду.
– Прости меня, – неожиданно изрек Годфред. Выглядел он сейчас скверно. В его внешности ничего не поменялось, но взгляд был уже как будто совсем не его. Так смотрит волк в преддверии зимы.
– За что? – не поняла Ясыня. Но Годфред не отвечал ей. – У тебя что-то болит? – забеспокоилась Ясыня, нахмурившись в тревогах.
– Ты меня бросишь…– вдруг произнес Годфред, отвернувшись от Ясыни на другой бок.
– Никогда, – Ясыня обняла Годфреда за плечо. – Я всегда с тобой.
– Ты меня бросишь. И будешь с другим, – горестно предрек Годфред, все еще не оборачиваясь на Ясыню.
– Как ты можешь так говорить? – Ясыня перелезла через Годфреда и оказалась напротив него. Поцеловав его ладонь, она прижалась к ней щекой. – Я только для тебя.
– Нет, – Годфред улегся на спину, тяжко вздохнул и устремил взгляд вверх, в конек высокой крыши. Наверху на стыке скатов какой-то паук свил паутину. Такую широкую и крепкую, что в нее уже угодила сотня бестолковых мух. Он сам, Годфред, тоже бестолковая муха. А не паук, как казалось. Он ничего не решает. И от него мало что зависит. – Ты меня не любишь. Или, по крайней мере, скоро разлюбишь.
– Зачем ты так говоришь? Ты не веришь мне? – Ясыня вопросительно оглядела Годфреда. Но он будто не желал смотреть на нее. Избегал ее взгляда. И даже не пытался соблазнить ее, вопреки своему обыкновению.
Ясыня отстранилась от Годфреда и задумалась на несколько мгновений. Она не могла понять, что происходит с ее любимым. Она не знала, что и думать. Но она знала, что любит его. И ей не нужен никто другой. Ни один мужчина в мире не получит ее.
– Делай со мной, что хочешь, – неожиданно произнесла Ясыня. – Я твоя.
Ее поступок был внезапным и смелым. Годфред сперва даже не поверил ее словам. Но когда она приникла к нему всем телом, его сомнения рассеялись. Он сначала помедлил, будто сомневаясь. Но потом обнял ее крепко и поцеловал так бережно, как еще никого и никогда.
****
Придержав ватолу на груди, чтобы та не сползла, Ясыня присела на край стола. Потянулась к кубку с водой и сделала глоток. Болтая ногой, Ясыня наконец допила воду и уже была готова вернуться обратно к Годфреду. Как вдруг ее взгляд пал на письмо, которое валялось на столе. И опять Ясыню посетила тревога. Странная и необъяснимая. Хотя разве может случиться что-то плохое, когда рядом с ней Годфред?
Взяв в руки послание, которое, как она помнила, пришло из Новгорода, Ясыня решила его прочесть. Но это оказалось не так просто. Оно было написано на не вполне понятном языке. Ясыня разгадала только имена, которые там фигурировали. Из них всех она знала только имя Белогора, известного и могущественного человека.
В этот момент в дверях появился Годфред. Увидев Ясыню, читающую письмо, он застыл на пороге. Ясыня заметила появление жениха и оглядела его вопросительно. Но Годфред отвел взгляд в сторону. И тяжело вздохнул, упершись лбом в косяк.
Ясыня теперь уже не просто чувствовала тревогу где-то в глубине души. Она ощущала ее всем телом. Во рту, где вдруг сделалось горько. В животе, который будто завязался в узел. В сердце, которое словно замерло, отчего стало тяжело в груди.
– Только не печалься, – попросил Годфред. В расстройстве он даже не подумал о том, что Ясыня не смогла бы прочитать письмо, написанное ему Арви. Увидев ее с посланием в руке, он сразу решил, что она уже все знает. – Это ничего не значит. Я люблю только тебя. Ты моя любимая. Это все знают. И все будут знать!
Ясыня еще не знала, что именно он скрыл от нее. Но она уже чувствовала, что это нечто ужасное. Нечто такое, что сейчас обрушит весь ее мир ей же на голову. Нечто такое, после чего она не сможет подняться. Нечто такое, что сокрушит ее.
– Я должен был сказать тебе сразу, – продолжал объясняться Годфред, приняв молчание Ясыни за упрек. – Но я не хотел тебя огорчить. Ты ведь не уйдешь? Ты ведь меня не бросишь? – Годфред подошел к Ясыне, все еще замершей у стола. Встав на колени, он упер голову ей в живот. – Почему ты молчишь? Ты уже не любишь меня? Но в любом случае я люблю тебя, – Годфред выпрямился и оглядел неподвижную Ясыню. – Послушай, я ее даже не видел. Единственное, что я знаю о ней – она дочка Белогора, сына которого убил Торольв в день Перуна. Она для меня ничего не значит. И не будет значить, потому что в моем сердце есть лишь ты. Да, мне придется жениться на ней. Но это не изменит моих чувств к тебе. Это, вообще, ничего не изменит между нами. Я буду только с тобой.
Ясыня обомлела. И сейчас ей показалась, что она уже знала этот ответ заранее, уже слышала его когда-то, предчувствовала, даже не осознавая. Наверное, если б в нее воткнули кинжал, ей было бы и то не так больно. Отпихнув от себя Годфреда, она пошла в опочивальню за вещами. Она до сих пор молчала, потому как чувствовала, что если скажет хоть слово, то разрыдается.
– Прошу, не расстраивайся слишком, – удрученный Годфред поплелся за ней. – Это все только для вида.
– Я тебя ненавижу, – Ясыня хотела сказать не это. Она бы хотела признаться ему в том, что любит только его одного. Что она хоть сейчас готова вырвать свое сердце из груди и бросить ему под ноги. Но он обманул ее и недостоин подобных признаний.
Годфред огорченно отвернулся. Он понимал ее гнев. Но он также понимал и себя самого. В тот миг, когда она обняла его, когда прильнула к нему, у него язык не повернулся сообщить ей столь скверную новость. Тем более он не собирался оставлять ее. Он ведь так полюбит ее. Она нужна ему. Она всегда будет с ним! Мало ли на ком он там окажется женат! У него может быть хоть дюжина женщин.
– Ты подлец, – бросила Ясыня, кое-как собирая волосы в пучок.
– Я не подлец, – слабо возразил Годфред.
– А кто? Трус? – ткнула Ясыня, которая в действительности не хотела ссоры с ним. Она хотела быть с ним, любить его. Но не так, как отныне это представляется возможным.
– Не трус…Я просто…– вздохнул Годфред, подбирая слова. – Я просто боялся потерять тебя. Ты не понимаешь этого страха. Ты знаешь страх перед отцом, перед какими-то мокрыми хворостинами, перед чужими людьми. Но ты не знаешь, как страшно потерять девушку, которая к тебе не вернется, если узнает о тебе правду.
– И на что ты рассчитывал тогда?! – Ясыня наспех натянула платье.
– Я рассчитывал, что пройдет время. И все само уладится, – объяснил Годфред просто. Да, он именно на это и рассчитывал. Так ведь иногда бывает, что само все устраивается. – Что ты делаешь?
– Ты не видишь? – Ясыня пыталась завязать пояс, который выпрыгивал из ее рук, дрожащих то ли от расстройства, то ли от гнева. – Отвали! – Ясыня отпихнула от себя Годфреда, когда он попытался обнять ее.
– Я люблю только тебя. Я никогда тебя не брошу, – пообещал Годфред. И он верил в то, что говорил. – Ты будешь моей единственной любимой. Я буду всегда заботиться о тебе.
– Скажи еще, что не ляжешь в постель с женой! – гаркнула Ясыня. – Скажи, что не будешь говорить ей те же слова, что говорил мне! Давай, ври. Ври о том, что не станешь нежить ее так же, как меня! Ты лгун. Я тебя ненавижу! – заорала Ясыня, влепив Годфреду такую крепкую оплеуху, что он даже поморщился.
– Если хочешь, ударь меня столько раз, сколько тебе нужно. Только не уходи, – попросил Годфред, приготовившийся принять множество атак. – Пойми, дорогая. Я не хочу оставаться в этом городе без тебя. Ты всегда должна быть со мной.
– Нет. Не всегда. Только до вашей женитьбы с дочкой Белогора. А потом ты попросишь меня убраться. Или это сделают другие, а ты им позволишь, – усмехнулась Ясыня едко. – Ведь ты слабак. Ты создан для того, чтоб следовать чужой воле. Слушай своего дядюшку. Затем слушай жену. Впрочем, может, так и надо. Я вот очень жалею, что не послушала отца. Я очень жалею об этом! Я только теперь понимаю, что отец часто бывал прав…
Схватив обувь и накидку, Ясыня выбежала на улицу, поскольку ощутила, что ее глаза полнятся слезами. А она не хотела, чтобы Годфред видел эти ее горькие слезы.
****
Ясыня вернулась на берег озера. Тут все еще шумели гулянки. Парни и девушки неутомимо водили хороводы вокруг костров, а дружина продолжала квасить под звездным небом. Все было таким же, как и несколько часов назад. Изменилась лишь сама Ясыня.
Альв как раз что-то рассказывал Смеяну, запивая повесть глотком хмеля, когда к ним подошла дочка главы вече.
– А где жених? – уточнил Альв.
– Спит в гриднице, – мрачно ответила Ясыня, не желая вдаваться в детали. – Что там у тебя? Дай-ка и мне…– Ясыня протянула руку к корчаге, которую держал Альв.
– Там мед. Очень крепкий, – предупредил Альв.
– Ну так давай его сюда, – Ясыня забрала напиток из рук гридя и, не раздумывая, сделала глоток.
Мед оказался столь ядреным, что Ясыня даже на несколько мгновений перестала дышать. Голова ее сразу вскружилась. Но было и приятное. По телу разлилось тепло. И стало вдруг так легко на душе. Горько, но легко.
– Как гадко. Сразу ясно, что за дева…Порядочная не должна пить хмельного, – заметил язвительный Смеян.
– «Как гадко» – это когда о человеке судят по напиткам, которые он пьет, – заткнув пробку в горлышко корчаги, Ясыня бросила сосуд на землю. Затем скинула с ног кожаные черевички и пошла к берегу, на ходу подворачивая подол платья.
– Куда это она? – удивился Альв, провожая взглядом невесту Годфреда.
– Может, купаться…– пожал плечами Смеян. – Они же плавали с Годфредом сегодня…
Разбежавшись, Ясыня прямо с берега нырнула в темную воду, которая показалась ей теперь ледяной. Невидимые ножи вонзились в ее нежную кожу. Неприютно было в этом озере ныне. Не в силах терпеть холодящую муку, Ясыня нырнула в пучину снова и еще раз. И наконец, кажется, привыкла к стылым объятиям водоема. Ведь это все – ничто, по сравнению с тем сгустком боли, который давил ее изнутри.
– Далече уплыла ваша Ясыня, – заметил Смеян, который был относительно трезв. Секрет крылся в том, что на берегу в основном остались варяги, славные своим пристрастием к горячительному.
– Госпожа…– позвал Альв, еле отыскав хмельными глазами Ясыню, превратившуюся в точку на полотне широкого озера. – Ясыня! – Альв даже поднялся на ноги, когда получше разглядел, как далека дочь главы вече теперь.
Ясыня слышала, как ее окликали. Она знала, что уплыла далеко. Но она не стала оглядываться. Она понимала только одно. Ее сердце разбито навеки. И она не хочет поворачивать к берегу. Она хочет, чтобы мрачный омут поглотил ее. Чтобы душа ее перестала болеть. Чтобы она больше никогда не чувствовала этой боли.
****
Утро было сумрачным и мерзлым, несмотря на то, что еще вчера ярко светило солнце. Годфред оторвал голову от подушки, когда услышал звук шагов за дверью. Он не спал этой ночью и даже не пытался этого сделать. Он был все еще одет и чувствовал все то же, что и в момент, когда Ясыня покинула его. И все-таки, услышав шум в сенях, он понадеялся, что это она вернулась к нему.
Дверь распахнулась, в гридницу вошел Трувор. Оглядев Годфреда, он устремил взор в окно, за которым сгущались тучи, перемешиваемые ветром.
– Что случилось? – Годфред сразу понял по лицу своего помощника, что тот принес дурные вести. – Да говори же! – Годфред вскочил на ноги и подошел к Трувору почти в упор. Он не смог бы этого объяснить, но теперь он уже будто знал, что все нехорошо.
– Ясыня…– глаза Трувора встретились с глазами Годфреда.
– Что?..– в груди Годфреда защемило. И он уже предчувствовал ответ. И желал сейчас только одного – чтобы это ужасное предчувствие не подтвердилось.
– Она утонула, – произнес Трувор.
– Нет, – Годфред не поверил своим ушам. – Ясыня плавает лучше всех. Она не может утонуть! – вздрогнул Годфред. И голос его был криком какого-то дремучего глухого отчаяния.
– Она лишь девушка, – напомнил Трувор грустно.
– Она бы не пошла в воду, – заорал Годфред. – Она боится купаться в темноте, – Годфред вдруг осекся. Она бы не пошла в воду, если бы только не собиралась сделать этого в последний раз. – Ты врешь. Я вырву твой язык, если ты сейчас же не скажешь мне, что лжешь! – глаза Годфреда заблестели от навернувшихся слез. Он уткнулся лбом в плечо Трувора. Внутри похолодело, словно он проглотил куски льда.
Трувор сочувственно положил ладонь на шею Годфреда, который беззвучно рыдал.
****
Барма вышел во двор. Он еще с крыльца увидел, что за воротами его ожидает несколько человек. Среди них он узнал Трувора, который всегда находился возле Годфреда, и потому был ему знаком.