Антонида успела съездить и в районный центр. Ездила туда на совхозной кобыле верхом, Изумрудное находилось в двух десятках километрах от деревни. Специфический вид транспорта селянка выбрала не от хорошей жизни и не по своей прихоти или желанию. Ехать на лошадке пришлось из-за отсутствия денег, к такому транспорту прибегало все больше и больше селян. В совхозе после уборки урожая машины и трактора вообще стояли на приколе, не было ни бензина, ни топлива. Деревенская заправка была закрыта. Безработный заправщик дед Матвей довольно часто от безделья пил или спал в сторожке. Владельцы мотоциклов то и дело по-пешему приводили своих железных «коней» к цистернам, стучали по ним. Довольно звонкий гул оных никому настроения не прибавлял. Во времена совершенствования социализма маршрутный автобус приезжал в деревню утром и вечером, в условиях нарождающейся демократии он перестал ходить вообще.
Посещение районного отдела внутренних дел дало Антониде определенную надежду на успешный поиск своего мужа. После того, как она представилась и основательно рассказала причину своего визита в милицию дежурному офицеру, ее сопроводили в кабинет на второй этаж. Лысоватый майор, скорее всего, он был каким-то начальником, очень внимательно выслушал плачущую женщину. Во время беседы мужчина что-то помечал в своей записной книжке. В кабинете и возле выхода из здания серьезного учреждения начальник все время успокаивал еще относительно молодую посетительницу и при этом приговаривал:
– Антонида Петровна, Вы будьте спокойны, очень спокойны… Наша советская милиция всегда едина с нашим советским народом… Вашего мужа мы обязательно найдем… У нас на такого брата целая картотека. Завтра же все ответственные и безответственные работники милиции нашей области будут знать о том, что пропал ваш любимый муж Николай…
На какие-то доли секунды офицер замолчал. Скорее всего, он запамятовал отчество пропавшего. Антонида уже было намеревалась открыть рот и сказать отчество своего мужа, однако офицер быстро нашел выход из неожиданно создавшейся пикантной ситуации. Он очень серьезно посмотрел на женщину и по-военному строго произнес:
– Мы во что бы то ни стало найдем Николая… Батьковича…
Посетительница и на этот раз от поправок родословной своего мужа воздержалась, ее душа в данный момент постепенно наполнялась спокойствием и радостью. Она с любовью смотрела на офицера и уже в успехе милиции нисколько не сомневалась. Завтра, а может даже и сегодня вечером, ее родной беглец будет найден и доставлен самим начальником. Майор несколько раз ее об этом сам заверял. Пропавшего мужа в Найденовку доставит только он сам лично. И никто иной. По дороге домой крестьянка свою лошадку не стегала прутом, она была во власти сладостных мыслей. Антонида намеревалась в корне изменить отношение к своему непутевому мужу. Мечтала о том, что завтра они будут жить лучше и любить друга друга будут слаще, чем это они делали раньше. Успела поразмышлять и о скромных подношениях большому начальнику. Но увы… Непутевого Антониде не доставили ни через месяц, ни через два… Не увидел родного отца и сын, который покидал свою родную деревню, чтобы с честью выполнить свой долг перед Родиной…
Теплые воспоминания молодого солдата о родной деревне неожиданно кто-то прервал, прервал очень грубо и нагло. Он сразу же это понял, как только его в темноте кто-то сильно ударил ниже пояса. Он от страшной боли вскрикнул и открыл глаза, затем быстро привстал. В его лицо тотчас же впился ослепительный луч электрического фонарика, Александр мгновенно закрыл руками глаза. И в этот же момент его опять сильно ударили, ударили чем-то тяжелым по голове. Он сразу же почувствовал, как на его макушке молниеносно вскочил волдырь. Ему захотелось его пощупать, однако этого он не успел сделать. Через несколько мгновений он почувствовал страшную боль в плече, затем между ног… Только сейчас он понял, что его просто-напросто избивают. Ему, парню двухметрового роста не верилось, что его в первую ночь, да еще в отличной роте прославленного капитана Макарова, будут бить. И это ему прибавило смелости и силы. Александр быстро спрыгнул с кровати и рванулся к выходу. Выбежать в коридор казармы ему не удалось. Кто-то подставил ему подножку, и он, словно подкошенный сноп, упал на пол. Из носа мгновенно появилась кровь. В этот же момент в спальном помещении вспыхнула электрическая лампочка. Кузнецов в окровавленном нательном белье лежал между двумя рядами двухъярусных кроватей и мутными глазами водил то по потолку, то вокруг себя. Неожиданно в углу возле окна он увидел четырех молодых парней, одетых в спортивные костюмы. В том, что они были «стариками», он уже нисколько не сомневался. Среди сидящих на кровати нижнего яруса он сразу же узнал армейского деда Макулова. Казах с презрением смотрел на ниспроверженного великана и все время почему-то сквозь кривые зубы плевался. Наконец ему это занятие надоело, и он ехидно произнес:
– Ну как, салага, дела? Почему ты нас не приветствуешь? Али ты забыл то, кто в нашей армии правит? Тебя, урод, что не научили армейской субординации на сборах молодых солдат? Мой отец и тот когда-то почести Гречко отдавал…
На какое-то время казах замолчал, молчали и остальные старики. Молчал и «салага». Он только иногда прикладывал руку к своему носу, стремясь хоть как-то остановить кровь. Игра в молчанку надоела старослужащим. Один из них, который был очень тощий и даже, скорее всего, немощный, неожиданно встал и подбежал к лежащему. Затем с силой его пнул. Кузнецов от боли вскрикнул и сжался в комок, удары последовали еще и еще…
Последующие удары он уже не чувствовал. Ненависть к старикам, к этим извергам его переполняла. Мысль отомстить за себя, постоять за свое достоинство, как человека, мгновенно пронзила его сознание и душу. Он на какой-то миг вспомнил армейские «мемуары» своего отца, который довольно часто рассказывал своему единственному сыну о важности в драке бить всегда первым. Отец, проходя службу на китайской границе, ударил черпаком «старика» за то, что тот без всякого стеснения съел у него два белых куска хлеба. Все то, что происходило в дальнейшем, сын старшего Кузнецова уже не мог осознавать…
Он молниеносно поднялся и рванулся к первой солдатской тумбочке, на которой лежал солдатский ремень. Затем, взяв ремень в свои руки, он стремительно бросился к «старику» Макулову, который продолжал мирно чесать свою спину и вести непринужденный разговор со своими сослуживцами. Двое ему подобных также сидели на кровати, и раскрыв рот, слушали армейские сплетни своего вожака. Тощий в это время стоял возле молодого солдата и ждал очередных указаний от тройки. Он и глазом не успел моргнуть, как увидел испуганную физиономию своего вожака, шея которого почему-то оказалась в прочных «объятиях» солдатского ремня. Попытка тощего прийти на помощь Макулову не увенчалась успехом. Не успел он еще и сделать трех шагов в сторону кровати, на которой восседали дембеля, как получил от салаги сильнейший удар ногой в живот. От удара дембель мгновенно присел и стремительно опустился на пол. Услышав истошный хрип казаха, сидящая двойка испуганно бросилась вон из помещения. Куда и зачем эти дембеля утекли, взбеленившемуся молодому солдату сейчас было не до этого. Он видел перед собой только очень смуглую рожу казаха и его кривые зубы. Кузнецов с силой стягивал оба конца ремня и истошно кричал:
– Ты, старик, еще меня только тронь… Убью сейчас тебя, чурка из кизяка… Ты понял?
Солдат второго года службы Макулов в ответ ничего не говорил, он сильно хрипел и только. Из его узких, черных глаз катились слезы. На какое-то время ему удавалось открывать рот и шевелить языком. О чем говорил или просил Макулов, «палач» двухметрового роста так и не мог понять, да и понимать он не хотел. Ему было сейчас не до этого, жажда мести брала свое…
Развязка драки наступила минут через десять. Дежурный по части, седовласый майор, открыв дверь спального помещения, был ошарашен увиденным. В пустом помещении находилось трое солдат. Двое из них, один очень маленький, а другой длинный и тощий, лежали на полу. Между ними на корточках сидел с наголо остриженными волосами солдат и поочередно отпускал «почести» пряжкой солдатского ремня на голые задницы лежащих. Во время экзекуции старики издавали нечеловеческие крики и вопли…
Рядового Кузнецова с гауптвахты забрали только к вечеру. Дежурный по части решил дать время для обдумывания только что новоиспеченному солдату. Забирал молодого «старика» командир роты. Капитан был практически такого же роста, что и его подчиненный. Офицер был только значительно мощнее по фигуре, от этого он выглядел настоящим великаном. В этот вечер в канцелярии первой мотострелковой роты до поздней ночи горел свет. Никто из личного состава подразделения не мог знать содержание затянувшейся беседы между офицером и молодым солдатом. Не пытались делать «разведку» и старослужащие. Они просто-напросто очень боялись своего мощного командира, который уже порядочно «засиделся» на отличной роте. Продолжительная беседа была своеобразной игрой в одни ворота. Начальник задавал вопросы, подчиненный очень сухо на них отвечал. Александр, внимательно наблюдая за тем, как ротный старательно заносил его информацию в свой толстый «талмуд», иногда бросал изучающий взгляд на своего командира. На какие-то доли секунды их взгляды даже перекрещивались. Солдат первым не выдерживал и отводил свои глаза в сторону…
После завершения продолжительной беседы офицер встал из-за стола и крепко пожал руку своему подчиненному. Затем, немного подумав, он уверенно произнес:
– Знаешь, сибиряк… Бери сейчас свой матрац и неси его в зенитное отделение. Будешь продолжать службу у сержанта Дубровина. Он очень грамотный командир, да и ребята у него без всяких изъянов. Я этот перевод уже с замполитом обсудил, он также не против… Жалко то, что наш комиссар сегодня уехал в госпиталь…
Затем офицер опять присел за стол и снова придвинул к себе талмуд. Кузнецов, стоявший навытяжку, на обложке толстой тетради прочитал:«Книга индивидуальных собеседований с личным составом первой мотострелковой роты». Капитан непонятно почему улыбался и что-то помечал в своей тетради. Затем он ее закрыл, и откинувшись на спинку стула, оживленно проговорил:
– Кузнецов, у меня только-что идея в голове появилась… У нас скоро в полку соревнования по боксу будут. Наш полковой отец очень страстно любит бокс. Я ему уже порядочно приелся, да и возраст у меня уже не тот… Одним словом, я тебе даю возможность тренироваться. Тренировки только в свободное время. Как и где, это твои проблемы… В организации твоего бокса поможет сержант Дубровин. Я ему об этом скажу…
Офицер на прощание еще раз крепко пожал солдату руку и с гордостью произнес:
– Слушай меня, земеля… Я тебе честно скажу… Первый удар ротных дедов ты выдержал с честью… Ты действовал, как настоящий сибиряк… Ты, салага, наверное, не читал книги про героизм наших земляков. Они в годы войны шли в атаку в полный рост, именно сибирские полки спасли Москву…
Вторая ночь у молодого солдата Кузнецова в отличном подразделении прошла без всяких эксцессов, однако он опять всю ночь не спал. Причиной этому были уже не старики солдатской ранжирной системы. Думы о своих родителях, да и не только о них, заполоняли голову вчерашнего гражданского человека. Погруженный в эти мысли, он довольно часто смахивал рукой слезы…
После драки со стариками и беседы с ротным командиром Александр как-то по-другому стал воспринимать свое прошлое. Сейчас он очень сожалел, что не закончил десятилетку. Она могла бы открыть ему путь в институт. Время перед службой в армии он «просвистел». Даже в ПТУ по-настоящему не учился, к занятиям не готовился, довольно часто их пропускал. По этой причине он не стал каменщиком, его просто-напросто выгнали. Не задумывался он и над слезами матери, которая всегда плакала, когда получала письма от директора училища. Он не был помощником и в домашнем хозяйстве. Он даже не помогал родителям при заготовке сена или дров. Они, скорее всего, и сами не хотели по-настоящему приобщать к деревенскому труду своего единственного сына. Этим и пользовался он. Лишь после исчезновения отца Санька несколько исправился в лучшую сторону, он стал помогать матери на ферме. Скорее всего, у беззаботного детины тоже было сердце, ему надоели стоны матери по ночам.
Еще довольно молодая женщина очень часто жаловалась на боли в спине. Антонида пару раз ездила в районную поликлинику, там не помогли. Она также сделала попытку полечиться у знахарки в областном центре. Она, взяв с собой областную газету с объявлением, согласно которому неизвестная доселе кудесница излечивала все мыслимые и немыслимые болезни, сломя голову, ринулась к своей спасительнице. Молодая особа очень приветливо встретила больную, спросила о житье-бытье. Затем попросила крестьянку раздеться по пояс и лечь на облезлый палас, который был расстелен на полу. От «простыни» сильно несло запахом кошачьей мочи. Врачевательница изгоняла болезнь без всяких уколов и таблеток. Она, держа в руках не то гвоздь, не то обрубок проволоки, сделала пару кругов возле лежащей и властно прокричала:
– Эй, Иван, заводи другую больную… Эта уже готовая…
Иван, мужчина лет сорока, муж хозяйки, а может, и ее сожитель, быстро открыл окно и также зычно прокричал в небольшую толпу больных, которые коротали время у входа в подъезд:
– Товарищи и господа! Кто из вас следующий? Давай беги к нам…
От очень короткого медицинского сервиса довольно симпатичной знахарки Антонида чуть было не потеряла дар речи. Взяв в охапку бюстгалтер и кофту, она рванулась к хозяйке. Та открыть ей рот не дала. Кудесница мило улыбнулась и произнесла:
– У Вас, дорогая женщина, сейчас все будет в полном порядке… Боли исчезнут через пару недель… Свои денежные пожертвования положите в книгу, она лежит возле столика у входа…
Денежных пожертвований у пациентки из глухой деревни не было, в город она на электричке приехала «зайцем». Иван от двух гусиных тушек не отказался. Боли у крестьянки через две недели не прошли, не прошли они и через месяц, и через год…
Младший Кузнецов не оставил на своей родине и невесты. Он сейчас и сам, находясь в центре Европы, не мог понять, почему так получилось. Сашка себя к категории уродов никогда не относил. Все было даже, наоборот. Почти все его деревенские одноклассницы, да и многие девчата из ПТУ, были в восторге от силы молодого парня. На всевозможных танцульках Санька-Верзила всегда был в центре женского внимания, даже несмотря на то, что он не умел по-настощему танцевать. Александр сам никогда девушек на танцы или в кино не приглашал, он их страшно стеснялся. Они его сами приглашали. Кое-кто из представительниц слабого пола, разные по возрасту и по внешности, считали для себя честью потанцевать с парнем двухметрового роста. Некоторые просили его проводить, проводы заканчивались возле дома или у входа в общежитие. Побывать в квартире какой-либо девушки, не говоря уже переспать с ней, парню до армии так и не удалось. Девчата, вполне возможно, хотели просто-напросто позабавиться с ним, как с своеобразным чудом природы. Санька и сам не мог понять того, в кого он так сильно вымахал. Отец и мать были среднего роста, по словам родителей все предки были ниже их.