– Ты думаешь, мальчики тоже плачут и молят о пощаде? – Его слова прерывались тяжелым свистящим дыханием, словно он говорил сквозь стиснутые зубы.
Вывернув шею и скосив глаза, Александра видела его массивную фигуру над собой.
– Ты действительно так думаешь?
– Я… я… – Она ощущала полную беспомощность и не знала, что сказать.
– Нет, леди Александра, они мужественно принимают свою судьбу. – Его теплое, пожалуй, даже горячее дыхание на ее щеке показалось ей отвратительным. Но она не имела опыта общения с мужчинами и даже подумать не могла, что вслед за дыханием ее щеки коснется влажный язык.
Мокрый след на коже вызвал омерзение, но она не успела отреагировать, потому что мужчина принялся деловито задирать ее юбки.
Потрясенная, она никак не могла решить, что делать. Бороться? Закричать в надежде, что кто-нибудь из учителей проснется и придет на помощь? Но защитят ли они ее? Или исключат из школы? А может быть, не сдерживать слезы, которые жгли глаза, и понадеяться, что он смягчится? Быть может, если она покорится порке, это быстрее закончится?
– Эта вещь достаточно тонкая, чтобы видеть сокровище под ней, – пробормотал мужчина, полностью сбив с толку Александру. – Полагаю, я ее оставлю.
Охваченная паникой девушка не сразу сообразила, что он ведет речь о панталонах. В этот момент последовал первый удар.
Используй он ремень, она бы покорилась. Ведь она заслужила наказание. И еще она желала защитить свои планы на будущее и близких друзей.
Она бы приняла свою судьбу мужественно, как мужчина.
Но он ударил ее рукой. Гадливое ощущение от прикосновения его пятерни к телу, жуткий звук соприкосновения плоти с плотью, боль и абсолютное унижение вызвали реакцию, на которую Александра не считала себя способной.
Мужчина нанес еще три удара, прежде чем ее сопротивление стало настолько сильным, что он больше не мог удерживать ее одной рукой.
Тогда он прижал ее к столу своим телом.
– Не дергайся, – задыхаясь, прошипел он, – или я за себя не отвечаю.
– Ответите, – выпалила она. – Я позабочусь о том, чтобы вы ответили перед законом.
Мужчина издевательски захохотал.
– Кому, по-вашему, поверят, леди Александра? Уважаемому учителю из династии, представители которой обучали особ королевской крови, или маленькой испорченной воровке, выдвигающей возмутительные обвинения, чтобы спасти свою репутацию?
Вопрос заставил Александру задуматься.
Кому, на самом деле, поверят? В Англии она принадлежит к аристократии, но здесь… так далеко от дома… что она может?
– Отпустите меня! – Увы, ее требование прозвучало как просьба, даже мольба. – Отпустите, или я погублю вашу репутацию.
– Не получится, потому что сначала я погублю твою репутацию, – выпалил он ей в ухо и всем телом навалился на нее, больно прижав к столу.
Александра похолодела. Мужчина явно решил не ограничиться наказанием.
Она стала вырываться изо всех сил, но он был сильнее. Она требовала, чтобы он остановился, взывала к его разуму, умоляла – все тщетно. Он только еще больше распалялся. Все ее возможности были исчерпаны.
Директор просунул руку между их телами и расстегнул свои панталоны. После этого он быстро обнаружил прорезь в ее панталонах.
– Сопротивляйся, сколько хочешь, – прохрипел он. – Мне это даже нравится. В любом случае, это не займет много времени.
Времени действительно не потребовалось много. Александра следила, как с каждым ее выдохом полированная поверхность стола затуманивалась, а с каждым болезненным вдохом пар от дыхания исчезал.
Быть может, стоит вообще перестать дышать?
«Это не займет много времени». И не заняло.
Время, подумала Александра, не играет большой роли. За одно лишь мгновение можно потерять все – девственность, достоинство, способность доверять, чувствовать себя в безопасности.
А еще – рассудок. И себя.
Ее глаза бегали по столу, машинально отмечая несущественные детали: зернистость дерева, книги – обложка одной из них была цвета крови, отблеск лунного света на полированной поверхности. Она вспомнила, как Франческа вытащила некий предмет из кармана.
Перламутровая рукоятка.
Первая вещь, которую они у него украли.
Из-за этого он сейчас отбирает у нее невинность.
Александра обнаружила, что изо всех сил сжимает эту самую рукоятку. Но когда она успела ее схватить?
«Это может его остановить, – подумала она. – Я должна его остановить».
Девушка резко вывернулась и полоснула острым лезвием по горлу мучителя. Звуки, которые он издавал, моментально изменились. Теперь это были уже не громкие хриплые стоны. Они стали тише, мягче, влажнее.
Мужчина отпрянул от нее. Из нее. В тень. При этом он зажимал шею, словно пытаясь удержать текущую кровь. Его губы двигались, но горло было перерезано, и он лишился голоса. Кровь стекала под воротник черного директорского одеяния.
Александра опустила юбки и отошла в сторону, все еще сжимая в руке бритву. Мужчина рванулся к ней и упал, уткнувшись лицом в ковер.
Стараясь двигаться очень тихо, девушка выскользнула из комнаты и плотно закрыла за собой дверь. Она побежала по темному коридору, освещаемому только лившимся сквозь высокие окна лунным светом. Она поднялась по лестнице в башню, где Рыжие проказницы делили великолепную комнату.
В ее ушах еще гремели звуки, издаваемые насильником. Они заглушали все остальное. Войдя в комнату, она с порога выпалила:
– Я убила его. – Но собственных слов тоже не услышала.
Рыжие проказницы стояли, тяжело дыша от усталости, под серебристым ночным небом, наблюдая, как Жан-Ив, школьный садовник, сажает маки. Было уже очень поздно – или совсем рано, как посмотреть, – но даже в этот час цветы переливались закатными красками. Садовник не сажал их аккуратными рядами. Он создал чудесную композицию, соблюдая совершенный баланс между хаосом и порядком.
– Де Маршанд всегда был дрянью, – сказал он. – Теперь, по крайней мере, это будет полезная дрянь. Удобрение для садовых растений. – Он снял шапку, вытер пот со лба и посмотрел на Александру с таким сочувствием, что она едва не разрыдалась. Мешки под глазами мужчины стали заметнее, всклокоченные волосы шевелил ветерок с озера. – Он творил что хотел, наслаждаясь полной безнаказанностью, и, в конце концов, возомнил, что ему позволено абсолютно все.
Александра закрыла глаза. Она до сих пор не пролила ни слезинки.
Ни когда Франческа с торчащими в стороны тонкими косичками морковного цвета, одетая в длинную голубую ночную сорочку укладывала бритву в карман де Маршанда, ни когда побледневшая Сесилия заворачивала тело в залитый кровью ковер и помогала садовнику снести его в сад. Ни когда они начали забрасывать его черной землей.
Проказницы позволили Александре только держать фонарь. С этим она справилась. Она стояла, словно статуя, освещая место, где закапывали труп, даже когда ее плечо стало дрожать от усталости, потом болеть и, в конце концов, гореть. Даже когда что-то отвратительное поползло по ее ноге, она не пошевелилась.
Она чувствовала холод. И пустоту. В какой-то момент ей показалось, что она сама превратилась в камень. Похоже, никто не сможет отобрать у нее фонарь. Она теперь всегда будет его держать. А когда придут власти – а они придут, как же иначе, – она сама укажет им, где тело. И вынесет им всем приговор.
– Я здесь сам все закончу, а потом позабочусь, чтобы в кабинете не осталось никаких следов. – Жан-Ив смотрел на Александру, хотя обращался к Сесилии. – Уведите ее, и как следует позаботьтесь о бедняжке.
Сесилия кивнула и погладила мужчину по плечу.
– Поговорим завтра. – Садовник нежно чмокнул девушку в висок и вернулся к работе.
Александра не могла выпустить из рук фонарь. Франческе пришлось разжать ее пальцы и забрать его.
Когда ее вели обратно в комнату, она ничего не чувствовала – только то, что находилось под ногами. Сначала это была трава, покрытая холодной росой, потом скользкий пол кухни, и, наконец, пушистые ковры школьных коридоров – сущая отрада для ног.
И для измученной души.
Александра не помнила, как очутилась в башне. Просто в какой-то момент поняла, что стоит в своей комнате и смотрит на угли в камине, а подруги тихо суетятся вокруг нее. Она даже не осознавала, что ее раздели, пока ее ноги не погрузились в теплую воду.
Огонь в камине вспыхнул, когда его пищей стали грязные ночные рубашки, халаты, любимое желтое платье Александры и ее нижнее белье. Франческа подбросила в камин еще два бревна, а Сесилия помогла Александре сесть в ванну и аккуратно вымыла подругу.
Александра следила, как горит ее нижнее белье.
Де Маршанд не снял его. Прорезь в панталонах, сделанная для удобства женщины, была удобной и для мужчин. Раньше она никогда об этом не думала. Впрочем, а кто заранее думает о подобных вещах? Ей внезапно захотелось предостеречь всех женщин, живущих на земле.
– Ты уверена, что Жан-Иву можно доверять? – Затянувшееся молчание нарушила Франческа. Она стояла, совершенно голая, перед шкафом, отыскивая чистые ночные рубашки. – Мне не нравится, что он все знает.
Александра внимательно осмотрела худое тело подруги. Де Маршанд ошибся. Франческа была худой, но вовсе не костлявой. Она была изящной, высокой, холеной и чем-то напоминала породистых лошадей, на которых так любила ездить. Она быстро соображала, имела острый язычок и невероятное чутье.
Александра ей очень завидовала. Возможно, обладай она хотя бы частичкой полезных качеств подруги, сумела бы спастись раньше, чем…
– Жан-Ив – единственный мужчина, которому я верю, – решительно заявила Сесилия и тыльной стороной ладони вернула на переносицу сползшие на кончик носа очки. – Он сохранит тайну, можешь не сомневаться.
Франческа замерла, держа в руках пару новых белых панталон. Ее зеленые, как у кошки, глаза светились любопытством.
– Кажется, твой отец еще жив? И он викарий?
– Да. – Лицо Сесилии помрачнело.
– А Жан-Ив – единственный мужчина, которому ты доверяешь?
– Все так, как я сказала. – Ее сапфировые глаза вспыхнули, но Франческа этого не заметила, поскольку надевала через голову ночную рубашку.
– Я знаю, этот человек важен для тебя, Сесил, но мы должны подумать…
– Жан-Ив и я давно договорились, – перебила ее Сесилия и, взяв кувшин, принялась мыть волосы Александры. – Когда мы отсюда уедем, я возьму его с собой.
– Но…
– Поговорим завтра! – Сесилия повысила голос. В нем прозвучала горячность, которой Александра раньше не замечала в подруге. Ее тон не предполагал споров. И даже Франческа замолчала.
«Моя вина».
Наконец прорвались горячие злые слезы. Они обожгли Александру не хуже огня инквизиции. Ее подруги поспорили, и все из-за нее. Она подвергла опасности и милого старика Жан-Ива, и своих лучших подруг.
«Моя вина. Моя вина. Моя вина».
Эти слова звучали в ее голове, словно ружейные выстрелы, постоянно ускоряясь. Как шлепок плоти по плоти. Она не могла сказать, как долго Сесилия и Франческа купали ее и куда дели грязную воду. Она не помнила, как ее одели и заплели косы, и когда она очутилась в постели.
Но прошло какое-то время, и громкий голос Франчески, зовущий ее по имени, проник сквозь густую пелену тумана, в котором она плавала остаток ночи.
– Александра!
– Моя вина. – Мысль, преследовавшая ее всю ночь, вырвалась сдавленным животным воплем. – Это все моя вина!
– Боже мой, нет! – Франческа устроилась рядом с ней и положила голову ей на плечо. – В том, что произошло прошлой ночью, твоей вины нет!
– Теперь вы мои сообщники, – всхлипнула она, корчась от мучительной душевной боли. – Я не должна была вываливать все это на вас. Это может сломать ваши жизни.
Подбежала Сесилия и легла рядом с Александрой с другой стороны, щедро делясь с подругой своим теплом.
– У всех нас есть тайны, Александра, способные сломать наши жизни.
– Но не такие, как эта. Я… я убила человека.
– Ты убила насильника. – Франческа натянула одеяло до подбородка Александры. – Мы сделали бы то же самое, окажись мы… – Она не закончила предложение, выказав чувствительность, которую обычно скрывала.
– У каждой есть тайны? – Александра повернула голову к Сесилии. До нее только теперь дошли слова подруги. – Я знаю вас четыре года… Вы никогда не говорили о страшных тайнах.
Сесилия всхлипнула, неожиданно став намного моложе своих восемнадцати лет.
– Я не хотела делиться этим ни с кем, – пробормотала она, – но не хочу, чтобы ты чувствовала себя одинокой.
Франческа всмотрелась в глаза Александры. Ее прелестное личико смертельно побледнело. Александра не представляла, что такой цвет лица может быть у живого человека.
– Мы должны поделиться всеми своими тайнами, тогда между нами возникнет неразрывная связь, основанная на безусловном доверии.
Слова подруги бесконечно тронули Александру.
– Расскажите мне, – прошептала она, готовая услышать все что угодно, только бы отвлечься от ужаса, с которым ей предстояло жить дальше.
Сесилия молчала целую вечность, собираясь с силами. Когда же она, наконец, заговорила, ее голос звучал тихо и хрипло:
– Я незаконнорожденная. У моей матери был любовник. Она умерла, давая мне жизнь, а отец… человек, вырастивший меня… дал понять, что никак не может быть моим отцом. И он всю жизнь попрекал меня тем, что моя мать умерла из-за своей неверности… нечестивости.
Франческа кивнула. Она хотела, но не могла облегчить боль подруги.
– Дорогая, он был жесток с тобой?
– Невыразимо. – Сесилия поморщилась.
– Ты знаешь своего настоящего отца? – спросила Александра, прижимаясь к Сесилии. – Это тот самый таинственный благодетель, который оплачивает твое обучение?
Сесилия покачала головой и пожала плечами. От стыда ее щеки покраснели.
– Хотела бы я знать. Иногда я уверена, что это он. Я провела много лет в Шардонне одна. До того, как мы с вами подружились, Жан-Ив был моим единственным другом. Маленькой девочкой я часто пряталась в его саду и докучала ему. Постепенно мы подружились.
– Я чувствую себя настоящей тупицей, – призналась Франческа. – Если ты доверяешь ему, значит, мы тоже.
– Чем больше людей знает тайну, тем больше опасность. – Сесилия смахнула с ресниц непрошеную слезинку. – А ты, Франческа? У тебя есть тайна?
– А как же! – горько усмехнулась девушка. – Я самозванка. Меня зовут не Франческа Кавендиш, а Пиппа. Пиппа Харгрейв.
Обе подруги непроизвольно разинули рты.
Изумрудные глаза Франчески блеснули.
– Мои родители – Чарлз и Хетти Харгрейв. Они были слугами Уильяма и Терезы Кавендиш, графа и графини Мон-Клэр. Мы жили в Йоркшире. Я выросла вместе с графскими детьми, Фернандом и Франческой.
Сесилия задумалась.
– Мне казалось, все Кавендиши погибли при пожаре, кроме…
– В огне никто не погиб.
Александра растерянно заморгала. Ей даже пришло в голову, что у подруги от горя помутился рассудок.
– Что? О чем ты говоришь?
Взгляд Франчески стал тусклым. Похоже, ее прошлое было настолько мучительным, что могло сломить ее, втоптать в грязь.
– Вы когда-нибудь слышали, чтобы пожар, начавшийся в доме, где жило около ста человек, средь бела дня, унес жизнь всех без исключения?
– Это действительно странно, если только… – Сесилия не договорила. Она и Александра обменялись задумчивыми взглядами.
Следующие слова Франчески подтвердили их худшие опасения.
– Если только все в доме уже не были мертвы. – Она смотрела куда-то вдаль, и ее лицо не выражало ничего. – Нет, не мертвы, – добавила она. – Зверски убиты. Люди на лошадях появились во время чаепития. Мне было восемь лет, и я решила, что их целая армия. Сейчас я думаю, что их на самом деле было не больше дюжины. Они убили всех – графа, графиню, слуг, моих родителей.